— Очень рад, — усаживаясь возле Киприевского, сказал Небольсин, и беседа за кофе, нарушенная его появлением, ожила снова.
Штаб-ротмистр был очень корректен, немногословен, но все, что он иногда говорил, было вовремя и к месту.
«Да… по-видимому, один из секундантов Голицына», — решил Небольсин и, отказавшись от второй чашки, предложил мужчинам пойти к нему.
— Оставайтесь, господа, здесь. Нам нужно поехать с визитами…
— И одновременно посетить Гостиный двор и магазин Нольде, — смеясь, перебила старшую сестру Надин.
— И к Нольде, и даже, если успеем, заглянем к мадам Ришар, — спокойно подтвердила Ольга Сергеевна.
Дамы ушли. Офицеры молча курили, ожидая, что гость начнет разговор, но штаб-ротмистр заговорил о замечательной кровной кобыле, которую неделю назад привезли из Англии князю Юсупову. И только, когда дамы вошли в дом, он, чуть перегнувшись через стол, негромко сдержанно сказал:
— Как вы, конечно, догадались, штабс-капитан, я посетил ваших друзей и ваш дом по поручению его сиятельства князя Голицына.
Талызин смотрел в упор на Небольсина, и лицо его, за минуту до этого светски-корректное, стало холодным и официальным.
— Князь Голицын вызывает вас на картель. Ваши секунданты уже уведомлены мною и корнетом Мещерским о месте и часе дуэли. — Он выжидательно помолчал.
— Я готов. Где и когда? — с любопытством разглядывая строго-официальное лицо штаб-ротмистра, спросил Небольсин.
— Завтра, в начале восьмого часа поутру. Место поединка — лесная полянка возле чухонской мызы у дороги на Озерки. Условия… — штаб-ротмистр поднял на Небольсина серые, холодные глаза, — шестнадцать шагов, на пистолетах, сходиться к барьеру посреди, огонь открывать после команды «сходись», пистолеты Лепажа, по выстрелу.
Небольсин кивнул.
— На случай непредвиденного переноса дуэли, вроде вызова князя Голицына в Царское Село, внезапной болезни или чего-либо неожиданного, дуэль состоится на следующий день там же, — учтиво и обстоятельно продолжал Талызин.
— Нет. Дуэль состоится завтра. Послезавтра я должен выехать в Москву, — так же учтиво ответил Небольсин.
Киприевский и Соковнин переглянулись, едва сдерживая улыбки. Им понравился уверенный и спокойный ответ друга.
— Прошу извинить, но, если даже дуэль окончится успешно для вас, выехать вам не удастся. По законам Российской империи, установленным и утвержденным государем императором, офицеры, вышедшие на картель, как и их секунданты, подлежат арестованию на гауптвахте и последующему преданию суду, — поднимаясь с места, объяснил Талызин. — Итак, господа, до завтра. Честь имею. — Щелкнув шпорами, он отвесил почтительный и вместе с тем сдержанный поклон.
Небольсин проводил его до калитки.
— Прошу вас, господин штабс-капитан, извиниться перед очаровательной хозяйкой и вашей кузиной за невозможность проститься лично. Найдите предлог объяснить им мое неожиданное появление и такой же внезапный отъезд.
— Будьте спокойны. Я скажу дамам, что вы приглашали меня на воскресные царскосельские скачки.
И оба офицера, учтиво поклонившись, разошлись.
День до поединка соперники провели по-разному. Голицын, запершись с графом Голенищевым, детально обсудил предстоящий поединок.
— Будь точен. Цель ему в лоб, а затем стреляй. Полусогни в локте руку, воображай, что на учебной стрельбе по мишеням, — учил его старый бретер, гусарский полковник Голенищев, раз пятнадцать стрелявшийся по чужим и своим делам на дуэлях. — Главное, помни, он тоже стоит под дулом. Ну, а что такое быть зайцем под прицелом, понимаешь сам. Будь спокоен, пусть волнуется твой враг. Поднимай пистолет сразу, наводи медленно, не сбивайся с шага. Слушай голос распорядителя дуэли. Считай в уме, при счете «три» — медленно нажимай курок. Эти пистолеты имеют разные свойства. У одних курок хоть и смазан, а тугой. Его надо знать… У других чуть коснешься пальцем — уже «паф» — и мимо. Так ты проверь замок. При спуске не дергай сильно. А главное, верь, что не ты, а твой противник свалится на землю.
— Да, я спокоен… не могу только дождаться минуты, когда всажу в него пулю, — с невыразимой ненавистью произнес Голицын.
— А ты не злись. Это тоже мешает дуэли. Бей хоть в сердце, но спокойно, с умом, с рассудком.
Приехал штаб-ротмистр Талызин, коротко и точно рассказал о встрече с Небольсиным.
