Я осторожно расставила палатку, расстелила внутри одеяло. Дни и ночи без нормального сна сказывались. Я оставила палатку открытой, чтобы видеть, что происходило в лагере.
Перед тем, как пройти к спальным мешкам, орки бросили использованные котелки и тарелки рядом с моей клеткой. Это был мусор, который им приходилось носить с собой.
Что они не заметили, так это то, что один из ножей оказался близко к прутьям, и я могла дотянуться.
Я ждала часами, пока последний из них не захрапел, и женщина на страже ушла к дальнему краю лагеря. Я потянулась между прутьев и подтянула нож в клетку. Он был слишком большим, чтобы легко им махать, но он был металлом. И длинным. Я осторожно установила его между прутьев и стала пытаться подвинуть их с его помощью. Я не могла пролезть между прутьев, только голова помещалась, но это означало, что требовалось не так и много, чтобы я протиснулась вся.
Кто не попытался бы сбежать от кровожадных похитителей в куртках из кожи смертных?
Я знала, что пробыла там несколько часов, страж поменялся. Никто меня не проверил.
Не важно. Когда солнце стало садиться, орк-похититель проснулся. Я не смогла подвинуть прутья так, чтобы высвободиться. Я склонилась над ножом, уставшая, плечо болело, слезы раздражения текли по моему лицу, когда он нашел меня там.
Он со смехом вытащил нож, но, хоть его голос был низким и хриплым, его слова не были злыми.
— Ты еще не сломлена, букашка? Двор Сумерек любит крепкий дух. Так веселее ломать тебя.
Его слова еще звенели в моей голове, когда он привязал меня к седлу. Я забралась в палатку и уснула на своих одеялах, но сны были кошмарами о насекомых, пытавшихся сбежать из ловушки из липкого меда.
Когда я проснулась, было мокро.
Брызги попадали в клетку, привязанную к скамье в лодке.
— Тяни! Тяни! Тяни! — кричал голос, лодка дергалась и раскачивалась на волнах под темным небом.
Я встала в клетке.
— Лодка протекает! — зарычал кто-то. — Тащите, големы!
Я не видела движения. Большие каменные тела закрывали вид. Но големы работали тихо, рычали и говорили только орки.
— Если Двор Кубков хочет нашу помощь, они должны дать лодки, которые не тонут, — процедил голос.
Писк наполнил уши.
— Даже крысы согласны!
Крысы! Мои глаза расширились. Для меня крыса была как медведь. Я отчаянно полезла в сумку и вытащила лук и колчан. Я надела колчан на плечо, подняла лук одним движением.
Сумка! Она ударилась об прутья, раскрылась от удара. Я поспешила туда, упала на колени и доползла остаток расстояния. Я закрыла сумку и привязала ее к прутьям.
Моя палатка рухнула. Только одна веревка еще была привязана к пруту, и ткань палатки спуталась с одеялом. Я попыталась отбросить палатку ногой в сторону, но крысы уже окружили клетку, пищали. Мой желудок сжался, когда одна из них легко проникла между прутьев и поднялась передо мной.
Для духовного зрения крыс был красными искрами и тенью, не крыса, а ощущение — живой писк.
Я вытащила стрелу и выстрелила как можно скорее. Крыс ударил передними лапами, я выстрелила снова. Зверь был слишком большим. Мои стрелы были маленькими. Мне не хватало сил. Это было как биться с гризли луком.
Я уклонилась от атаки. Успела.
Я вытащила еще стрелу из колчана, подвинулась. Стрела прошла грудь крыса насквозь, застучала об прутья на другой стороне.
Крыс встал на задние лапы и застыл, упал у прутьев.
Вокруг нас больше крыс с писком бежали из поднимающейся воды.
Я стиснула зубы, собрала стрелы, вытерла их об шерсть крысы.
Крысы окружили мою клетку, но один взгляд на их мертвого брата в моей клетке, и они решили обойти ее.
Я все еще была Охотницей. Я могла одолеть добычу. Я стояла над крысой, думая об этом. Я не была кричащей девчонкой, которую похитили. Я не буду сидеть в углу, сдавшись. Мне нужно было показать этим фейри, какой я была, как я показала Скуврелю. Я заслужила его уважение. В какой-то степени. Могла заслужить и их уважение.
