– Пожалуйста, – мелко захихикала баба Катя, – нас тут живут три семьи. Беркутовы, Коськины и мы, Долгопятовы. Первых вроде трое, значится, им «двушка» нужна! А еще Ленка лежачая, ей своя комната положена, следовательно, им «трешка» светит. Закон велит больным лучшие условия создавать, так?
– Продолжайте.
– Коськиных двое, мать и Мишка, разнополые, им в «однушку» не поехать, верно?
Я кивнул.
– А вот нас с Ларочкой можно и в маломерку запихнуть, но по правде все не так.
– А как же?
– Мишка уголовник, у него ограничение, в Москве жить нельзя, – затарахтела баба Катя, – он дал денег участковому, тот глаза и закрыл. Люди про нарушение знают, но молчат, боятся бандита. А мать его замуж вышла, к мужику съехала, у того квартира хорошая, но к себе он жену не прописывает. Они чего удумали: дадите им «двушку», живо разменяют: Мишку в однокомнатную, а вторую сдавать. По-хорошему, Коськиным ниче не положено, Мишка вор без прописки, а мамаша пусть к хахалю отправляется. Вот вам первая экономия. Теперь о Беркутовых. Я слышала, че вам Машка плела, брехня это. О матери она не заботится, не сидит с ней, воды дать убогой – и то лень, уносится вон, Галке копейки платит, та и приглядывает, но тоже сиднем не сидит, прибегает ненадолго.
– Кто такая Галя?
– А эта, толстая, в розовом, она в пятнадцатой живет. Олеськи тут нет, не ночует она никогда и не появляется, давно не встречались, – бабка торопилась вывалить компромат на соседей, – че выходит? Беркутовым меньше «трешки» не дадут. Только они ее получат и мать придушат! Хватит девкам одной спальни, не княгини. А вот нам с Ларочкой надо побольше площади. Давайте договоримся: я на всех досье составлю, кто, где, с кем живет, и вашему хозяину отдам. А нам за работу предоставьте просторные хоромы. Во, полюбуйтесь, чего я говорила? Она уже удрапала!
Я подошел к окну, по узкой улице медленно шла Маша, одетая, несмотря на теплую погоду, в распахнутую куртку и платье с широким белым поясом.
– Такси сейчас словит, – закурлыкала баба Катя, – на метро она не ездит, крутая. Матери больной яблочка не купит, а сама…
Я кинулся к двери.
– Так как, мы договорились? – попыталась остановить меня баба Катя.
– Да, да! – крикнул я и ринулся во двор к своей машине.
Через пять минут я вырулил на Садовое кольцо. Маша маячила на обочине с поднятой рукой. Пару раз к ней подкатывали бомбисты, но девушка не садилась в машины, очевидно, никак не могла достичь консенсуса с водителями. В конце концов шофер серо-синей «Волги» согласился на выдвинутые ею условия и повез Беркутову в сторону метро «Маяковская».
Я пристроился им в хвост и включил радио. «Волгу», как правило, покупают отставные военные, они люди осторожные, ездят по правилам, скорость не превышают.
Через полчаса мне стало понятно, что Маша торопится за город, серо-синяя машина миновала Ленинградский проспект, выскочила на одноименное шоссе, проехала через Зеленоград, свернула вправо, влево и, задержавшись на минуту у шлагбаума, въехала в поселок.
Я припарковался у мусорных баков и начал терпеливо ждать. Не прошло и десяти минут, как «Волга» медленно выехала из ворот.
Я вышел на дорогу и помахал рукой.
– Чего тебе? – высунулся из окошка водитель, полный мужик лет шестидесяти, в кожаной кепке.
– Хотите получить двадцать долларов? – спросил я.
– Бесплатный ток бывает только на электрическом стуле, – усмехнулся шофер.
– Так я не даром деньги раздаю!
– Че те надо? С толкача завести? Если на «галстуке» тянуть, то двадцаткой не отделаешься, – начал торговаться бомбила.
– Все проще. Вы сейчас привезли девушку?
– Ну.
– Где она вышла?
– А тебе зачем?
Я вынул зеленую купюру и помахал ею перед носом бомбиста.
– Жена она моя, решил проследить, куда ездит!
Шофер схватил банкноту.
– Сто пятый участок.
– Кто ее встретил?
– Калитку толкнула, та открылась, видно, у нее там свояки живут, – заржал водитель, – а муж в чужих числится.
Очень довольный собой, шофер нажал на газ, «Волга» поплюхала по дороге, я сел в машину и подъехал к шлагбауму. Охранник даже не высунулся из будки. Красно-белая полосатая палка медленно поднялась, я поколесил по не слишком широким улочкам. Поселок был неэлитным, домики тут теснились на небольших участках близко друг к другу, не поражали роскошью и архитектурными наворотами. Но если б у меня был выбор, где жить – здесь или в Москве, – я предпочел бы оказаться подальше от столицы.
