— Я больше не собираюсь перед тобой оправдываться, — поудобней перехватываюсь за крепкие жилистые руки, чтобы облегчить жжение на шее от его хватки. Только он не ослабляет ее. Раздражение смешивается со страхом, злостью и новой эмоцией, что бушует от малейшей близости с этим мужчиной. И все же из-за жестокого обращения с моим телом злость вырывается вперед, развязывая мой язык. — Ты больше не напугаешь меня, — голос начинает дрожать от подступающих слез, но я проглатываю их. — Не сейчас, так завтра я спрыгну с этого балкона. Ни завтра, ни послезавтра я не достанусь ни тебе, ни твоему брату. Никому. Я лучше сдохну, чем позволю вам обращаться со мной…
— Кус ом мак!!! Заткнись! Закрой свой рот, ведьма! — рёвом обрывает он мою жалкую речь и одним ловким движением забрасывает меня к себе на плечо.
Внутри что-то сжимается от поднявшейся к горлу горечи, и на мгновение я теряюсь в охвативших меня эмоциях.
Яростными шагами он заходит в комнату и так же небрежно бросает меня на кровать. От столь резкого столкновения с матрасом я подпрыгиваю с глухим аханьем.
Я даже не рискую пошевелиться, так и лежу, пытаясь восстановить дыхание, уставившись в потолок стеклянным взглядом. Еще чуть-чуть и расплачусь, а этого мне хочется меньше всего. И я глотаю слезы, уже покалывающие нос, под оглушающий грохот сердца, который в тишине, кажется, раздается на всю комнату. А потом слышится громкий хлопок и щелчок, и я вырываюсь из оцепенения, по звуку понимая, что Джафар закрыл балкон.
Приподнимаюсь на локтях и теперь замечаю приближающегося ко мне мужчину в черном одеянии, высокого, еще более жестокого и злого.
— Забудь о том, что сможешь стать моей женой, — рокочет басом подобно удару грома. — Этого не будет. Но я даю тебе последний шанс сознаться во всем. Ты должна заслужить мое снисхождение правдой.
Он останавливается, нависая надо мной ужасающей тенью. И буравит грозным взглядом.
Но в чем я должна признаться, чтобы еще больше не обрушить на себя его гнев? Или он хочет услышать то, что ошибочно считает правдой? Готова ли я рискнуть и сказать то, что он хочет? Что потом будет с моей жизнью?
Все равно ни одно мое слово не окажется услышанным, он варится в необъяснимой мне ярости, и есть только один способ доказать свою невиновность. Здесь и сейчас. Иначе он превратит мою жизнь в ад. Знаю это. Чувствую.
— Сними с себя платье, ты больше не имеешь права носить мои подарки, — хладнокровно заявляет он и широкими шагами направляется к выходу. — Наслаждайся последней ночью в комнате, завтра ты переедешь в подобающие условия.
Каждое его слово пропитано ядовитой ненавистью, и мне хочется довести все до конца. Хочу, чтобы он сам в итоге захлебнулся своей же желчью.
Быстро подскакиваю на ноги.
— Неужели я настолько грязная, что даже не возьмешь меня? — меня всю трясёт, только вот ему плевать, он уже почти дошел до двери, и, если уйдет, у меня больше не будет возможности достучаться до его упрямой брони.
Судорожно осматриваюсь вокруг, пытаясь найти способ его остановить. И, заметив на полу ту самую проклятую фляжку, в мгновение ока принимаю не самое лучшее решение. Дальше работают инстинкты.
Подбегаю, хватаю металлическую фляжку и, не задумываясь, швыряю ее в скалу мышц, попадая… прямо ему в голову. Тут же прижимаю ко рту ладонь, проглатывая мучительный стон, но худшее выбрасывает мой язык, как только я позволяю себе глотнуть ртом воздух:
— Заставь меня забыть своего брата.
Я в отчаянии, в моих поступках нет логики, как и в его ненависти ко мне. Я больше не отвечаю за себя, но мои слова действуют, и Джафар резко останавливается. Только поворачиваться не спешит.
Его огромные плечи вздымаются так сильно, что за версту кричат об опасности. Он слишком зол, чтобы думать головой, так же, как и я. И я сделала первая шаг к тому, что погубит меня. Но этот мужчина должен лично убедиться, что я не спала ни с его братом, ни с кем-либо другим.
