«Если чекисты будут лишь через несколько минут, то ты – кто?!»
Задействовав не только глаза, но и руки, Макар изумился так энергично, что едва не обронил штаны с грузом. А это, в свою очередь, помогло ему быстро выйти из состояния прострации. Да и то: ведь, как бы хорошо там ни было – а, закрыв глаза, от жизни не спрячешься!
– Вижу, до тебя уже что-то начинает доходить!
– Так Вы…
– Да, я – не совсем то, от чего ты обосрался: я – с той стороны! – выкатил грудь звероподобный ликом «Чекист». – И твоё барахло меня не интересует. Тем более что скоро оно перестанет быть твоим. Я же собираюсь предложить тебе нечто большее…
– ???
– Жизнь и свободу. Конечно, при условии, что ты будешь послушным и… переменишь, наконец, штаны! Ну, невозможно же рядом стоять!
Придерживая штаны, Макар, как мог быстро, переместился к шкафу. Опустившись на колени, он начал выбрасывать из его чрева бабские тряпки. Вероятно, он знал, что искал, ибо вскоре в руках у него оказался узелок с чистыми подштанниками и пасхальными брюками в полоску, в которых некогда щеголял ненавистный Петька. С мстительной ухмылкой засунув в узелок своё «благоухающее» обмундирование, Макар быстро облачился в штаны «от Петруши», и вытянулся перед «Чекистом».
– А теперь слушай сюда!
Тон «Чекиста» был настолько суров и непререкаем, что Макар дополнительно сделал «руки по швам».
– Твоё прошлое – залог твоего будущего. Судя по этим возам, тебе нельзя попадаться в руки не только чекистам, но и «незалежникам» с «дьяволовцами». Последним – особенно! Так что тебе остаётся только одно: вновь поступить на службу – теперь уже ко мне!
Покончив с преамбулой, он охватил взглядом Макара. Тот не разочаровал его, не поскупившись ни на количество животного страха на лице, ни на готовность к исполнению приказов.
– Так вот, ты перейдёшь линию фронта, доберёшься до Харькова и явишься в контрразведку Волонтёрской армии к полковнику Чуркину. Запомнил?
Изнывая душой по судьбе имущества, Макар рассеянно кивнул головой.
– Передашь на словах лично полковнику, что «ящик» «заморожен», а ты теперь – на связи у «Чекиста». Он спросит тебя, у какого чекиста. А ты на это ответишь: «У того, который в кавычках». Повтори!
Макар вторично оправдал ожидания.
– И всё?
В голосе Макара забрезжила надежда. Но брезжить ей суждено было недолго.
– Всё! Дальше ты поступишь в его распоряжение!
Если бы у Макара было время посмеяться, он бы непременно сделал это. Своим оригинальным мышлением чекист создал все предпосылки для смеха. Но в сложившихся обстоятельствах Макар предпочёл скиснуть лицом. Потому, что понял: разовой услугой не отделаться. Заметив перемену в лице «дьяволовца», «Чекист» ухмыльнулся.
– Вместе с инструкциями получишь деньги!
Он ободряюще похлопал Кусачего по плечу.
– Поверь, там неплохо платят… за работу, конечно! А теперь мотай отсюда, да поживее!
Макар продолжал нерешительно топтаться на месте.
– Ну, в чём дело? – недовольно спросил «Чекист».
Макар замялся уже не только ногами.
– Там, – он махнул рукой в сторону возов, – у меня… кое-какое имущество… Может, что-нибудь… Одарке, а?
«Чекист» неопределённо хмыкнул.
– Ладно, там что-нибудь придумаем! Всё?
Макар добавил нерешительности в топтании.
– Ну, говори, чёрт бы тебя…
По причине лимита времени «Чекист» рассердился уже не на шутку. Хотя сердиться на шутку он и не умел. И если уж он сердился, то его визави могли считать себя везунчиками уже потому, что являлись лишь визави, а не оппонентами.
Макар почувствовал это – и решил не злоупотреблять остатками терпения новоиспечённого хозяина.
– Там, под хворостом и сеном… в мешковине… товар кое-какой… мелочишка… всякая разная… ружьишки, там… прочее…
Сердитости на лице «Чекиста» – как не бывало.
– Какие ружьишки?
Кусачий откашлялся.
– Хм… Ну, там… «винтари», обрезы, револьверы… Несколько английских карабинов имеется. Ну, и мелочишка всякая: гранаты там, ленты пулемётные…
Впечатлённый разнообразием ассортимента, «Чекист» недоверчиво ухмыльнулся.
– Ты ещё скажи, что у тебя и пулемёт там припрятан?
Макар скромно опустил глаза.
– Два. «Льюисы» образца четырнадцатого года. Для сурьёзных людей, конечно.
– Лихо! – заломил фуражку «Чекист».
Обнадёженный похвалой, Макар взмолился:
– Это ведь, какие деньги пропадают! Не погуби, кормилец!
«Кормилец», раздумывая, почесал в затылке, отчего фуражка вернулась на место.
