Когда самолет вошел в левый разворот, набирая высоту, Тамара увидела в окно повернутую землю. И вдруг, словно не сумев удержаться на этом косогоре, маленький далекий аэровокзал с башенкой развалился на куски. Это был последний толчок большого землетрясения в Бидри.
Тамара зажмурилась и отшатнулась от окна.
…Тимченко докладывал Москве:
— Я восемьдесят пять четыреста шестьдесят восемь. Взлет произвел, высота тысяча двести… Самолет плохо слушается руля высоты. Предполагаем повреждение посторонним предметом на взлете…
Самолет шел в спокойном вечернем небе. Через просветы между облаками виднелись внизу морщинистые горные кряжи. В салоне пассажиры громко и нестройно пели вечную «Катюшу» — радовались тому, что страхи остались позади, что летят домой. Иностранцы не пели, но улыбались и даже притопывали в такт: они чувствовали себя гостями и хотели быть приятны хозяевам. Те из раненых, которые не могли сидеть, лежали — каждый на трех креслах с откинутыми подлокотниками.
В первый салон вошел Игорь и стал торопливо скатывать ковровую дорожку в проходе между креслами. Поющие понемногу замолкли. Люди с удивлением и тревогой смотрели, как Игорь вскрыл первый люк — ближний к кабине — и спустился под пол, в багажное помещение.
Фонариком он осветил зеленые с черными кольцами трубы — тяги рулевой. Осторожно потянул в одну сторону, в другую. Тяги руля поворота ходили легко, а тяги руля высоты почти не двигались.
По СПУ — самолетному переговорному устройству — бортинженер доложил командиру:
— Тяги руля высоты почти не ходят… Внешних повреждений нет. Перехожу в следующий отсек.
А около буфета два ряда кресел были вообще сняты. Там устроили импровизированный госпиталь. На разостланной простыне лежал пожилой англичанин с открытым переломом голени, это его поддерживали под руки у трапа. Врач закрутил жгут, чтобы остановить кровотечение, и наложил лубки. Следующий пациент уже ждал своей очереди. Рот у него был широко открыл и сдвинут на сторону.
— Челюсть сломал, — объяснили доктору. Тот бегло ощупал лицо больного и уточнил:
— Не сломал, а вывихнул.
Одной рукой он придержал больного за затылок, другую сунул ему в рот, ухватил за зубы и быстрым беспощадным движением рванул вниз и назад. Пациент охнул, пошевелил челюстью и сказал удивленно:
— И все дела?.. Спасибо.
— Не за что, — отмахнулся доктор. — Самая трудная часть операции — убрать вовремя руку, чтобы пальцы не откусили.
Доктор, как и все, был в приподнятом настроении.
А в кабине атмосфера была совсем другая.
— Москва, центр! — вышел на связь Тимченко. — Я — восемьдесят пять четыреста шестьдесят восемь. Перелетел государственную границу СССР, пройду траверз Ленкорани в двадцать три десять.
В кабину вошла встревоженная Тамара.
— Что такое? — спросил Ненароков.
— Во втором салоне какой-то свист. И температура понизилась.
Игорь поднялся с кресла:
— Я пойду посмотрю. Разрешите?
Тимченко кивнул.
…Заложив руки в карманы, Игорь стоял в хвостовой части самолета и смотрел вверх, на потолок салона. В одном месте обивка была разодрана, и в эту дыру со свистом уходил воздух.
Бортинженер рванул обивку, раздвинул теплоизоляцию и увидел трещину в дюралевой обшивке самолета. Трещину шириной в два пальца. В нее медленно уползал, втягивался поролон теплоизоляции.
Игорь был человеком храбрым до отчаянности, но это зрелище заставило его измениться в лице и невольно отступить на шаг.
…Когда Игорь, осмотрев хвостовую часть, возвращался назад, пассажиры уже не пели. Женщин с детьми перевели в первый салон: там было немного теплее. Бортпроводницы раздали пледы, помогали укутать детишек. Игорь прошел в кабину…
…Тимченко докладывал Москве:
— Снижаюсь до трех тысяч: самолет разгерметизирован… в обшивке, в хвостовой части, обнаружена трещина. Размеры уточняем.
К зданию Министерства гражданской авиации на Ленинградском проспекте подъезжали одна за другой черные «Волги». Люди, приехавшие на них, торопливо здоровались друг с другом, торопливо входили в стеклянные двери.
…Наверху, в просторной приемной, их встречал референт. Всем он говорил одну и ту же фразу:
— Проходите, пожалуйста, ждет.
В кабинете уже собралось человек десять. Шторки большой настенной карты были раздвинуты. Озабоченный человек в летной форме, стоя возле карты, докладывал хозяину кабинета ситуацию:
— На конечном этапе разбега, в момент отрыва от земли, имел место еще один подземный толчок. При этом самолет получил повреждение: вышел из строя руль высоты и в хвостовой части фюзеляжа образовалась трещина, размеры которой уточняются.
Из селектора раздался металлический голос:
— Самолет прошел траверз Ленкорани в двадцать три тринадцать… Высота три тысячи, скорость пятьсот…
— Да… Ситуация, — сказал хозяин кабинета. — Надо к ним послать кого-нибудь. Пускай пристроится с хвоста, произведет осмотр наружных повреждений…
Один из сидящих за столом сейчас же отозвался:
— Рейсом Баку — Ашхабад идёт «Ил-18». Может, его?
В кабине Тимченко слушал сообщение Москвы:
— «Ил-18», следовавший рейсом Баку — Ашхабад, получил указание изменить курс, пристроиться к вам с хвоста и произвести осмотр повреждений…
Опять прибежала Тамара.
— Андрей Васильевич, пассажиры волнуются: некоторым дышать трудно… Что мне делать?
— Что делать? — задумчиво сказал Тимченко. — Сделай вот что. Принеси-ка нам, Тамарочка, кофейку.
— Что? — Тамара подумала, что ослышалась.
— Кофейку, кофейку… И вообще, поменьше волнуйся. Не бегай по салонам, а ходи спокойно… Мы снижаемся, дышать станет легче… И распорядись, чтоб достали чемоданы из багажного: пусть оденутся потеплее.
…Через вскрытый Игорем второй люк бортпроводник и двое строителей выгружали из багажного отделения чемоданы. Их раскрывали тут же, в проходе, и пассажиры одевались кто во что. Особо теплых вещей ни у кого не было: летели из южной страны.
…Когда появился «Ил-18», было уже совсем темно. Пристроившись в хвост самолету Тимченко, «Ил» зажег посадочные фары и сообщил по радио результаты осмотра:
— «Ту-154», вы меня слышите?.. Вижу вас хорошо. Руль высоты внешних повреждений не имеет, но в носовой его части виден какой-то посторонний предмет… На воздухозаборнике среднего двигателя вижу вмятину… Под ним, в верхней части фюзеляжа, трещина длиной около метра и загнут лист обшивки — встречным потоком.
— Спасибо, — поблагодарил Тимченко и повернулся к своим. — Ну, мастера, слышали?.. Что делать будем?
