Сейчас я отчетливо понимаю, что все те разы, когда я боялась этого мужчину, были лишь верхушкой того, как он умеет презирать и ненавидеть по-настоящему. И я совершенно не догадывалась, насколько это может быть невыносимо.
— Я могу все объяснить… — выставляю вперед ладони, — выслушай…
— Хочешь сказать, что не отдала моему брату то, что принадлежит мне?
Трясу головой и отступаю назад, пока не сталкиваюсь со стеной, отрезая себе все пути отступления.
— Получается, мой брат мне врет? — его зычный голос буквально пробирается мне под кожу, парализуя меня. — За это я должен буду вырвать ему язык.
— Не перекладывай на меня ответственность! — внезапный порыв смелости гаснет, как только Джафар пронзает меня предупреждающим взглядом насквозь. — Я не видела его ни в каком коридоре. Не пила и не целовала его. Не сделала ничего, за что бы ты мог причинить мне боль! Я вернулась в комнату сразу же, как ты ушел, а когда вышла из ванной, твой брат лежал на моей кровати. Я не…
Ахаю, прежде чем он резко склоняется к моим губам и смотрит на них так пристально, что там наверняка останутся ожоги презрения. А еще я знаю, что он видит… следы от поцелуев. Его дыхание становится шумным и тяжелым, а потом Тень обхватывает одной рукой меня за щеки, и я всхлипываю от боли.
— Лгунья, — обжигает он меня грозным рычанием, но у меня нет возможности ответить ему.
Мне больно. В носу и глазах начинает жечь от обиды и подступающих слез.
Открываю рот, судорожно хватая им воздух, а как только улавливаю запах алкоголя в своём же дыхании, зажмуриваюсь, понимая, что облажалась. Теперь со мной точно покончено. Мне никогда не оправдаться перед ним. Не доказать, что это вино в меня влили насильно.
Внезапно он отпускает мое лицо, только я не успеваю открыть глаза, как Джафар разворачивается и направляется к выходу, а я с кипящим в венах адреналином окончательно схожу с ума. Я хочу, чтобы он поверил мне!
— Ты ведь еще тогда знал, кто я? Знал, что я от Марата? — мужчина замирает, а моя грудь вздымается еще быстрее, но я продолжаю дрожащим голосом: — Поэтому спросил мое имя в первую нашу встречу? Надеялся, что ошибаешься?
Джафар медленно оборачивается, и моя уверенность гаснет, уступая место слабости.
— Ты… ты ведь дал слово Марату взять меня в жены…
— Я пообещал взять в жены невинную девушку. А ты — грязь.
— Нет! Неправда! Он не успел ничего сделать со мной! Никто не успел! Клянусь! Ни один мужчина ещё не притрагивался ко мне! Прошу, поверь мне!
Но мои слова больше не имеют для него значения. Он мне не верит. И в подтверждение тому Джафар вновь разворачивается и уходит, оставляя меня один на один с никому ненужной правдой.
Потеряв голову, я пускаюсь следом за ним, но даже не успеваю добежать до двери, как слышу звук щелчка, ужасом пронзающий в самую душу. Нет, нет, нет…
Снова и снова дергаю за ручку, но все тщетно. Меня заперли. Спасения нет и не будет.
Я в замешательстве. В ловушке. И любое предположение о том, что меня ждёт впереди… Нет! Даже думать об этом невыносимо. Ненавижу это проклятое чувство западни. Все в этом дворце против меня. Здесь нет жизни. Все пропитано гнилью и ложью. Подстать черным стенам, которые не спасет от грязи даже чистое золото.
Мое сердце сжимается от острой боли, прежде чем слезы вырываются на свободу и горячими дорожками беспощадно прожигают щеки.
Почему этот мир устроен так несправедливо и подло? Почему невиновные отвечают за все грехи, которые не совершали? По-о-очему-у-у?
Я задыхаюсь соленой болью, стекающей по моему лицу, пока внутри остатки меня борются за самообладание. Так робко и отчаянно, но в итоге я проигрываю и окончательно срываюсь в истерику.
Закрыв рот ладонью, сползаю по стене вниз и прижимаю колени к груди.
Я не могу дышать. Слезы беспрерывно текут из зажмуренных глаз, а звуки рыданий утопают в моей ладони. Все очень плохо. Мне не справиться с этим проклятьем в одиночку. Слишком много монстров окружает меня.
