Он снял с себя шлем, надел ей на голову и наглухо застегнул.
— Не снимай его, пока я не разрешу.
— Зачем? Это что — новая игра?
— Нет. Но так надо.
— У-у, я тогда не хочу! — закапризничала Айя. — Он большой и болтается на голове.
— Ничего. Это ненадолго. До вечера.
Айя недовольно сморщила нос.
— Да… Ты на всех будешь так надевать? — саркастически усмехнулся Кирш.
Донован подошел к Киршу, взял его за ворот комбинезона и рывком поставил на ноги.
— Послушай-ка, ты… — выдавил он и оттолкнул Кирша к стене. — Ты хоть понимаешь, что ты здесь натворил?
Кирш отвел глаза.
— Да, — сказал он. — Я научил их убивать.
— Кто, кто дал тебе на это право?!
— Риторический вопрос. Никто не может дать такого права.
Он впервые посмотрел прямо в глаза Доновану, и на его лице резко обозначились скулы.
— Да, я научил их убивать друг друга! — почти выкрикнул он. — Я рассказывал им о штыковой атаке, об окопной войне, о партизанах… Я демонстрировал им действие мин, гранат, противотанковых ружей, интеграторов, деструкторов…
Не отрывая взгляда от Кирша, Донован нащу-
|пал в кармане арлет и вытащил его. Кирш это видел, но даже не пошевельнулся, только чуть побледнел и продолжал говорить.
— Я рассказывал им, как сквозь эту мясорубку войн человечество шло вперед. Понимаешь, ВПЕРЕД!!! Сквозь боль, слезы, кровь, смерть… Я хотел, чтобы они это поняли. Не только посмотрели, но и поняли!..
(« — Ты болен, — сказал Аол»).
…Что пройдя через все это, мы стали теми, кто мы есть. Мы стали ценить то, что мы есть. Потому, что мы сумели порвать этот порочный круг войн, найдя путь из него. И этот путь — прогресс!..
(« — Ты заразен, — сказал Аол»)
…Но они не поняли. Они не поняли, зачем им этот путь, когда и без него хорошо. Они даже не захотели понять, потому что не захотели думать! У них на уме только одно: играть, играть, ИГРАТЬ!!!
(« — Ты заразил меня, — сказал Аол»)
…И тогда я построил им этот город и сказал: вот вам место для игры. Воюйте!
— Все, — оборвал его Донован. — Я думаю, ты все сказал.
Он закрыл арлет. Кирш, не отрываясь, смотрел на него. Тогда Донован медленно, как на дуэли, поднял арлет на уровень глаз и нажал на спуск. Кирш даже не сделал попытки отойти в сторону. Он так и остался, прислонившись к стене, ждать медленно ползущее к нему, переливающееся искрами, как снег на солнце, смертоносное облако.
«Ну уйди же, уйди!» — кричало все в Доноване, но Кирш не ушел. Облако достигло его, впиталось в тело, и только на комбинезоне еще мерцали перемигивающиеся искорки. Губы Кирша конвульсивно дернулись, видно, он хотел что-то сказать, но только улыбнулся устало и вымученно.
Затем лицо его стало стекленеть, будто покрываясь глазурью.
Ведь ты все врал, подумал Донован и мешком опустился на пол. Ты все врал! Специально, цинично, боже мой, до какой степени цинично!.. Чтобы я смог нажать на спуск.
Кирш постепенно исчезал, становясь прозрачным.
— Дылда! — возбужденно закричала Айя. — Это что, новая игра?
Она вскочила со стула и радостно захлопала в ладоши.
— Как красиво, Донован! Я тоже хочу так!
И тут в зал вбежал Ратмир. Он увидел Донована, Айю и, надсадно дыша, остановился.
— Ох! — облегченно выдохнул он. — Я уже думал, у вас что-то стряслось. То было слышно, а то вдруг раз — и как в воду…
Он снова обвел взглядом зал, посмотрел на сидящего на полу Донована, и его охватило смутное беспокойство.
— А где Кирш?
Айя засмеялась.
— Он спрятался. Они с Донованом играли, и Донован его спрятал!
Донован неподвижно сидел на цементном полу, вокруг него разводами стояла сизая вода. Ратмир медленно, с тяжелым предчувствием, встал и подошел к нему.
— Где Кирш?
Донован выронил на пол арлет. Он со стуком ударился об пол, и на маслянистой воде дрогнули круги.
— Нет его, — сказал Донован. Ратмир нагнулся и поднял арлет.
— Малышев, — глухо, неумело, непривычно для самого себя сказал он, — я объявляю вас арестованным.
— Хорошо, — свистящим шепотом ответил Донован и встал.