— Как он принял вызов? — поинтересовался Голицын.
— Даже не моргнул глазом. Словно его пригласили на чашку кофе или предложили прогулку на острова.
— Храбрится или не понял твоего визита…
— Понял. Он — Георгиевский кавалер. Видно, храбрый и дельный офицер, — ответил Талызин.
— О-о, это хорошо! Крестик-то белый над сердцем висит. Вот тебе, князь, и мишень, на которую целься. Да свой Владимир сними, он тоже подвести может, — со знанием дела советовал Голенищев.
— Я ему в голову стрелять буду… только в голову, — с холодной злобой сказал Голицын.
Талызину стало неприятно и от советов старого бретера, и от упрямо-тупого ответа князя.
— Вы тут не дуэль, а убийство затеяли, — поморщился он.
— А дуэль и есть убийство. Что они, в бирюльки играть собираются, что ли? — с неодобрением ответил Голенищев. — Кто ловчей, кто быстрей, кто спокойней, тот и будет жить.
В полдень Голицын пообедал в Офицерском собрании конногвардейского общества, сыграл две партии в французский карамболь на бильярде и, почти успокоенный, часам к одиннадцати ночи вернулся домой.
Княгиня, красивая, с чуть полнеющей фигурой тридцатилетняя женщина, привыкшая к непонятным ей и порою вовсе не объяснимым причудам супруга, не обратила внимания на то, что князь пошел в домовую церковку, откуда долго не выходил.
«Очередная блажь. Не хватает еще появления грязных монахов из какой-нибудь пустыни», — подумала она.
В начале первого часа Голицын прошел на свою половину и что-то писал за столом, аккуратно складывая исписанные листки.
Прохор, подглядывавший в скважину за князем, молча и горестно качал головой.
Небольсин в этот вечер рано возвратился домой, помня, что наутро у него дуэль.
— Стреляться будете? — осведомился Сеня, с любопытством оглядывая своего хозяина.
— Откуда взял?
— У-у, откуда! Сам слышал, как вы с господами секундантами по-французски говорили: «Озерки, дуэлия!» — с радостным возбуждением подмигивая Небольсину, выкрикнул Сенька. — Уж вы ему, толстому борову, в пузо цельте… Пусть помучается за ваше горе, за Нюшину смерть! — неожиданно серьезно закончил он.
— А вдруг не я его, а он?
— Никогда… ни в жисть! Бог не допустит такого злодейства… Вы его, Александр Николаевич, это уж как пить дать, — уверенно закончил Сеня.
За легким ужином кузины много говорили об актрисе Семеновой, очаровавшей Петербург.
— Кстати, зачем приезжал этот симпатичный штаб-ротмистр? — поинтересовалась Надин.
— Он очень понравился твоей сестре, — продолжая говорить о Семеновой, вставила Ольга Сергеевна.
— Не очень, но весьма мил… Он так не похож на твоих шалопаев Соковнина и Киприевского, — подтвердила Надин.
— Свататься приезжал. Испрашивал у меня разрешения просить твоей руки, — очень серьезно ответил Небольсин.
Так за столом просидел он до полуночи, после чего лег спать.
— Утром разбуди меня в семь часов да никому не говори о дуэли. Поедем в Озерки, — сказал он Сене.
— И я с вами?.. Голубчик, Александр Николаевич, а я хотел просить вас об этом, — сияя от оказанного ему доверия, зашептал Сеня.
— Да ведь, Сеня, вместе мы были с тобой на Кавказе, вместе были в Тифлисе, вместе будем и на поминках по Нюше…
— Дай-то господь отомстить за ее чистую душеньку, — истово перекрестился Сеня.
Утро было ясное и до того солнечное, что Небольсин даже прищурился от обилия света, когда, разбуженный Сеней, глянул в окно.
Сквозь тюлевые занавеси виднелся сад с его могучими фруктовыми деревьями. Через раскрытые настежь окна вливался густой, пряный запах наливающихся яблок. От клумб, разбросанных под окнами дома Корвин-Козловских, шел медвяный, острый аромат цветов.
— Духмяной воздух… В такое утро не стреляться, Александр Николаич, а на речку идти надо, — сказал Сеня, но смолк, видя, как Небольсин предупреждающе поднял палец. — Никто не слышит. Барыньки, кузыны ваши, спят, а генерал уже с час как на прогулку отправились.
Небольсин быстро оделся. Было около семи.
— Чай готов. Выпейте на дорогу и для верности стаканчик…
— Для верности, Сеня, дай небольшой бокал хереса и одну галету, — попросил Небольсин.
Он едва успел съесть галету, как в комнату вошли Соковнин и Киприевский.
— Раз есть аппетит, значит, состояние духа прекрасное, — резюмировал Киприевский. Он налил себе большой фужер хереса и со словами: «За погибель врагов» — залпом осушил его.