Донован коротко размахнулся и изо всей силы ударил ребром ладони по зеленому огоньку на панели кибера. Что-то звякнуло, огонек погас, и воцарилась тишина. Донован посмотрел на ладонь. Из ссадины сочилась кровь. Он прислонился лбом к холодному пластхитину кибера и вдруг опять услышал за стеной бубнящий голос Кирша:
— …Кроткий кроль, крепя крест кролю, крапивой крушенье красил…
Донован сжал кулаки и пошел прочь от этого места.
Вслед ему неслось:
— …Кряква крысе кровожадной — крах кромешный…
Замолчи… Замолчи, замолчи! Донован бросился вперед.
Он шел напрямик, не разбирая дороги, через анфилады комнат, через завалы протухшей бумаги, гнилой тряпья, ржавого железа, битого стекла, развороченных, смятых, словно они побывали под прессом, приборов и механизмов, назначение которых сейчас невозможно было определить — дикая смесь контуров псевдоприсутствия, частей роботов, биоэлектронного оборудования, транспортных средств, пересыпанная мелкими деталями и залитая разложившейся слизью биоэлектронного наполнителя. Он не помнил, сколько времени так шел не останавливаясь, не обращая внимания ни на что. Уже притупилось в памяти, куда он шел и что здесь искал… И тут перед ним открылся хорошо освещенный зал, широкий, но с низким потолком, закопченным, покрытым, как гусиной оторопью, каплями воды. Донован остановился.
Это был генераторный зал. У пульта синтезатора, спиной к Доновану, на косоногом стуле в грязном, пятнами, словно жеваном комбинезоне сидел Кирш.
Вот и встретились, почему-то совершенно спокойно подумал Донован. Кирш чуть заметно покачивался, словно был вдребезги пьян, и что-то монотонно бормотал. Вот как мы встретились… Донован смотрел ему в трясущийся затылок и чувствовал, как в нем снова начинает закипать злость. К этому человеку. Некогда его другу.
— Кирш, — тихо окликнул он.
Жалобное нытье оборвалось. Кирш застыл Мгновенье он сидел так, сжавшись в судорожный комок, затем вскочил. Стул полетел в сторону загрохотал, и Донован увидел, что на него, медленно разрастаясь, движется святящееся, перемигивающееся снежное облако.
Ах, ты!.. Ярость ударила в голову, и Донован прыгнул. Вперед, в сторону и к Киршу. Облако осталось сбоку и сзади, а прямо перед собой он увидел Кирша — небритого, сгорбленного, трясущегося и, не размахиваясь, ударил. В лицо — грязное, липкое от холодного пота…
Он постоял над распростертым телом, отдышался, затем перешагнул через него и подобрал отлетевший в сторону арлет. Единственное оружие, от которого не спасает силовое поле защитного шлема… Донован вздохнул и переломил арлет. Указатель заряда стоял ровно посередине шкалы. Где же ты его достал, Кирш? Ведь на всех синтезаторах на его производство наложено вето… Пятки болели, будто их били бамбуковыми палками (это прыжок, подумал он), а левое плечо занемело и покалывало. Зацепило-таки облако. Он положил арлет в карман и принялся усиленно массировать плечо. Кто же мог ожидать от тебя такой прыти? Донован поднял кособокий стул и сел. Именно такой…
Кирш все еще неподвижно лежал на полу. Донован огляделся. Синтезатор был разворочен, все рубильники, клавиши, кнопки выдраны из своих гнезд с корнями, ни одного целого стекла, ни одного целого экрана… Сбоку на панели виднелся желтый кристаллический потек кислоты, а на полу, на том месте, куда она стекала, вздувшиеся пузыри жженого бетона.
— Вставай, — сказал Донован.
Кирш не шевелился.
Тогда Донован, кряхтя от боли, встал, приподнял Кирша под мышки и прислонил к стене. Голова Кирша свесилась.
Донован нашел под пультом синтезатора баллон с водой и, открыв вентиль, начал лить воду на голову Кирша.
— Я в сознании, — тихо сказал Кирш.
Вода все лилась. Кирш открыл глаза и поднял голову.
— Я в сознании, — громче повторил он, — и даже его не терял.
— Жаль, — Донован бросил баллон на пол. — Для всех было бы лучше…
— Ты не галлюцинация? — спросил Кирш. — У меня в последнее время часто…
Он потрогал подбородок.
— Впрочем, нет. Давно прилетели?
— Давно… — Донован снова сел на стул. — Вчера.
— А-а…
Они помолчали.
— Ну, здравствуй, Кирш.
— Здравствуй, Донован. Айю видел?
Донован кивнул. Что же тебя спросить, мучительно думал он. Что? Столько было вопросов…
— Давно… все это началось?
— Давно… Не помню. Сейчас что — день?
— Убитых… Сколько убитых?
— Н-не знаю.