– М-да, положение. И с собой не заберёшь, и Чека не оставишь… А товар – нужный, в хозяйстве пригодится… Знаешь, что…
Макар обесцветился в ожидании приговора.
– Оформлю-ка я это, как конфискат в камеру хранения вещдоков: она – в моём ведении! Потом ключнику-пьянчуге ставим «пол-литра» – и дело сделано! Товар будет, как в сейфе! Но я – в «половине»! Лады?
– Лады!
Макар искренне обрадовался такому исходу дела. Половина – это всё же больше, чем ничего.
– Ну, а теперь беги! И запомни: я жду тебя обратно через неделю!
– Не у… – взмолился Макар.
– «У»! – не внял мольбам «Чекист».
С улицы донёсся неясный шум. «Чекист» выглянул в окно: поднимая клубы пыли, по направлению к дому, маша револьвером, нёсся Сазанов.
Не тратя больше слов, «Чекист» вытолкнул Кусачего в окно, выходящее в огород. Дополнительно полученное ускорение коленом под зад позволило Макару быстро раствориться в могучих зарослях лопуха. Убедившись в дематериализации связного, «Чекист» выхватил из кобуры громадный маузер и стал расстреливать «белый свет». Аккомпанементом выстрелам работали дикие крики на тему: «Стой, стрелять буду!»
Ворвавшийся в хату Сазанов застал только своего коллегу, заковыристо матерящегося у распахнутого окна.
– Ушёл… – смачно выматерился «Чекист». – Ух, как я хотел его «достать»!
Он нехотя вложил расстрелянный «до железки» маузер в кобуру: явно ещё не настрелялся.
– Ну, пошли глядеть трофеи!
Совместными усилиями они сбросили хворост. Разворошили сено. Под ними оказался целый женский гардероб, спрессованный до толщины человеческого скелета: платья и юбки из «жатки» и панбархата, горжетки и манто из горностая и соболя, всевозможное нижнее бельё из шёлка и гипюра, и, наконец, роскошная котиковая шуба.
– Моё!
Из-за калитки донёсся истерический вопль. Растрепанная Одарка, с невидящими глазами, но хорошо разглядев имущество, влетела во двор, и попыталась широко раскинутыми руками охватить воз.
– Моё!
«Чекист» коротко хохотнул.
– Ё, моё! – «срифмовал» он. – Это ж – конфискат, тётенька! Соображать надо!
– Моё!
Одарка продолжала орать классическим благим матом, не обращая ни малейшего внимания на разъяснения «товарища чекиста».
Эффектно захлопывая кобуру с маузером, «Чекист» снисходительно пробасил:
– За помощь, конечно, спасибо…
И тут случилось невероятное в практике взаимоотношений Чека и обывателя. Одарка медленно поднялась с воза и пошла на «Чекиста». Подперев бока полными руками и широко расставив красивые длинные ноги, она тяжёлым взглядом карих глаз принялась испепелять «товарища».
– Спасибо, говоришь?!
Её голос был полон ядовитой иронии.
– За помощь?! Да в гробу я видала твоё «спасибо»! Я, что, по-твоему, «за спасибо» старалась, жизнью, можно сказать, рисковала?!
Она с усмешкой взглянула на притихшего Сазанова, и безжалостно добавила:
– Даже честью своей девичьей, можно сказать, пожертвовала! И тоже – «за спасибо»?! «Спасибо» вам за такое «спасибо»!
«Чекист», не привыкший к работе с населением вне подвалов Чека, принимал критику молча. А Сазанов начал оправдываться тем, что ничего и не было, так как всё было по любви, потому что – по взаимному согласию. Что касается «девичьей чести», то к её утрате, судя по некоторым параметрам, он не имеет никакого отношения. Но, вдруг, словно передумав, он не стал развивать тезис о «добровольности акта любви», и неожиданно просительно обратился к коллеге:
– А и в самом деле – человек ведь старался! Да и зачем нам это барахло? Нам – ни к чему, а товарищу – польза! Может, пойдём навстречу трудящимся, а?
Как бы раздумывая, «Чекист» почесал пятернёй макушку. Потом махнул рукой.
– Ладно, чёрт с тобой: забирай тряпьё! Но телеги и лошадей я конфискую!
– Не стой, как пень!
По получению распоряжения и с молчаливой санкции «Чекиста» Сазанов кинулся помогать молодке. Охая и ахая от восторга, Одарка стаскивала с возов желанную добычу, нагружая тяжеленными кипами мускулистые пролетарские руки ухажёра. Сазанов почему-то радовался вместе с Одаркой. И делал он это так искренно, словно лично сам презентовал ей «несметные сокровища».
Обнаруженная под парчой грязная мешковина не стимулировала дальнейших поисков. Брезгливо отряхнув сор с рук, Одарка доложила «Чекисту» об окончании разгрузки. Тот приказал Сазанову, уже расположившемуся в хате в пределах досягаемости бутыля с самогоном, взять одну лошадку под уздцы, а сам взял другую. Процессия двинулась в направлении камеры хранения «вещдоков».
