— Да!
— Мишку на обследование забрали. Я в приёмной, подходи.
Я бегом мчусь к парадной двери, почти расталкиваю прохожих, забежав внутрь вижу маму. Она сидит на стуле никакая. Смотрит в одну точку, будто статуя каменная.
Ещё семь лет назад она настаивала на том, чтобы я избавилась от нежеланного ребёнка. А сейчас… она любит Мишку даже больше чем родную дочь.
Сильно привязалась к внуку. У неё как будто открылось второе дыхание, она как будто стала абсолютно другим человеком, когда впервые взяла на руку новорожденного кроху и призналась в том, как же сильно она ошибалась.
— Мама!
Подбегаю к ней, мы крепко друг друга обнимаем, рыдая.
— Новостей пока никаких, ждём, — вытирает нос платком. — Господи, я спать его в обед положила, а потом он как заплачет! Я мечусь из одного угла в другой, не знаю, что делать. Сильно заболело… Я бы всё отдала для Миши, лишь бы у него больше никогда не болело.
Мама снова разрыдалась на моём плече, я её по спине, погладила, кусая губы до крови.
Я бы сама отдала что угодно, лишь бы мой сыночек никогда не плакал и никогда не болел.
В отделение нас не пускали. Заверили, что с Мишкой возятся нянечки. Я из-за этого ещё сильнее начала паниковать. А вдруг случилось что-то серьёзное?
Не знаю точно сколько мы сидели под дверями отделения, обе впали в какую-то тягучую прострацию, пока меня не окликнули по имени.
— Екатерина Самойлова? Здравствуйте. Я Борис Аркадьевич, а вы мама Михаила?
Встрепенулась, встав со стула.
— Д-да. С ним всё хорошо?
— Пройдемьте в мой кабинет, поговорим.
Мама уснула на диванчике, чтобы её не тревожить я пошла с доктором одна. У неё у самой здоровье не очень. Хватит с неё стрессов.
Мы вошли в кабинет главврача.
Мужчина немолодой, среднего роста, в медицинской маске и белом халате, указал мне кивком на стоящий напротив большого письменного стола стул.
Я села на стул, он опустился в кожаное кресло напротив монитора, строго пробежался по мне взглядом сверху вниз. Откашлялся.
— В общем ситуация такая… Мы долго наблюдали и обследовали вашего сына, затем сразу состоялся консилиум врачей. Мы пришли к выводу, что у вашего ребёнка редкая наследственная болезнь. Причины её до сих пор изучаются, но в девяноста процентах орган сохранить невозможно.
Кажется, будто сейчас пол провалится под ногами и я улечу в ад. Кажется, будто меня только что в сердце ударили кулаком.
— Но что же нам д-делать?
— Не волнуйтесь. Да, ситуация серьёзная, но, к счастью, не безисходная. Время ещё есть. Мы сняли воспаление, состояние маленького пациента стабильное, но приступы могут повторяться чаще. Можно удалить давший сбой орган, но в таком раннем возрасте… это в будущем чревато осложнениями.
— Дайте воды, пожалуйста.
Хорошо, что я приняла несколько таблеток успокоительного, так бы не вынесла приговора. Хуже всего для матери — услышать о смертельно опасной болезни своего ребёнка.
Руки так сильно трясутся, что я проливаю несколько капель воды на стол. Залпом всё выпиваю. Выдохнув, спрашиваю:
— Что нам делать? Лучше всего, посоветуйте.
Сложив руки в замок на гладкой поверхности стола, врач ответил:
— Я бы рекомендовал, безусловно, пересадку проблемного органа. В данном случае почки. Вам нужен донор.
— Вы поможете нам, умоляю! Я мать-одиночка, мой сын — всё, что у меня есть! Я не могу его потерять!
Лицо и глаза тонут в слезах. Ничего почти не вижу.
— Вы очень хорошая девушка и сынок ваш замечательный, я делаю всё, что в моих силах, но это не от меня зависит. А от бюджета, который нам выделило государство и от внешних обстоятельств. Желающих в очереди много, полученного материала мало. К сожалению вы…
Он берёт в руку компьютерную мышь, клацает ею, глядя в монитор, что-то там задумчиво изучает.
— Итак, вы… будете стоять в очереди… сто двадцать чертвёртыми. Я вас поближе подвинул.
— И сколько нам ждать? — нервно сжимаю края юбки.