Снова воцарилось молчание.
— Понимаешь, — сказал Кирш, — я думал: ну, будут убитые, немного, без этого ведь нельзя, но потом кто-то кого-то возьмет в плен, кто-то победит… Появятся лидеры, все прочее…
Внутри у Донована что-то оборвалось. Последняя призрачная надежда… Ему стало жутко и в то же время бездонно-тоскливо. Почти нереальная надежда, что все-таки Кирш не имеет к этому никакого отношения, рухнула. Рухнула так же беззвучно и страшно, как обрушивались остовы домов под лучами интеграторов, — первое, что увидел Донован с орбиты.
— Все-таки это ты, Кирш…
Кирш сник.
— Знаешь, я много думал. Я всегда был дилетантом. Раньше — как поэт, теперь — как вершитель чужих судеб…
— Я, я, я! — заорал Донован. — Все я! Устроил бойню, а думаешь только о себе! Зачем ты это сделал? Заруби на носу: если теория не гуманна — она абсурдна!
Кирш отвел глаза в сторону.
— Читайте еженедельник Комиссии по вопросам внеземных цивилизаций, — пробормотал он.
Донован внимательно посмотрел на него.
— Ты пьян?
— Нет. Нечем… А хорошо бы. И гитару… Побренчать, как ты говоришь. — Кирш негромко продекламировал: — «В жизни мужчинам немало дано: богом — женщина, чертом — вино. Но женщин желанней, хмельней вина есть для мужчин — война». — Он посмотрел на Донована. — Нет, это не я. Это Киплинг.
— Бренчал бы у чьей-нибудь юбки, а сюда бы не лез! Вершитель судеб, черт тебя побери!
Кирш устало прикрыл глаза.
— Ты знаешь, у меня как-то было желание покончить с собой, — сказал он спокойно. — Убей фашизм в себе самом… — Он усмехнулся. — Хорошо звучит, а? В себе самом…
— Для этого ты и нацепил на голову шлем защиты? Не смеши. Мы с тобой не на театральной сцене.
— В том-то и дело. Мне порой кажется, что все это сон. Кошмарный сон. Хорошо бы проснуться… И в этот момент в кармане Донована запищала рация.
— Донован! Донован! — звал Ратмир. — Вы нашли Кирша? Где вы? Тут кибер, я через него слышу, как вы разговариваете!
Донован опустил руку в карман и щелкнул клавишей. Затем встал, подошел к пульту и отключил передатчик.
— Это кто? — равнодушно спросил Кирш. — Начальник экспедиции?
Донован не ответил.
— Понаехало шишек, руководителей, начальников… Кирш вздохнул. — Ничего, разберутся.
Он вытер мокрый лоб, чтобы вода не капала на глаза.
— Понимаешь, — сказал он, — вся беда в том, что для них это просто игра. Не больше и не меньше.
Донован поднял с пола баллон, закрутил вентиль и поставил его у стенки синтезатора.
— Благодетель человечества, — горько сказал он. — Ты приговорил этот мир к самоубийству, и тебе еще мало. Хочется, чтобы все было красиво, с пафосом…
Краем уха Донован услышал за стеной зала какую-то невнятную возню, быстрый топот босых детских ног. На мгновенье в коридоре притаились, затем блеснула вспышка, кто-то захохотал, снова побежал, шлепая босиком по цементному полу, и в зал стремглав влетела Айя.
Донован остолбенел.
— Ты что тут делаешь? Почему ты здесь, я же…
Он осекся. Вслед за Айей в зал ворвался человечек с интегратором наизготовку. Он остановился ослепленный светом, а затем увидел Айю.
— Ага! — победно закричал он и нажал на спуск. Донован бросился к Айе и дернул ее за руку.
Хлопнула неяркая вспышка. На миг его окутал радужный туман, затем в шлеме щелкнуло реле, туман сразу же исчез, и Донован увидел, что лицо у человечка начало вытягиваться. Он растерянно опустил интегратор. Сзади за спиной заливисто хохотала Айя.
У Донована задергалась щека. «Это хорошо, что у меня на голове шлем, — подумал он. — Я ведь както об этом забыл». Он шагнул вперед, ухватился за ствол оружия и, вырвав его из рук человечка, зашвырнул под синтезатор.
— Вон! — заорал он, повернул человечка за плечи и дал пинка. — Мерзавец! Чтоб духу твоего здесь не было!
— Ты что? — возмутилась Айя. — Донован, как ты мог? Ведь мы просто играли!
Донован подошел к ней, осторожно потрогал ее волосы. Губы его дрожали.
— При чем тут он? — спокойно сказал Кирш. — Если уж кого по морде, так это меня.
Донован молча взял Айю на руки, перенес к стулу и посадил.
— Донован, как же это ты? — тихо спросила она, глядя ему в глаза. — Что с тобой, тебе плохо, да?