Все вокруг словно изменилось, стало более рельефным, почти осязаемым. Он потрогал стену, где стоял Кирш, и она пылью начала осыпаться под его пальцами.
Так и нужно было, жестко подумал он. За всех человечков. В голове было необычно ясно и трезво. Только так. И совесть меня не будет мучить.
5
Сквозь тревожную дрему Донован слышал, как за стеной кто-то монотонно и надоедливо бубнит. Не можешь ты ничего слышать, уверял он себя. Часа два назад, когда они подъехали к куполу, поставленному еще вчера Ратмиром и Феликсом рядом с Деревней, Ратмир собственноручно запер этот отсек на межмолекулярный замок… Не можешь ты ничего слышать. Он очнулся од дремы, открыл глаза и стащил с головы шлем волновой психотерапии. Дверь в рубку была приоткрыта, и оттуда доносился неторопливый разговор. Похоже, Ратмир докладывал на корабль о положении на Сказочном Королевстве.
Ратмир… Дело в том, что законы развития нашего человеческого общества, тем более в том жестоком виде, в котором их пытался приспособить здесь Кирш, неприемлемы для Сказочного Королевства. Несмотря на внешнюю схожесть человечков с нами, физиология, психология и, естественно, вытекающая из этих факторов личная и общественная жизнь человечков в корне отличны от наших, что и приводит к несовместимости и неприменимости законов развития нашего общества по отношению к данной цивилизации.
Нордвик. В каком плане вы тогда расцениваете действия Кирша?
Ратмир. Я считаю, что его действия на Сказочном Королевстве следует расценивать так же, как расценивает человечество эксперименты фашистов, прививавших людям болезнетворные вирусы. Гадко, мерзко и дико. Все, что здесь пытался внедрить Кирш, похоже либо на дремучую глупость воинствующего фанатика, возомнившего себя неким новым миссионером-проповедником земной цивилизации, действующим по иезуитскому принципу «цель оправдывает средства», либо на откровенный циничный садизм. Что двигало им — предположить трудно. Возможно, желание таким странным способом подстегнуть цивилизацию в своем развитии, но Кирш не имел ни малейшего представления о ее социальной структуре, ее направленности, истории, традициях, наконец, метаморфозе, и его попытка была заранее обречена на провал. Поняв свою ошибку, он прекратил производство оружия, обесточил всех киберов, кроме некоторых, имеющих автономное питание, прекратил строительство домов, дорог… Короче, свернул всю свою программу. Это, конечно, при условии, что она у него была. Действия его носили сумбурный, нервный, я бы даже сказал, психически надломленный характер, что, вероятно, связано с тем, что спровоцированная им война, или, как ее здесь называют, Войнуха, с самого начала вышла из-под его контроля. Большего, чем то, что я перечислил, он сделать не смог, это было не в его силах. Да, я думаю, и не в наших.
Нордвик. И откуда он выкопал такую дикую идею… Откуда он вообще взялся, из какого века?!
Ратмир. Откуда… Здесь мы можем только предполагать, хотя некоторые наметки у меня все-таки есть. По роду своей деятельности мне пришлось ознакомиться с биографией Кирша. Его дед по материнской линии, известный социолог Мэй Сикиора, лет десять работал над монографией «Влияние пропаганды культа силы как основополагающей линии межгосударственных взаимоотношений на психологию человека докоммунистических формаций». Монография вызвала огромный интерес и заслужила достойную оценку специалистов, присудивших ей премию Ассоциации историков. Я знаком с этой монографией и должен признать, что Мэй Сикиора, используя огромный фактический материал и умело препарируя идеологические возрения апологетов войны, убедительнейшим образом раскрыл разрушающее действие культа силы на психологию человека того времени. Но сейчас я подумал о другом. Киршу было всего четырнадцать лет, когда монография увидела свет. И вполне возможно, что пока дед работал над монографией, внук мог ознакомиться с антигуманистическими концепциями в первозданном виде. Сами понимаете, какое влияние могла оказать такая информация на неокрепшее мировоззрение подростка… Впрочем, это только предположения.
Нордвик(медленно). Но не лишенные основания… (Пауза). Скажите, Ратмир, какого вы мнения о войне… то есть о Войнухе?
Ратмир. По своей сути — это игра. Веселая, если здесь уместно употребление этого слова, многоходовая, где выигрывает сила, ловкость, хитрость, чутье, а проигравший ставит на кон свою жизнь. Человечков совсем не привлекает социальная суть или даже этическая окраска этого явления, как хотелось бы Киршу. Их интересует лишь игровая сторона. Очевидно, это в какой-то степени связано с их физиологией, почти полным отсутствием нервно-болевых центров и окончаний, откуда проистекает совершенно безразличное, бесчувственное отношение к насильственной смерти.
