Она так редко сердилась, что Одетта, увидев ее лицо, встревожилась.
— Что так расстроило тебя, мама?
— Вот это письмо.
— От графа Хотона?
— Да, можешь прочесть, если пожелаешь.
Мать положила письмо на стол и вышла из комнаты.
Вышла, чтобы скрыть слезы.
Мать плакала.
Письмо было очень коротким.
Она прочла:
Дорогая миссис Чарлвуд!
Я получил письмо, которое Вы написали мне от имени своего мужа преподобного Артура Чарлвуда с просьбой предоставить ему вакансию в одном из приходов моего поместья.
Мой отец наказывал мне не предоставлять преимущества родственникам. Они все равно останутся недовольны и неблагодарны. Отныне я намерен, как глава семьи, следовать во всем его примеру и советам.
Искренне Ваш,
Хотон.
Дочитав письмо до конца, Одетта почувствовала, что ей, так же как матери, трудно справиться со своим гневом.
После этого они никогда не упоминали имени графа Хотона, чтобы не переживать еще раз чувство глубокого разочарования и оскорбленного достоинства.
Теперь, когда он держал ее руку, она напомнила себе, что ненавидит его и если сумеет причинить ему боль, как он когда-то причинил ее матери и, разумеется, отцу, может быть, и не ведая того, с радостью сделает это.
Казалось, мир грез вновь окутал ее.
Человек, стоявший рядом, — негодяй, с которого надо наконец сорвать маску и наказать за предательство.
Ей стало интересно, как бы поступила с ним принцесса Шарлеваль.
А вскоре она поняла, что должна делать.
Она инстинктивно пошевелила пальцами, пытаясь вытащить их из его руки.
— Tiens![3] Вы и в самом деле важная персона, milord! У меня во Франции тоже есть положение в свете и имя. Однако я уверена, вряд ли вы могли слышать обо мне.
— Скажите мне ваше имя.
— Мой муж — lе Prince Jean de Charleval[4].
— Значит, вы принцесса! — выпалил Хотон. — Мне следовало этого ожидать. К тому же принцесса Одетта — прелестное имя для прелестной особы.
— Вы опять льстите мне, monsieur.
— Нет, я говорю правду. Когда мы сможем встретиться вновь?
Одетта пожала плечами, хорошо сознавая, что при этом голубой тюль плавно скользит по ее белоснежной коже.
Она почувствовала, что граф заметил это.
— Вы чувствуете то же самое, что и я, — сказал он. — Нам необходимо поговорить. Вы позволите пригласить вас на ленч?
Одетта покачала головой.
— Тогда на обед или ужин?
Девушка силилась припомнить, что было намечено на завтра для леди и лорда Валмер, и вдруг, словно огненные буквы зажглись перед ее глазами, всплыло в памяти, что завтра вечером посол везет их с Пенелопой во дворец Тюильри.
Императорская чета устраивала там грандиозный обед для членов комиссии, участником которой был лорд Валмер.
Между тем граф проявлял невероятную настойчивость.
— Сможете ли вы отобедать со мной завтра?
— Думаю… думаю, что смогу… хотя, полагаю, мне следовало бы сказать «нет».
— Но вместо этого вы все-таки придете? Я очень хочу пообедать с вами, потому что мне так много надо вам сказать!
— Может быть… если будет возможно.
— В таком случае куда мне за вами заехать?
— Вы не должны этого делать. Будет… как это вы говорите… неудобно, если мы будем обедать… одни.
— Как мы встретимся?
Одетта стала лихорадочно соображать.
Наконец она вспомнила, что если есть калитка из сада посольства, которая ведет в сад графа, где они сейчас находятся, значит, должна быть еще одна, которая вела бы наружу, на дорогу.
Она помолчала с минуту, прежде чем сказать:
— Ожидайте меня в экипаже на рю де Пьер в половине девятого, и я присоединюсь к вам, если будет возможность.
— Если будет возможность? — переспросил граф. — Она должна быть! Если вы не придете, я обшарю весь Париж! Кто-то должен знать, где вы живете.
— Сомневаюсь, что вам удастся найти меня. Мы остановились у друзей.
— Понимаю, — кивнул граф, — вы не хотите, дабы ваши друзья знали, что вы встречаетесь со мной.
— Нет, конечно, нет! Они были бы весьма… шокированы.
— В таком случае придумайте благовидный предлог. Я намерен вас вновь увидеть и обещаю вам, Одетта, ничто на свете не сможет меня остановить!
В голосе его звучала искренность, не имевшая ничего общего с тем цинизмом, который присутствовал в начале разговора с ней.
Одетта улыбнулась про себя.
Ее воображение уже вовсю работало, сплетая узоры сюжета.
Она поставит графа в неловкое положение и отомстит ему таким образом за недопустимое обхождение с ее матерью.
Она поднялась.
— Давайте потанцуем. Возможно, позднее вы измените свое мнение обо мне и больше не захотите меня видеть.
— Вы сами хорошо понимаете, что ваше заявление нелепо. Я хочу этой встречи, как ничего другого, хочу так, что не могу выразить этого словами, по крайней мере по-английски.
— Попробуйте по-французски, — молвила Одетта с улыбкой, когда они, пройдя между столиками, направились к танцевальной площадке.
— Нет! — ответил граф. — Пусть об этом скажет стук наших сердец. Когда я держу вас в своих объятиях, я чувствую, что вам не удастся ускользнуть из них.
Его слова внезапно испугали девушку.
Она чувствовала, как он отнимает у нее душу и она уже не в силах думать сама за себя.
Они кружились в вальсе, когда она вдруг сказала:
— Как это глупо с моей стороны! Я оставила на столе свой носовой платок.
— Он так дорог вам?
— Он такой красивый — мне очень не хотелось бы его потерять.
— Тогда, полагаю, мне придется сходить за ним. Через минуту, не более, я вернусь.
— Простите, что доставляю вам… беспокойство.
— Ничего подобного, — заверил он ее.
Граф прошел вдоль края танцевальной площадки.
Как только он скрылся из виду, Одетта была такова.
Она быстро нашла дорогу под деревьями до кустарника, скрывающего калитку в посольский сад.
Проскользнула в нее и поспешила через лужайку.
Была глубокая ночь, и девушка боялась, что дверь из сада может быть закрыта; тогда ей не попасть в дом.
Потом она упрекнула себя за чрезмерную мнительность.
Леди Валмер даже и не подумает вернуться домой так рано, поэтому реальную опасность для нее представляют только его светлость и посол, с которыми она могла столкнуться в холле.
К счастью, поблизости никого не оказалось, и, проскользнув вверх по лестнице, она добралась до своей спальни.
