Глава 23
ШЛАНГ
Утром баба Катя разбудила Генку и Диму. Они встали одним рывком по старой армейской привычке. Плескались у двух пожарных бочек, наполненных накануне. Баба Катя стояла рядом, держа полотенца, расшитые нехитрым деревенским узором.
Первым закончил процедуру Климов, взял полотенце у необычно молчаливой старухи и ничего не заметил. Зато Артеменко, взглянув в лицо бабы Кати, удивился его отрешенному выражению.
- Вы чего, баб Кать, такая неразговорчивая? Обидел кто?
Та безнадежно махнула рукой и ушла в избу.
Друзья переглянулись. Артеменко двинулся было за ней, но напарник удержал, считая, что лучше разбирается в женской психологии.
- Баб Кать, шланг давай, огород польем, пока солнце не запалило листья, предложил он.
Старуха молчала. Он заглянул ей в лицо и увидел беззвучно текущие слезы.
- Нету шланга, Крольчонок, нету. Пропили.
- Как? Кто? - ужаснулся Климов: неужели мы вчера?
- Кто ж теперь знает? Кто гулял всю ночь, тот и пропил. Народу вчера вона скоко смотрело, как вы мой огород обиходили.
- Сволочи...
- Я, Генок, ворам прощаю. С тоски пьют, с тоски воруют, чтоб пить. Покупателю не прощу.
- Воровали свои, значит?
- Свои, кто ж еще...
- Участкового предупредите, а сами по деревне походите, поглядите, кто пользоваться будет.
- Они ж не придурки, хоть и пьяницы. Они соседям продали или в Палиху. Там магазин всю ночь работает. У меня туда ноги не дойдут.
- Понятно...
То, что старая назвала его Крольчонком, сначала удивило Климова, потом вспомнил, что вчера, когда после баньки причастились, он рассказывал бабе Кате про свое детство. Значит, и мать вспомнил. Только она так его называла.
Гун вышел к Димону. Тот, чтобы не терять времени даром, уже сходил на колонку и принес пару ведер воды.
- Ну что?
- Хреновые дела. У старухи шланг ночью сперли. Скорее всего, уже пропили.
- Сволочи...
- Я тоже так сказал. Ладно, поехали. На обратном пути другой завезем, пусть на ночь под подушку кладет.
Приятели сели в машину. Баба Катя вышла на порог. Ласточка тронулась, выбросив в утренний воздух аккуратное кольцо сизого дыма.
Они ехали по главной улице деревни, названной в честь вождя революции. Вообще, в деревне было три улицы: непременная Почтовая и почему-то Амундсена. Деревня спала, хотя солнце уже встало и петухи свое оторали.
Однако в предпоследнем дворе было заметно шевеление, в окнах горел свет, не выключенный с ночи, и кто-то даже пытался петь.
- Стой! - внезапно догадался Генка. - Вот они, воры!..
- Ты же не видел, а не пойман...
- Пойман. Пойман. Я бабе Кате сказал, чтобы походила по дворам, посмотрела. Они не дураки. Продали в Палиху. Там магазин круглосуточный. Кто еще гулять всю ночь будет? Пойдем спросим.
Артеменко понял - напарника не отговорить.
На всякий случай захватил монтировку. Еще в сенях почувствовали тяжелый запах бедного застолья, услышали голоса двоих, потом третьего.
Классический расклад. Но, войдя внутрь, убедились, что еще два человека, мертвецки пьяные, лежат на кровати.
- А-а-а... Геннадий-угодник, - узнали их.
- И с ним Демьян-праведник. Проходи, садись. Расскажи, чего в столице новенького, когда капитализм нас окончательно задушит?
- Водка тебя раньше задушит, - тихо сказал Артеменко.
- Ты не прав, напарник, я его раньше задушу, если не скажет, кому продал шланг. Баба Катя вас простила, но я возьму грех на душу, - предупредил Генка.
Глаза самого трезвого сузились, а рука потянулась в карман.
- И не думай, - предупредил Димон. Но тот был готов к схватке, и пришлось резким ударом монтировки по предплечью остановить его.
- Сука! - поднялся с табуретки ближний к Геннадию мужик и тут же оказался под кроватью, сбитый прямым в челюсть.
- Это не я... Честно. Я потом пришел, - уверял третий, оставшись в одиночестве, потому что и второй растянулся на полу, попробовав боднуть Артеменко головой.
- Кому продали? - спросил его Генка.
- Говорили, Михасю. Это не я. Честно.
- Пошли, честный пионер, покажешь.
Третьего посадили в кабину между собой и поехали в Палиху. Всего семь километров. Теперь летели по двум деревням на форсаже. Перед Палихой пошли тихо.
- Чего деревню Палихой назвали?
- Горели часто. Здесь самый лучший самогон гнали. Пока гнали, пробовали. Вот и горели, - объяснил пленник и даже улыбнулся.
- Могли и Самогоновкой.
- Могли... -согласился пленник. -Вон его дом.
- Сиди и не рыпайся, - предупредил Дима.