Внезапно он начинает сокрушенно мотать головой, одной рукой собирая свою копну волос на макушке в кулак, прежде чем повернуться и покарать меня таким грозным взглядом, что за жалкое мгновение я ощутила себя грязью под его ногами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Сначала я трахну тебя, — его лицо искажается так, что шрам становится пугающим, искривляя один уголок его губ чуть сильнее. — А потом кастрирую родного брата.
Жуткий страх проходится острым лезвием по натянутым тетивой нервам от того, что я слышу в его голосе. Угрозу. И боль. Много боли. А когда он разворачивается и начинает стремительно приближаться ко мне, я семеню маленькими шажками назад, пока не врезаюсь спиной в каркас балдахина.
— Повернись и встань на колени, — его голос лишен всяких эмоций. Холодный и пугающий. — Я не собираюсь ждать, Джансу. Выполняй. И лучше не провоцируй. Я и без того на грани. Трахну так, что ты возненавидишь всякий член, приблизившийся к тебе на метр.
Вмиг мое горло сжимается от страха, и я верю каждому вонзившемуся в меня стрелой слову. Вот только это не лучшая поза для потери девственности. Но, конечно же, говорить ему об этом я не собираюсь. Во-первых, нет смысла, а во вторых, это единственный способ потушить в нем ненависть ко мне за то, чего я не совершала.
Шумно втянув носом воздух, я сажусь на край кровати и, стиснув зубы до боли в зубах, раздвигаю ноги, радуясь тому, что подол платья не позволяет мне почувствовать себя уязвимой. Единственное, что помогает мне не струсить, это предвкушение момента, когда он будет опозорен собственной гордостью и упрямством.
Я не лгунья. И скоро он в этом убедится.
— Хочу видеть твое лицо, — заявляю на последнем вздохе, мечтая казаться смелой, но бешено бьющаяся жилка на моей шее выдает меня с потрохами.
Не успеваю взвизгнуть, как мое лицо вжимают в матрас. И теперь я чувствую лишь его ладонь, схватившую меня за шкирку и пригвоздившую в позорной позе попой кверху.
— У шлюхи нет этого права, — раздается рычание над моим ухом, но я вздрагиваю не от этого. Шелест одежды запускает в крови новую порцию жидкой паники, но у меня нет ни малейшей возможности пошевелиться, а потом между ягодиц проскальзывает что-то большое, горячее и гладкое, и вскоре до моего испуганного мозга доходит, что это. Удовлетворившись моей реакцией, он презренно хмыкает, склоняясь к моему лицу еще ближе: — Ты спала с моим братом?
Какую игру он ведет? Почему противоречит сам себе?
— Боишься, что не сможешь переплюнуть его?
Зажмуриваюсь, приготавливаясь к боли… и жалею о последних словах, как только слышу утробный звук из его горла:
— Sharmoota Haygana (прим. от автора — похотливая сука)
Резко надавив на вход, он врезается в меня одним грубым толчком. Настолько грубым, что я выгибаюсь дугой, теряясь в адском пламени боли, охватившей каждую клеточку моего тела.
Еще одно движение, и я с ужасом понимаю, что он еще не вошел полностью.
Я допустила ошибку, когда решила, что смогу все это выдержать…
Рот распахивается в немом крике, он кажется мне бесконечным, и, ощутив горячие дорожки слез по щекам, я утыкаюсь лицом в простыню, чтобы заглушить новый крик. Меня будто разрывает на части. Такой сильной боли я еще не чувствовала ни разу в жизни, это пугающее открытие утаскивает меня на самое дно агонии.
А самое ужасное в том, что моя естественная преграда не остановила Джафара, и он продолжает вонзаться в меня снова и снова. Я все еще стою на коленях только лишь за счёт его мощных рук, держащих меня за бедра и толкающих к новой вспышке боли.
Столько лет я берегла себя, чтобы потом позволить растоптать свою единственную драгоценность вот так?
Задыхаюсь солеными каплями собственных страданий. В ушах все гудит, но изредка, словно сквозь слой ваты, до меня долетают рычания Джафара о том, какая я узкая, и что-то еще, только не получается разобрать… Я будто на короткие мгновения теряю сознание от нарастающей внутри меня агонии. Но я терплю. Изо всех сил, что с каждой секундой испаряются подобно каплям воды в пустыне. Горло горит огнем от вырывающихся животных звуков, кажется, оно разодрано в кровь, и, чтобы приглушить их, вгрызаюсь зубами в собственную руку и прокусываю ее до металлического привкуса.