Я даже не понимаю, в какой момент поднимаюсь на ослабшие ноги и иду в ванную, долго умывая лицо холодной водой, пока кожу не начинает болезненно покалывать. Только сейчас это чувствуется лучше, чем глоток свежего воздуха. А вернувшись в комнату, я с тоской бросаю взгляд на свое отражение в зеркале.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мне необходимо прийти в чувства. И как можно быстрее.
Как в тумане, я добираюсь до балкона и замираю возле больших мраморных перил, обречено опершись на них ладонями.
Дыхание замедляется, а последние отголоски истерики растворяются в ночной тишине.
— Зачем ты меня спасла? — шепчу в ночное небо, надеясь, что звезды донесут ведьме о моей боли, о том, что она спасла меня, чтобы отправить в ад.
Дрожь от прохлады усиливается, и мое мнимое спокойствие крошится на мелкие осколки, выпуская на свободу порыв тревоги за свое будущее. И оно страшит меня, отчего я до боли врезаюсь ногтями в каменные перила.
Все будет хорошо. Ты совсем справишься, Джансу.
Снова зажмуриваюсь и резко выдыхаю, еще крепче сжимаю руками мраморные перила, ощущая, как быстро ладони покрываются холодным потом. Сердце то замедляется, то колотится как бешеный моторчик. Все это слишком сложно. Каждая эмоция сейчас кусается как никогда.
Крик испуга застревает в горле, когда внезапно мою талию словно тисками сдавливают чьи-то ладони. От неожиданности я распахиваю глаза и начинаю быстро глотать воздух, пока одна из рук мужчины не оборачивается вокруг моего горла. Прямо сейчас Джафар Аль Нук-Тум буравит меня мрачным огнем своих диких глаз. В них что-то изменилось.
Одним движением он вжимает меня в крепкую грудь, только его мощная пятерня по-прежнему держит мое горло, но уже слабее, позволяя мне проталкивать в горящие легкие так необходимый им воздух.
— Отпусти меня… — сипло слетает с моих губ, а глаза вновь заволакивает мутной пеленой слез.
— Я бы и сам хотел этого.
— Если ты не веришь мне, то покончи со всем этим прямо сейчас и отпусти меня, — шиплю прямо ему в губы, до боли вонзая ногти в крепкую кисть мужчины.
Но вместо того, чтобы прислушаться к моим словам, Джафар делает то, чего я ожидала меньше всего, и мое дыхание теряется в яростном, жестоком поцелуе…
Глава 11. Гнев
Голова кружится от того, с какой яростью мужские губы завладевают моими. Рычание обжигает самые недра легких, а ладони, сдавливающие мое горло со всех сторон, лишают какой-либо возможности воспротивиться.
И все же я пытаюсь, потому что ещё мгновение, и я просто задохнусь горячим терпким вкусом этого мужчины, проникающим в мою кровь подобно яду. Вот только противоядие кроется в его языке, который с жадностью зверя толкается мне в глотку. Вынуждает мой пульс биться по венам с удвоенной силой.
Я даже не замечаю, в какой момент начинаю стучать по каменным плечам, умоляя дать мне спасительный вздох, лишь ладони, охваченные жгучим пламенем от бесконтрольных ударов, помогают сохранить мое шаткое сознание.
И я добиваюсь своего, когда с гортанным рычанием Джафар все-таки отрывается от моих губ, позволив мне с жадностью втянуть так необходимый кислород.
Часто моргая, совершенно ошарашенная происходящим, я осмеливаюсь посмотреть в его чернеющие дикостью опалы. В них разгорается пламя. Хорошо, что взглядом нельзя свернуть шею, уверена, я уже замертво свалилась бы к его ногам. Хотя его руки, все еще держащие меня в цепкой хватке, являются не меньшей угрозой. А все из-за того, что уже во второй раз он приходит к ошибочному выводу, считая меня использованной другим.
— Я ненавижу тебя за то, что ты делаешь со мной.
Каждое слово мужчины кричит о том, что в его сердце кипит ярость, и, похоже, он собирается сжечь ей меня дотла.
— Так избавься от меня, — с трудом выдавливаю из себя членораздельную речь.
— Признайся мне, что ты трахалась с моим братом, и я сделаю это. Не сомневайся.
Я уже было открываю рот, чтобы выплюнуть так нужную ему ложь, как снова закрываю.