— Угроза силы спасает от ее применения, — сказал мне отец, когда мне было четырнадцать. У него был полный колчан стрел и лук за спиной, три ножа были пристегнуты к поясу, а в руке была толстая палка. Он поправил колчан на моей спине. — Пристегни все ножи, какие есть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я так и сделала.
Когда мы пришли к другим воинам деревни у кладбища, все были вооружены как мы.
И, когда мы прошли на кладбище, трое мужчин, грабящих его, убежали от одного нашего вида. Мы весь день заново хоронили мертвых. Я не была против. Я могла работать весь день, не уставая. И мертвые заслужили уважения.
— Мы могли бы отпугнуть их сами, — сказала я отцу по пути домой. — Нам не нужны были другие люди и все оружие. Ты мог бы выстрелить в них.
— Порой не нужно убивать, если можно заставить их думать, что это не стоит смерти. Все мы предотвратили смерть. Всегда выбирай жизнь, если можешь, Элли.
Я была на корабле фейри, волны бушевали вокруг, крысы пищали, и мертвая все еще была теплой в моей клетке. Может, я могла показать угрозу этим оркам. Может, я могла предотвратить смерти в будущем.
Глава шестнадцатая
Когда лодка выбралась на берег, я сняла с крысы шкуру, растянула кожу на прутьях в задней части клетки. Если они оставят меня тут надолго, я буду рада шерсти, хоть шерсть крысы была мерзкой. Шкуры хватило бы, чтобы укрыть меня полностью, как шкура медведя. Может, стоило привыкать к этой мысли. Элли Хантер, охотница на крыс.
Большой черный глаз появился у клетки, мой похититель заглянул внутрь. Я выбросила остатки трупа крысы из клетки вместе с тем, что осталось от гниющего мяса, которое он дал мне для еды.
— Жаль, придется отдать тебя Двору Кубков, фурия. Ты отлично подошла бы Двору Сумерек
— Тогда не отдавайте меня, — смело сказала я. — Оставьте у себя. Я помогу с крысами.
К его смеху присоединились другие вокруг него. Клетка подо мной дрожала, лодка добралась до берега.
— Ах, но тогда не будет Пира Воронов, а я желал такого годами, — он прикрыл глаз, предвкушая наслаждение.
— Что за Пир Воронов? — спросила я, он поднял клетку. Он был в настроении поговорить. Пускай. Я хоть что-то узнаю.
— Война, фурия. Вороны едят падаль.
— Тогда почему не назвать это Пиром Стервятников или Пиром Скунсов? — сказала я. — Они тоже едят падаль.
Он фыркнул.
— Видишь? Мне нравится твое общество. Почти так же, как нравится купаться в крови врагов.
— Каких врагов?
Он пожал плечами.
— Не важно. Я с радостью убью любых.
— Двор Крыльев, например? — спросила я.
Он пожал плечами.
— Надеюсь, мы спровоцируем Двор лучше этого. Крылья уже в полях, избегают недовольства народа и надеются, что их кишки не покроют землю, как у Двора Ножей. Они не хотят видеть, как их Двор рассыпается, так что они играют в пикник всю ночь в лесу. Мы не играем в детские игры во Дворе Сумерек. В наших играх могут убить. Мы играем смело и честно. И мы не притворяемся другом, если это не правда.
Значит, бывший Двор Скувреля и Двор Сумерек были врагами. И Сумерки собирались продать меня Кубкам. Этого я не хотела.
— Где был правитель Двора Крыльев? — спросила я. — Я его не видела.
Орк рассмеялся.
— Видишь? У тебя еще и зоркий глаз. Если бы ты не была такой маленькой и не была призом для хорошей войны, мы могли бы сделать из тебя что-нибудь интересное.
— Я — Элли Хантер, — смело сказала я.
— Меня зовут Гадрот Червеед.
— И много червей пришлось съесть для такого имени?
— Это объявление моего величия. Когда умираешь, ты становишься едой для червей. Черви должны остерегаться, потому что, если я умру, они будут едой для меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Уверена, они боятся.
Мы шли за другими орками по тропе, которая вилась среди камней, покрытых мхом, и по длинному склону. Когда мы добрались до вершины, золотой свет лился из большой бреши в холме. Дым поднимался дюжиной столбов из крыши хижины. Мы миновали пару орков, крутящих огромный вертел со зверем, которого я не узнала, его соки шипели, пока мясо жарилось. Другая пара что-то разделывала, и это выглядело подозрительно похоже на панголина, как тот, на котором мы ехали. Я надеялась, что этого не было в меню.
