своей недвижимости на особняк, мы провели грандиозный семейный совет, распределили квартиры и начали ремонт. Вернее, употребление множественного числа здесь, конечно, не совсем уместно. Разумеется, основные траты легли на мои плечи. Предполагалось, что квартиры переселяющихся в особняк родственников будут проданы только тогда, когда нам всем уже будет где жить. А до того мне приходилось решать финансовую составляющую глобального семейного вопроса в одиночку. Хотя на совете мы постановили, что каждый вносит вклад в обустройство своего жилья в соответствии со своими амбициями, мне приходилось постоянно платить сверх запланированного, иначе ремонт мог затянуться на многие годы. У родителей не имелось доходов, которые могли бы покрывать неожиданно возникающие траты, братишка был погружен в постоянные финансовые проблемы своего учреждения. Так что платил все равно я. Кстати, о Виталике и его «учреждении», как я коряво выразился. Вопреки моим ожиданиям, брат перестал прыгать с места на место и закрепился на той работе, о которой я уже упоминал. Бизнесмены, к которым он прибился, делали последовательные шаги в местной политике, и газета им все еще была нужна. Одна беда – они не хотели вкладывать в ее развитие никаких денег. То есть они хотели, чтобы их воспринимали как людей с собственными медиавозможностями, но чтобы это ничего им не стоило. Вначале все шло еще не так плохо, но со временем, когда рекламный рынок стал сдвигаться в сторону интернета, начались проблемы. Виталиковы боссы ставили вопрос так: не можешь работать – уходи, можешь – работай, но деньги клянчить не надо. Даже мне было понятно, что эта постановка неправильная. Относиться к СМИ как к бизнесу можно только в том случае, если это он и есть. То есть дело, требующее первоначальных вложений. В любом другом случае это только политический инструмент, который требует постоянных дотаций. Но братишкины партнеры вкладываться не хотели, на каждый возникающий в ходе производства газеты долг реагировали, ожесточенно скаля острые зубы. И Виталик стал бояться лишний раз соваться к ним с проблемами предприятия, он считал, что если учредители откажутся от его услуг, он потеряет свою профессиональную репутацию навсегда. А не хотелось: Виталик развивал свой еженедельник шаг за шагом, делая, даже на мой непрофессиональный взгляд, все очень правильно. Пусть он не стал журналистом, но медиаменеджер из него все-таки получился. Он собрал команду крепких профессионалов, последовательно развивал сайт, постоянно генерировал какие-то интересные идеи. А между тем перетекание рекламного рынка в Сеть стало уже неотвратимым. У официальных печатных СМИ, каковым был еженедельник, которым руководил мой брат, остались только два источника дохода – непосредственно продажи газеты и государственные контракты, то есть информационное сотрудничество с органами власти. Для этого нужно было делать хорошую читабельную газету, при этом ухитряться не ссориться с властями и стараться не выпрыгнуть из нищенского бюджета дотаций, до которого снисходили учредители. Это было очень не просто. Стоит ли упоминать, что при возникновении малейшей проблемы Виталик бежал ко мне?
– Слушай, Джексон, мне нужно срочно полторы сотни отдать в типографию, а то перестанут печатать… Мои не дадут, можно даже не подходить. Вернее, я уже пробовал. Но там так: есть бюджет, крутись в его рамках. А как мне крутиться, если типография подняла цены, бумага дорожает не по дням, а по часам?
Или так:
– Джексон, надо перехватить копейку, налоговая счет арестовала, а мне нужно на бюджетные счета вносить залоги за госконтракты. Не внесу – все, до свидания, мы можем закрываться. Не будет госконтрактов, не будет ничего.
Дальше начиналась его длительная и чаще всего вполне обоснованная жалоба на неправильное устройство медиапроекта, который хотят заставить жить в рамках бизнеса, но по каким-то совсем далеким от того законам. Мог ли я в таких случаях отказывать своему брату? Конечно нет. Я всегда находил, чем ему помочь, хотя был против такого попрошайничества. Я считал, что ему нужно раз и навсегда принципиально решить вопрос финансирования газеты с учредителями, он со мной соглашался, но никак не мог осмелиться. Я даже пригрозил ему как-то, что оформлю свои взносы и стребую с его работодателей долю участия в проекте. Но, увидев округлившие в неподдельном ужасе глаза брата, сказал, что просто пошутил. И, конечно, продолжил дальше ему помогать. Сколько денег перетаскал из моих ресторанов Виталик на свое печатное детище, не дав бухгалтеру поручение, я уже и не вспомню.
Вот так несколько лет назад мы все оказались под одной крышей. Папа был рад, он получил в лице Артемки покорного ученика, который предпочитал дедушку строгим и занудным репетиторам и потому тоже быстро стал еще одной заинтересованной стороной. Кроме того, Артем теперь с большим удовольствием потреблял бабушкины блины, салатики, супчики и паровые котлетки. Мама, поняв, какую роль отвел ей в семейном предприятии младший сын, сначала пыталась бунтовать, но потом смирилась: в конце концов, ребенку нужно правильное питание, братья живут в полном мире и согласии, благодаря мне у Виталика вроде бы нет проблем на работе. А на невестку не обязательно обращать внимание. В конце концов, какое она имеет значение? Маме понравилось быть незаменимой, она ушла на пенсию и вместо тягостного безделья получила главенствующую хозяйственную роль в большой семье. В общем, кое-как она приспособилась. Об эмоциях и чувствах Викуси можно было только догадываться, но, видимо, она тоже всем была довольна. Ей никто не мешал, все было в порядке.
По-настоящему меня удивила моя Рита. Идея с городским особняком принадлежала ей, она долго присматривалась к потенциально привлекательным для нее зданиям, даже хотела сподвигнуть меня купить квартиру на втором этаже в уже отреставрированном двухэтажном жилом доме исторического значения. Но квартиру, которую она вожделела, купили буквально за день до нас. Рита целенаправленно, хотя и аккуратно проедала мне мозги на предмет того, что отдыхать нужно за городом, но жить – только в центре, и желательно в таком месте, где вся инфраструктура будет «под рукой». Она выклевала мне печень своими юношескими фобиями, от которых, как я подозревал, на самом деле уже мало что осталось. Она подвела меня к этому решению по всем правилам, которые ведомы только очень умной женщине, умеющей ловко и незаметно манипулировать своим мужем. И когда Борька предложил мне этот обмен, я уже почти не думал. Нужно было видеть лицо Риты, когда она узнала, что такое в принципе возможно! Но я вовсе не подозревал, что жена может согласиться с идей создания этакого «дворянского гнезда». Как я уже говорил, она хотела, чтобы на первом этаже особняка мы открыли небольшую галерею, в которой продавали бы работы модных художников. Были
