Один профессор, преподававший философию Декарта, прочел аудитории вопрос некоего студента: «Сэр, я мыслю, но как мне узнать о том, что я присутствую?»
Профессор сделал вид, будто вглядывается в аудиторию.
— Присутствует ли здесь студент, задавший этот вопрос? — спросил он.
— Присутствует! — громко выкрикнул этот студент.
Человеку необходима определенная идея «я», иначе он не сможет жить в мире. Итак, мы не знаем настоящее «я», поэтому заменяем его ложным «я», чем-то изобретенным, надуманным.
Будда отрицает существование самости, потому что, с его точки зрения, слово «самость» — это просто другое название эго, с легким оттенком духовности, а в остальном они не различаются. Будда использует слово «анатта». «Атта» означает «самость», а «анатта» означает «не-самость». Но он не отрицает существование души. На самом деле, он говорит о том, что вы познаете душу только тогда, когда полностью отбросите самость. Но Будда ничего не говорит об этом, потому что как раз об этом сказать ничего нельзя.
Его подход осуществляется через отрицание. Он говорит: «Вы не тело, вы не ум, вы не самость». Он все время отрицает, исключает. Он исключает все, что вы можете осознать, но ничего не говорит о том, что остается. То, что остается, и есть ваша реальность. Я имею в виду совершенно чистое небо без облаков, когда нет мыслей, нет личности, нет эмоций, нет желания, нет эго — ничего не остается. Все облака исчезли, и осталось только чистое небо.
Это невыразимо, неопределимо. У этого нет названия. Именно поэтому Будда хранит полное молчание об этом. Он знает, что стоит только что-нибудь сказать об этом, и вы тотчас же отпрянете назад к своему старому представлению о самости. Если Будда скажет: «В вас есть душа», то что вы поймете? Вы подумаете: «Он называет это душой, а мы называем это самостью. Это то же самое. Возможно, высшая самость — это духовная самость, а не обычное эго», Но духовная самость или недуховная — все равно суть в том, что у моего существа отдельное бытие.
Будда не соглашается с тем, что вы отдельны от всего сущего. Вы едины с органическим существованием, поэтому вам не нужно ничего говорить о своей отдельности. Даже слово «душа» даст вам определенную идею об отдельности, и вы неизбежно поймете это слово по-своему, неосознанно.
Хамид, твой друг говорит, что человек — это биохимический компьютер и ничего больше.
Может ли биохимический компьютер говорить так? Может ли биохимический компьютер отрицать существование самости, души? Ни у одного биохимического компьютера или еще какого-то компьютера нет представления о самости или ее отсутствии. У твоего друга есть какие-то мысли на этот счет, и значит он, без сомнения, не биохимический компьютер. Ни один биохимический компьютер не может написать диссертацию на тему об искусственном интеллекте! Неужели ты полагаешь, что искусственный интеллект может написать диссертацию на тему об искусственном интеллекте? Здесь необходимо кое-что более значительное.
И твой друг совершает большую ошибку, полагая, что Будда утверждает то же самое:
«…что все на свете сочетается и нет ни самости, ни души, ни духа, ни „я“».
Он ошибается, полагая, что Будда соглашается с его точкой зрения. Вовсе нет. Опыт Будды исходит из медитации. Без медитации никто не может иметь никакого понятия о том, что говорит Будда. Мнение твоего друга зиждется на точке зрения научного исследователя. Это не его опыт, не его наблюдение. Он изучает биохимические компьютеры, искусственный интеллект извне. Кто же учится извне?
Вы можете представить себе два компьютера, изучающих друг друга? Компьютер может обладать только тем, что загрузили в него, и он не может иметь больше, чем это. Необходимо поместить в него информацию, тогда он будет хранить ее в своей памяти, ведь он и есть система памяти. Он может творить чудеса в том, что касается математики. Компьютер может быть гораздо более эффективным, чем любой Эйнштейн в области математики, но компьютер не умеет медитировать. Можете ли вы представить себе компьютер, который просто тихо сидит и ничего не делает… приходит весна, а трава растет сама по себе?
Есть много качеств, которые недостижимы для компьютера, Компьютер не может влюбиться. Вы можете соединить вместе множество компьютеров, но они все равно не влюбятся! Компьютер не может ощущать красоту. Компьютер не может познать блаженство. У компьютера не может быть осознанности. Компьютер не способен чувствовать безмолвие. А именно эти качества доказывают, что у человека есть нечто большее, чем искусственный интеллект.
