этого Англиканцы на связь больше выходили.
— Хитрят наши Англиканские братья, — усмехнулся понтифик. — Выжидают, пока нас тут утопят в крови.
— Нам никто не угрожает, сир!
— Страна без правительства обречена. Бета-конфликт! — понтифик усмехнулся бескровными узкими губами. — Конфликт не между Альфа-самцами, а между одной Альфа-страной и мелкими Б-странами. Надо же было такое придумать! Что там с Б-странами, брат Готфрид?
Кардинал с готовностью доложил. Здесь у ватиканского нунцианата имелись точные агентурные сведения с мест.
— Ирана нет. Индии. Китай закрыл все границы. Там тоже есть разрушения, но страна сейчас непроницаема как кокон. Японию смыло.
— Как смыло?
— Прошу прощения, сир. Ударили по Окинаве — крупнейшей военной базе США, и Японские острова просто исчезли. Сейчас там море.
— Но как же русские уцелели? Они обязаны были сгинуть первыми!
— Осмелюсь напомнить, они по большому счету в войне не участвовали. Б-конфликт. БК. Лишь всего одна бомба упала на территории русских, да и то наши аналитики полагают, что случайно.
На этих словах понтифик приоткрыл глаза, но лишь для того, чтобы хитро их сощурить.
— Случайно, говоришь, брат Годфрид? Одна бомба-один город. Все мы знаем какой.
Священники помолчали. Оба были в возрасте, как и положено ватиканским гражданам, и долгий разговор утомил их.
— Что еще имеет сообщить ватиканская разведка?
— У нас нет разведки, сир. Исключительно сообщения добровольных помощников, возжелавших стать глазами Церкви. Народ взбудоражен известиями о лже мессии на юге.
— Что опять Санта Лука?
— Он самый, сир. На этот раз известия обнадеживающие. Говорят, толпа линчевала проходимца в Аттрани…
— Вы с ума сошли! Как линчевали? Его что, убили? — понтифик вскочил. — Если хоть волос упал с его головы, вы за это ответите! Срочно свяжитесь с местным епископом. Пусть сделает все для спасения Луки. И молитесь Богу, кардинал, чтобы не было поздно!
Атрани. Италия
— Остановитесь, люди! — епископ Эназий Атрийский раскинул руки, точно собираясь обнять беснующуюся толпу.
Священнику далеко за 60. Фиолетовый пилеолус съехал на затылок. Полы черной сутаны спутались. Красный пояс развевается сзади, прости Господи.
В толпе на плаца перед храмом-Марии-Магдалины толпа в тысячу голов. На первый взгляд дерутся все. Но затем взгляд различает несколько крупных драк. Дерутся сторонники и противники Санта Луки. Самого его не видно. Да и где углядишь его в такой толпе. Епископ, подобрав сутану, по наитию пробирается к паперти. По пути ему самому едва не дали пару раз, не смотря на сутану и крест.
— Если мошенника удавили, то и мне конец! — шепчет Эназий.
Приказ из Ватикана пришел однозначный-спасти любой ценой и отправить под охраной в столицу. А как его спасти, если и найти нет никакой возможности. Разорван толпой. Разве что по кускам сложить как пазлы, прости меня Господи.
Вокруг епископа метались перекошенные лица, окровавленные рубахи, с тяжелым крестьянским хеканьем опускались пудовые кулаки. Южане-народ крепкий. Эназий понимал, что ежели прилетит, то прилетит конкретно, кость у него слабая, заживает долго. Он быстро состарился при храме, единственное, что ему остается, молиться, чем он успешно и занимался всю жизнь.
Но Господь не оставил его и на этот раз. Его не сшибли с ног, не затоптали, даже не ударили сгоряча. Лишь пару раз пребольно толкнули в плечо-синяки останутся на нежной коже священника. Он добрался до паперти даже ни разу не споткнувшись об уже вырубленных сельчан. И замер потрясенный.
На ступенях храма сидел грязный мужик в рванье, похожем на перепоясанный вервием холщовый мешок. Был он бос и с видимым удовольствием вычищал грязь меж пальцев на ноге. Периодически с не меньшим удовольствием он обнюхивал искомый палец, словно ища один ему ведомый аромат.
— Понял теперича, брат Алозио, почему я не ношу башмаки? — приговаривал он, обращаясь к другому странному прихожанину, тощему, длинному, но с огромными ступнями, скрытыми в ботинки не менее 45 размера и руками-лопатами. — Это чтобы меня с тобой не спутали, дурило!
Брат Алозио был бит нещадно. Носяра сломан и разбух до неприличных размеров. Алозио тщетно пытался выплюнуть осколки зубов через окровавленный рот. Осколков было много.
— Конница прибыла! — Лука заметил епископа.
— Но как так? — у того не было слов, он недоуменно развел руками вокруг, пытаясь охватить побоище, которое и не думало затихать.
Люди дрались остервенело и без цели, и это было страшно.
— Я бросил камень в центр урожая! — пожал плечами Лука.
Слова навевали давние ассоциации, но епископ не вспомнил какие.
— Ваше… Как к вам обращаться?
— Лука!
Атрани. Салита дель Понтони. Дом епископа.
Дом епископа расположился в лучшем месте, и на веранде, где был накрыт стол, было видно лазурное море и другие дома, которым повезло меньше и которые лепились к скалам.
На первое было подана дзуппа - фасолевый суп с овощами: тыквой, морковью, луком. Была рыба-грильята ди пеше: королевские креветки, лангусты, форель. Ну и наконец мясное ассорти: ребрышко ягненка, колбаска, свинина.
И напитки-Соньо Итальяно в искрящихся на солнце бокалах. Солнца было достаточно-и в бокалах и вокруг. Солнце, море, лёгкий бриз. Белые парусники на лазурной глади.
Алозио жрал как свинья, непринужденно сморкаясь в полы рубища. Судя по его состоянию, он поступал так всегда.
— На нажимайте более на фасоль и вообще бобовые! — сказал Лука. — Хотя бы ближайшие пару лет, пока не спадет радиация.
— Где мы, а где война! — отмахнулся Эназий.
— Ну ты, епископ, ваще дурак! — огрызнулся Алозио. — Если бы не Великий Лука и не, то чудо, которым он остановил атомную смерть, вы бы давно червей кормили!
Ему чрезвычайно ловко прилетело ложкой от Луки. Он ел своей ложкой, которую достал из рубища, изготовленной из сверкающего белого металла, напоминающего начищенное до блеска серебро.
— Понравилась ли вам откушенная еда, сын мой? — спросил Эназий.
В дверях кухни выстроилась челядь, ловившая каждое слово. Уже сегодня новость о самом Великом Луке, откушавшем у священника, облетит весь город и окрестности.
Ложка как по мановению волшебной палочки исчезла в недрах рубища. Лука с хитрым прищуром глянул на хозяина.
— А ты ведь врешь, епископ! — проговорил Лука. — Где ты был, когда толпа убивала меня на паперти? Не ты ли науськивал ее?
— Что ты такое говоришь, сын мой? — пролепетал священник.
— Не сын я тебе! Если бы не приказ Папы, ты пальцем о палец не ударил бы, чтобы спасти людей. Какой же ты пастырь Божий после этого? — он встал, с грохотом отодвинув стул. — Я лишаю тебе сана! Отправься в паломничество, замаливай грех, а там посмотрим!
Он внимательно глянул в глаза священника, и у того возникло неприятное ощущение, что взгляд его не остановился на глазницах, а