Коттедж, на углу которого красовалась табличка с цифрой «105», практически не отличался от соседского: красный кирпич, обычные окна, оцинкованная крыша. Впрочем, в других домиках не было света, очевидно, хозяева еще не вернулись с работы или приезжали в поселок по выходным, а в особнячке Беркутовой мерцал огонек.
Я быстро поднялся по ступенькам, толкнул дверь, очутился в прихожей, выложенной плиткой.
Маша обнаружилась в небольшой комнате, обставленной в стиле ампир, повсюду позолота, белая полированная мебель и картины с изображением тучных голых женщин.
Девушка сидела на корточках у книжных полок. Часть томов была вынута, и перед Машей зияла ниша, а на ковролине горкой лежали пачки долларов.
– Некрасиво брать чужое имущество, – громко сказал я.
Маша взвизгнула, схватила ассигнации в охапку, прижала их к себе, обернулась, пару секунд просидела с выпученными глазами, потом завизжала.
– Если и дальше вы будете орать, то сюда явится охрана и начнет задавать вам малоприятные вопросы, – сказал я и сел в глубокое кресло, обитое ярко-малиновым плюшем. – Окажись я на месте секьюрити, очень бы удивился и поинтересовался: «Девушка, с какой стати вы по чужим сусекам шарите?»
– Как вы сюда попали? – неожиданно почти спокойно спросила Маша.
– Через дверь, – издевательски ответил я.
– Я свое беру, – рявкнула воровка.
– Кстати, – ухмыльнулся я, – думаю, вашей маме было бы удобнее тут. Свежий воздух, хорошее помещение, да и денег на памперсы хватит.
Маша вздрогнула и протянула мне одну пачку.
– Бери и уходи.
– Дешево вы меня покупаете, – покачал я головой.
Девушка быстро вытерла рукой лоб.
– Сколько ты хочешь?
– Мне не нужны деньги.
Маша хихикнула.
– Лады, пошли в спальню, только помойся сначала.
– Вот уж это мне тем более ни к чему, – скривился я, – слава богу, я не нуждаюсь в продажной любви.
– Так че тебе надо? – взъерепенилась Маша. – И ваще, тут частная собственность!
– Ваша?
– Че?
– Особняк кому принадлежит?
– Ну Олеськин!
– Следовательно, вы можете в нем хозяйничать?
Маша вскочила, села на диван, закинула ногу на ногу и прошипела:
– Пошел на… Она моя сестра! Я единственная законная наследница! Имею право на все!
– Через полгода, – пояснил я.
– Че?
– Имущество, оставшееся после умершего владельца, переходит в другие руки через шесть месяцев после смерти хозяина.
– Чегой-то?
– Таков закон, за это время должны отыскаться все наследники.
Машина мордочка вытянулась.
– Какие такие наследники?
– Родственники: муж, сестра, родители, дети.
– Сестра была самая главная! – подскочила девушка.
Я усмехнулся.
– Вы во второй очереди, муж с детьми в первой. А еще возникнут вопросы, откуда у скромной горничной домик и куча денег.
– Че ты хочешь? – устало поинтересовалась Маша.
– Честного ответа на мои вопросы.
– Я мало знаю, – протянула Маша.
– Все же давайте начнем.
– Спрашивай, – кивнула она.
– Кем служила Олеся?
– Горничной.
Меня охватила злость.
– Деточка, если вы решили опять врать, то лучше не надо.
Маша взяла со столика пачку тонких сигарет.
– Да не, правда. Олеська сначала в больницу пошла, там беда! Жуть зеленая, долго даже святой не выдержит. Знаете, как она плакала! Придет домой, на раскладушку ляжет и в голос ревет. Только куда деваться? А потом ее какой-то мужик нанял, денег за хороший уход дал, мать у него в клинике лежала, после операции. Олеська за бабкой лучше чем за родной присматривала, вот ей тот дядька и предложил: «Бросай в госпитале ломаться, иди к нам в домработницы, денег будет столько же, а работы меньше. С одной легче возиться, чем по отделению летать». Ну, она и согласилась. Бабка та потом померла, Олеська в другое место пристроилась. Больше я ничего не знаю.
Я нахмурился.
– Ей-богу! – воскликнула Маша. – Мы хоть и сестры, только Олеська подробности про себя не рассказывала. Ща, выложу все по порядку. Да, она попросила: «Маш, прикинься моей хозяйкой, я телефон дам, если понадобится, ну вроде я у тебя служила, скажешь обо мне хорошее…»
Маша удивилась и спросила:
– Чего, ты с хозяевами поругалась?
– Умер он, – мрачно пояснила сестра, – несчастный случай, с лестницы упал, кто захочет горничную после такой истории нанимать.