Искусственный интеллект может выполнять научную работу, математическую работу, он может вычислять, причем прекрасно вычислять, очень быстро и эффективно, потому что он машина. Но машина не может осознать то, что делает. Компьютер не может почувствовать скуку, компьютер не может почувствовать бессмысленность, компьютер не может испытывать муку. Компьютер не может начинать исследование истины, он не может отречься от мира и стать саньясином, он не может отправиться в горы или в монастырь. Он не может вообразить ничего вне области механики, а ведь все самое важное лежит вне области механики.
Полицейский пускается в погоню за автомобилем, заметив, что его водитель — это компьютер, робот, который сидит в шляпе, курит сигару и ведет автомобиль одной рукой, а другая свисает из окна.
Наконец полицейскому удается остановить автомобиль. Он подходит к нему и с удивлением видит, что рядом с роботом сидит какой-то человек.
— Вы с ума сошли? — восклицает полицейский. — Зачем вы позволили своему роботу вести машину?
— Простите, сэр, — отвечает этот человек. — Я попросил его подвезти меня!
Да, такое возможно в анекдотах, но только не в действительности.
Поланский любит играть часами с кукушкой. В одно дождливое воскресное утро он снимает со стены свои часы с кукушкой, а потом снова вешает их.
В двенадцать часов собирается семейство, и все ждут, когда милая птаха споет свою песню, но ничего не происходит. Они ждут, и вот уже бьет час пополудни, но кукушки нет. В два часа они все еще ждут, когда же появится птичка. Наконец в три часа открывается дверца, и показывается кукушка.
— Черт возьми! — пищит птаха. — Ребята, кто-нибудь из вас знает, который час?
Ошо, вчера вы говорили о Кришнамурти и других мастерах, и, в частности, о том, что мы можем понять, познать, сдаться и влюбиться в мастера, но не должны следовать за мастером и верить в него. Можно ли сдаться, не веря? Мое сердце подсказывает мне, что сдаться и верить — это одно и то же. Я не чувствую никакой разницы. Что такое сдача и вера? Я хочу верить. Я нуждаюсь в вере! Если вы говорите, что медитация — это источник, а я практикую медитацию, то я верю и доверяю вам.
Дхьян АннаСдача вообще невозможна, если вы верите, потому что вера от головы, а сдача от сердца. Вера означает, что вы убеждены логически, интеллектуально в том, что сказанное верно. Вас удовлетворяет какой-то аргумент. Вера не имеет никакого отношения к сердцу, она полностью от ума, это умственное явление. Вера — это не любовный роман.
Вера означает, что вы убеждены интеллектуально, потому что вы не можете увидеть ни одного аргумента, способного оспорить вашу точку зрения, и все аргументы, которые вы можете выдумать, только доказывают вашу правоту. Но в душе у вас непременно возникнет затаенное сомнение. Вера не может уничтожить сомнение, а может только прикрыть его. Она может прикрыть его настолько совершенно, что вы, вполне возможно, забудете о сомнении, но оно все равно всегда в вас. Только поскребите чуть-чуть любого верующего, и вы найдете в нем сомнение. Именно поэтому верующие всегда боятся слушать то, что противоречит их вере.
Католическая церковь все время что-то запрещает католикам, предписывая им одни книги читать, а другие книги не читать. Эти церковники беспрестанно отправляют в черный список книги, которые запрещены для католиков. В библиотеке Ватикана есть тысячи невероятно прекрасных документов, которые собирали там тысячи лет, и все эти священные писания они сжигали и запрещали. Но эти церковники все же сохранили несколько их копий в библиотеке Ватикана в качестве исторического прошлого, в качестве доказательства того, что было создано в прошлом и что было уничтожено в прошлом. Все, что противоречило христианству, уничтожалось.
Точно так же поступали мусульмане, индуисты — почти все верующие мира. Чего же они боялись? Все они осознают, что верующий не свободен от сомнения, что сомнение присутствует в нем, и любой человек может снова поднять пыль. Так или иначе они все уладили, и им удалось закрыть рану, но рана все равно не зажила, она есть, и под повязкой она продолжает расползаться.
