– Вы все-таки любили его? – грустно вздыхает Френкель.
Любил? Почему «любил»? Я продолжаю ЕГО любить и знаю, что ОН меня тоже любит. В том, что случилось, мы виноваты оба. Мы не поняли друг друга, но продолжаем любить.
***
Жизнь кружилась вокруг меня разноцветной каруселью. Спектакли, балы, рестораны, клубы. Восторженные глаза поклонников, запах цветов в моей грим-уборной, конфеты, шампанское. Правда, все это уже без князя. Он как-то сам исчез из моей жизни. Рассеялся, как дым от дорогой сигары. Я не жалел об этом, но мне не хватало физической любви. Ходить в бордели после последнего случая мне не хотелось. К страху, что женщина может посмеяться над моими размерами, прибавилась брезгливость. Нет, меня не перестали возбуждать женщины. Я продолжал яриться на их обнаженные тела на фотографических каточках и любоваться ими на улице, но близости мне не хотелось.
Не скажу, что меня тянуло к мужчинам, но то чувство, когда крепкий член входит в меня, не давало мне покоя. Поэтому я ярил не только член, но и анус.
В новом сезоне Мариинки я должен был танцевать в «Жизели». Моей партнершей, как всегда, должна была быть Матильда. Костюмы использовались те, что шились по эскизам Бенуа, и мне они нравились.
– Ваца, какой конфуз, – Тата входит в костюмерную во время примерки.
Мы оба смеемся. Я объясняю ей, что не забыл про штанишки*, просто художник так решил подать свою идею.
– Ты в таком виде просто Аполлон, – улыбается Тата. – Весь зал будет у твоих ног. Я не понимаю. Как тебе удается быть на сцене таким сияющим и ярким, а в жизни…
Тата замолкает и прикусывает губу. Мне становится жалко ее. Она смотрит на меня виновато. Я знаю, что в жизни я серая мышь. Я мрачен и неразговорчив. Просто танец для меня – это сказка, и я перевоплощаюсь в сказочного принца.
– Только вот принцесса у тебя… – Тата замолкает и подозрительно смотрит на вошедшую костюмершу.
Я знаю, что она имеет в виду. Матильда и правда стара, и рядом со мной она выглядит надутой куклой, но я не могу просить, чтобы ее заменили на кого-то еще.
– А почему ты не попросишь, чтобы «Жизель» танцевала Павлова? – говорит Тата, пока мы пьем кофе в буфете. – Мне помнится, она смотрелась с тобой прекрасно.
Я знаком с Аннушкой, и мы танцевали с ней в Париже. Она вовсе не похожа на Матильду. Она молода и легка, и в танце она смотрится как неземная нимфа. Я соглашаюсь с Татой, что хотел бы танцевать с Павловой, но просить про это не стану. В результате мою просьбу дирекции театра передают Фокин и Карсавина.
Матильда в гневе. Я чувствую это, даже проходя мимо ее гримерки. Но я надеюсь на ее великодушие и здравый смысл. Мне двадцать два, и когда я танцую любовь с тридцатидевятилетней приземистой женщиной, это смотрится ужасно.
Это был мой первый провал. Вернее не мой, а всего спектакля. Но пострадал за это только я. Как только я вышел на сцену в одном обтягивающем трико без штанишек, публика в зале зашепталась. Я не обращал на это внимания и продолжал танец.
– Вацлав, мне жаль, но по личному приказу ее императорского величества за непристойный вид на сцене вы уволены, – говорит мне директор театра через пару дней.
Я удивлен. Ведь я просто надел костюм, который создал Бенуа. В Париже никто не обратил особого внимания на трико. Почему меня увольняют?
– Дорогой, неужели ты не понял? – вздыхает Тата. – Это месть Матильды. Ты же знаешь, какую власть она имеет над великими князьями.
Я слышал про это, поэтому решил, что мне нет смысла с ней тягаться. Я решил устроиться в другую труппу и танцевать там.
– Просись к Дягилеву, – советует мне Тата. – Он сейчас в Петербурге. И я думаю, что он не откажет тебе. Ты очень талантлив. Пожалуй, ты один из самых талантливых танцоров, каких я знаю. Мы же с тобой танцевали в его «Русских сезонах». Фокин ставит сейчас для него миниатюры. И Бенуа тоже работает на него.
Мне нравилось работать с НИМ в «Русских сезонах», но я боюсь ЕГО просить. Но Тата настаивала.
Я несколько раз брал трубку телефонного аппарата, но как только телефонистка просила меня назвать номер, я кидал трубку на рычаг. В нашу первую встречу ОН произвел на меня впечатление человека великого и мощного. Не смотря на ЕГО средний рост, ОН казался мне огромным Колоссом, возвышающимся над всеми. Я робел и никак не мог назвать телефонистке ЕГО номер.
– Дягилев у аппарата, – слышу я в трубке ЕГО уверенный голос.
Я представился и попросил о встрече. ОН любезно согласился и заметил, что возмущен решением театрального совета о моем увольнении.
