Я тут один. Здесь никого больше нет».
— Помоги мне, — раздалось у самого уха.
Я вздрогнул, но не повернулся, продолжая прижимать колени к груди.
— Помоги мне, пожалуйста, — повторил за спиной слабый и тихий мужской голос.
Я зажмурил глаза, досчитал до тридцати и обернулся. У стены сидел мёртвенно бледный человек. Его исхудавшее тело, казалось крохотным, и таким хрупким, что подуй, и он упадёт. Впалые щёки были покрыты язвами и струпьями, иссохшие губы лопались, когда он говорил, но у него не текла кровь. Мутные глаза, глядели перед собой, не видя ничего. Мужчина был ослеплён.
— Умоляю, помоги мне… — медленно шептал он. — Пожалуйста… умоляю тебя… По-мо-ги-и-и-и…
Я отвернулся, снова зажмурившись, для верности зажав уши ладонями. Но это было бесполезно. Его тягостный стон звучал прямо в моей голове.
— Пожалуйста… умоляю тебя… помоги мне…
«Как тебе помочь? — мысленно спросил я, оборачиваясь. — Что тебе от меня надо?».
— Пожалуйста… умоляю тебя… убей меня...
Я обернулся, вглядываясь в исхудалое лицо.
— Прошу… убей меня… — шептал он снова и снова.
Я подошёл к нему, взяв за руку. На кости почти не чувствовалось мышц, кожа натянулась, непомерно отросшие ногти почернели. Он мог бы без труда высвободиться из кандалов, если бы захотел, настолько человек отощал.
«Но ты уже не в силах даже сам поднять руку».
Звякнула цепь, оплетая горло узника. Я потянул в разные стороны, уперев взгляд в потолок. Он не затрясся, а лишь свисал, подобно безвольной кукле. Пришлось держать его так долго. Намного дольше, чем надо. Для верности. Потому, что я не вынес бы снова услышать этот голос. Но когда я, наконец, решился, опустить глаза, передо мной никого не было. Руки сжимали лишь ржавую цепь. Я снова лёг на пол и закрыл глаза.
«Как жаль, что я больше не могу спать, — подумал я. — Даже потеря голоса была не столь тягостной. Уснуть. Провалиться. Исчезнуть из бытия хотя бы на час. Но нет…».
За спиной раздалось гаденькое хихиканье. По коже пробежали мурашки.
«Какого чёрта?».
Я оглянулся. В углу камеры на корточках сидела девушка, глядя на меня безумным взглядом. Когда я обернулся, она вытаращилась так, словно видела перед собой князя собственной персоной, а затем надув щёки с шумом выпустила воздух, высунув язык, и снова расхохоталась. Я отвернулся, но эта узница оказалась попроворнее, истлевшего от голода мужчины. Девушка трижды прошлась вдоль стен камеры, посрёбывая кладку ногтями, а потом опустилась передо мной, скрестив под собой ноги.
— Чем займёмся, солдатик?
Я промолчал.
— Какие мы серьёзные! Будем в молчанку играть? Ну, тоже нормально, давай вместе.
Она действительно замолчала, и выпучив глаза уставилась на меня. Шли минуты. Её лицо становилось ближе и ближе к моему, она медленно наклонялась, пока не нависла надо мной. Я почувствовал её дыхание. Молодое и в общем-то достаточно красивое лицо исказила ни то злобная, ни то безумная гримаса. Губы растянулись в широкой улыбке, и девушка расхохоталась, визгливо и противно.
— Как думаешь, он сегодня придёт?
Я не ответил, но ей этого и не требовалось.
— Даю зуб, что да. Но если нет, — она смолкла, нахмурив брови, а затем снова заговорила нарочито серьёзно. — Выбирай какой зуб ты хочешь забрать?
Пленница снова растянула рот в широкой ухмылке, демонстрируя мне два ряда жёлтых зубов.
— Выбирай, — процедила она, не разжимая челюстей. — Только не резцы, я их каждый день камнями подтачиваю, чтобы однажды отгрызть его вонючий хер!
Мне стало не по себе. Я уже совершенно не понимал, где нахожусь, и что со мной происходит. Будто прочитав мои мысли, безумная сокамерница вновь заливисто расхохоталась. Вдруг её тело пронзила дрожь. Девушка даже оступилась, застыв, словно кошка, готовая к прыжку. Затем она подскочила, выпрямилась, и неотрывно глядя перед собой попятилась, пока не упёрлась лопатками в стену.
— Я буду хорошей, господин, — шептала она, трясущимися руками, расстёгивая завязки на платье. — Я буду самой хорошей, мой господин… мой повелитель!
Она вскрикнула, схватившись обеими руками за живот и упала на бок. То, что происходило потом, без сомнения свело бы меня с ума, будь я живым. Незримая сила встрянула её тело, подняв над полом. Тоненькие ножки застучали по стенке, а из горла вырвался глухой хрип. Глаза девушки и до того навыкате, теперь рисковали вырваться из орбит. Она шарила перед собою руками, будто цеплялась за кого-то, кого я не видел. Затем её швырнуло в стену напротив. Раздался омерзительный чавкающий звук. Бедняжка со стоном отняла лицо от каменной кладки. Челюсть сместилась на бок, три зуба выпали, а над правой бровью бил алый фонтанчик. Я пытался отвернуться, зажмуриться, но не мог. Не в силах был, даже пошевелиться. Что-то сжало маленькое тельце, а затем пять глухих ударов сбили её дыхание, раздался непередаваемый и жуткий хруст. Пленница медленно сползла на пол. Ноги девушки разъехались в стороны, а из-под платья потекла кровь.
Я вскочил, заметался по камере, то и дело оборачиваясь, бросаясь то в одну, то в другую сторону, нанося беспорядочные удары кулаками, пока, наконец, не замер, глядя на место, где только что сидела несчастная. Камера вновь была пуста. Я быстро подошёл к кандалам, вставив в них ноги и руки. Ключа у меня, естественно, не было.
«Я один в этой камере. Я единственный в ней заключённый. Я один в этой камере. Я единственный в ней заключённый».
— Как бы не так, — сообщил твёрдый мужской голос. — Ты такой же, как я пленник. Однако тебе не хватает храбрости, это признать, — надменно добавил он.
Я поднял глаза. Передо мной стоял, сложив на груди руки молодой мужчина, судя по выправке офицер. Его правая нога стояла чуть впереди.
«Опыт. Всё время в стойке под ведущую руку».
— Посмотри на себя, — продолжал он, нервозно накручивая ус на указательный палец. — Ты жалок! Во что они тебя превратили? Что это за обноски? Что за выражение лица? Ты даже не смеешь возразить мне.
Он принялся расхаживать по камере, опираясь на трость, которая до этого стояла у стены, а я молча взирал на него. То и дело мужчина останавливался и обрушивал на меня поток оскорблений и язвительностей. Затем снова ходил, снова выдавал монолог.
«Он спустится! Будь уверен! Он спустится и будет валяться у меня в ногах, когда поймёт, что сотворил! О-о-о, он поймёт и заплатит сполна!».