— Точно не могу сказать. Может год, может два.
— Но разве у нас есть столько времени?
— Будем надеяться на лучшее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Но вы ведь можете еще что-то сделать? Ну я прошу вас! Как человека, как мужчину у которого тоже есть дети! У Мишки нет отца, мы ограничены в средствах…
— Я могу порекомендовать вам грамотного хирурга. У него есть связи, — шепотом. — Но берёт он немало. Операцию можно сделать без очереди, очень быстро.
Доктор незаметно протягивает мне визитку, я прячу её в карман.
На этом мы прощаемся, я быстрым шагом направляюсь в палату, куда определили сына.
Глава 13
Я вхожу в палату и немо всхлипываю, когда вижу душервущую картину. Мишка спит на большой кровати, застеленной белым бельём. Он такой хрупкий, такой маленький.
Мой сыночек… Ангелочек.
Его подключили к капельнице и сейчас он отдыхает, а рядом мама сидит, ссутулившись на стуле, смотрит на худенькое тельце внука подавленным взглядом.
— Мама, поезжай домой, я с ним останусь. Будем меняться.
Тихонько шепчу, мягко кладу ладонь на плечо мамы.
— Но я…
— Поезжай, говорю. Отоспись. Завтра к обеду приезжай. Не волнуйся ни о чем, я говорила с врачом, опасность миновала. Мы справимся!
Целую маму в щёку и отправляю её домой, выталкивая за дверь. Пять минут просто смотрю на своего ребёнка, думаю о многом, стараюсь не плакать, но понимаю, что нужно срочно искать выход из сложной ситуации.
«Может год, может два…»
А может три и четыре!
Государственная поддержка такая ненадежная!
Нужно все брать в свои руки.
Чем быстрее, тем лучше.
Я ненадолго покидаю палату и отправляюсь в магазин. Покупаю в ближайшем супермаркете и в аптеке всё самое необходимое, что посоветовала купить медсестра.
В детском о деле покупаю игрушечную машинку. Хочется ещё конфет накупить, но пока кушать Мише можно только бульон.
Приходится снять деньги с карты, которые я откладывала на особый случай.
Вернувшись обратно в больницу, замечаю, что сынок открыл глаза.
— Кто это у нас проснулся? — расцеловаю свое маленькое, но в то же время неимоверно огромное чудо.
— Мамочка! — Мишка радуется, ручки ко мне тянет. Он так сильно хочет меня обнять, но эти трубки на руке от капельницы… мешают.
Я должна быть сильной.
Держись, Катя. Держись!
Мои слёзы расстроят сына.
Медсестра оставляет нас наедине.
— Малыш, как ты?
— Я хорошо себя чувствую! Больше не болит.
— А это тебе!
Дарю ему подарочек.
— Вау! Я именно такую просил, но ты сказала пока не можешь купить. Только на праздник! И купила!
— Сейчас можно все, сладкий. Ты только больше так никогда мамочку не пугай, договорились?
— Угу.
Я помогаю Мишке раскрыть упаковку.
Сынок счастливый, улыбается. Даже порозовел от счастья.
Я ложусь вместе с ним в кровать и читаю ему сказку, поглаживая головку с длинными темными волосами. Успокаиваюсь. Когда он вот так вот просто лежит на моей груди. Я чувствую его дыхание, слышу смех и меня отпускает.
Нам дали одноместную палату, так как другие были заняты.
Вскоре мы вместе уснули.
Мама пришла в обед на следующий день. Мишка хорошо себя чувствовал и вёл себя как обычный, активный ребёнок. Даже поел хорошо.
Так прошло ещё несколько дней. Мишку пока не выписывали, врачи решили ещё некоторое время понаблюдать и сделать контрольные анализы.
Мама остаётся с Мишкой, сменяя меня, а я еду домой с надеждой хотя бы немного поспать. Я плохо ем, не сплю нормально трое суток, сердце не на месте.
Когда прихожу домой, набираю номер того самого хирурга, визитку которого мне дал наш лечащий врач.
На звонок отвечают почти сразу. Голос у собеседника хриплый, уверенный. Я вкратце описываю ситуацию и молю о помощи, а мужчина быстро озвучивает сумму за услугу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ноги подкашиваются. Я оседаю прямо на полу в прихожей, разбиваясь как хрустальная ваза на сотню осколков.