- А то накостыляем по дороге, - добавил Геннадий.
Они вышли из машины и направились к указанному дому.
- Вот гнида, - Генка указал на колонку, от Которой через забор тянулся шланг; их шланг, они узнали его по патрубку, который самолично смастерил из трубки большего диаметра Дмитрий. А ну-ка, взяли...
Напарники вцепились в шланг и что есть силы дернули на себя. В огороде по ту сторону дома раздался вопль. Оказалось, Михась стоял одной ногой в кольце. Друзья побежали к машине, не выпуская шланг из рук. Ничего не понимающий Михась, пробороздив телом томаты и огурцы, остановился, когда влетел головой в лежащую на огороде бочку. После этого истошный крик прервался. Сходила с ума собака на цепи, метались в исподнем жена и теща. Палиха проснулась. Где-то забили в рельс, созывая людей на пожар...
Петля ослабла, нажравшимся питоном шланг скользнул в траву, потом через забор в фургон Ласточки, где его снова аккуратно свернули.
Проезжая по улице Ленина, остановились у дома старухи. Баба Катя дежурила у калитки. Артеменко выбрался из кабины, достал шланг и перебросил через забор:
- Возьмите, баба Катя. Вернули.
- Раскаялись... -из кабины добавил Климов.
- Спасибо, - сказала старая и протянула поверх калитки сверток; Артеменко машинально взял.
- На обратном пути заскочим, проверим, все ли цело, - громко, чтобы слышали соседи, сообщил Артеменко.
Баба Катя перекрестилась.
Выбрались на трассу. До пограничного КПП оставалось не более шести километров.
Встали в хвосте колонны для пограничного и таможенного досмотра. Здесь их знали. Пока стояли, развернули сверток. Там оказалась жареная курица.
- Мать моя, она же последнюю несушку под нож пустила...
Глава 24
МАРИЯ ИГНАТЬЕВНА
Она пришла домой с одной мыслью: "Как он там?" Не ощущая вкуса, поела любимой окрошки. Зашла соседка - вернула кофемолку. Оказывается, в тот день, когда увезли в больницу Глотова, брала на часок. Соседке не терпелось поделиться новостями, но отрешенный вид Марии Игнатьевны не располагал к беседе. Соседка поинтересовалась, не больна ли Маша. А может, на работе неприятности? Но Маша уверила, что все в порядке.
Соседка подумала, что Маша влюбилась. И была недалека от истины. С тех самых пор, как на пороге квартиры возник этот карьерист Глотов и предложил работу, с Марией Игнатьевной что-то произошло. Она не сразу поняла, что влюбилась. Нет, сначала он просто понравился. Выходит, когда работала в таксопарке, не разглядела?
Мария Игнатьевна старательно гнала от себя крамольные мысли. Они с Глотовым уже не молодые, но мужчины стареют позже. Она подошла к зеркалу, зажгла свет и бра. Морщины, морщины, морщины... Проклятые морщины. Выключила верхний свет. Картинка улучшилась. Тогда залезла на антресоли, достала коробку с инструментами и лампочки. Выбрала сорок ватт, потом, обжигаясь, выкрутила семьдесят пять в бра и поставила новую. Стало еще лучше.
Мария Игнатьевна бросилась в спальню и достала все содержимое из туалетного столика. Не густо. Два тюбика помады, карандаш, вековой давности пудра. Взглянула на руки - ногти безобразные. Вдруг вспомнила про соседку. Сбегала на кухню, схватила кофемолку и позвонила в дверь напротив.
- Верочка, я кофе не пью, готовлю его только для гостей, но ко мне ведь никто не ходит. Возьми, - и протянула кофемолку.
- Ну... Я не знаю, - растерялась соседка.
- Мне денег не надо. У тебя лак есть?
- Лак? Для пола?
У соседки недавно был ремонт.
- Для ногтей. Мне бы пару флакончиков. Не знаю, что надеть. Разных.
Влюбилась, укрепилась в мысли Верочка, и побежала за лаком.
- Вот, выбирай. А лучше сначала платье.
Маша побежала домой - выбирать. Гардероб у нее был приличный, но несколько устаревший - ретро.
Мария Игнатьевна не знала, на чем остановиться. Позвала соседку. Та все поняла. Прихватила пузырьки и пришла в квартиру Маши.
- Давай демонстрируй. Да не прикладывай, демонстрируй. Снимай с себя все.
- Все?..
Маша разделась.
- Слушай, от тебя мужики должны балдеть. Я имею в виду настоящих мужиков, которые разбираются. Животик малюсенький. Попка еще держится. Грудью кормила?
- Не успела. Умер ребенок...
- Сколько твоему избраннику?
- Как мне.
- Это плохо. Мужики умирают рано, хотя стареют поздно.
Мария Игнатьевна поразилась одинаковости их мыслей.
- Стало быть, не будем скрывать природные достоинства. Никакой шерсти, милочка, лето на дворе. Зачем тебе училкой наряжаться. Будешь у нас Марлен Дитрих, но без шляпы.
