— Я прекрасно справлюсь без посторонней помощи. Просто я иду чуть медленнее остальных.
— Но вам понадобится помощь при переходе через ручей.
— Вероятно. И это весьма прискорбно.
Теперь священник остался один на один с духовидицей, чье лицо все еще блестело от слез. Это выглядело столь прелестно, что он закусил губу. Он шел размеренным шагом, заложив руки за спину, точно какой-нибудь монсеньор в кино, высокопоставленное духовное лицо в ниспадающей ризе. Недоставало только пурпурно-красного заката и овальных дымчатых очков. Духовидица пахла мшистым перегноем, а когда она стянула капюшон, он почувствовал слабый запах дыма, смешанный с запахом грязной одежды. Она ни на йоту не утратила свое великолепие и была еще более соблазнительной, чем прежде. «Как трогательна ее чистота, — подумал он. — Ее болезненная чистота».
— Церковь, — сказала она, остановившись среди папоротников. — Как вы думаете, когда мы можем начать?
— Мне нужно связаться с епископом, — сказал священник.
— При чем тут епископ?
— Он знает, что делать.
Духовидица положила руку ему на сердце. В густой лесной тени он почувствовал тепло ее руки.
— Вы сами знаете, что делать, — сказала она.
II
Украшение богослужения
13-14 ноября 1999 года
Прошел год с тех пор, как Том Кросс развелся с женой и лишился своей компании, которая занималась заготовкой леса. Теперь он работал охранником в исправительном центре Норт-Форка и жил в мотеле на южной окраине города, платя сорок долларов в неделю при условии, что по мере надобности будет помогать по хозяйству. Когда-то мотель назывался «Ночлег и завтрак», но теперь был переименован в «Приют усталого путника». «Приют» принадлежал супругам-пенджабцам и представлял собой ряд домиков у шоссе. Пенджабцы подготавливали для Тома список поручений, и он ходил из домика в домик, чинил водопровод и чистил канализацию, извлекая из сливных отверстий комья волос и нечистот. Утром в субботу он работал на улице под дождем, разбирая аппарат для изготовления льда, когда рядом остановилась машина. Сидящий за рулем мужчина протянул ему карту и спросил, как проехать в туристский городок Норт-Форка.
— Вам что-нибудь известно? — спросил мужчина.
— О чем? — удивился Том.
— Говорят, здесь появилась Пресвятая Дева.
— Дев здесь давно не осталось, — сказал Том.
— Может, это и неплохо, — откликнулся мужчина. — Но я говорю про Деву Марию. Про Матерь Божию.
— Впервые слышу, — сказал Том. — Что вы имеете в виду? Что значит «появилась»?
— Вы слышали про Лурд? Город Лурд во Франции? Там Богородица сошла на землю и предстала перед людьми. Говорят, здесь происходит то же самое.
Аппарату для льда требовался новый компрессор. Том направился в офис, чтобы обсудить это с пенджабцами. В офисе мотеля пахло карри и помадой. Дети пенджабцев, мальчик и девочка, смотрели на него глубокими, печальными глазами. Хозяин был худ и носил хлопковые рубашки и сандалии, что делало его похожим на статиста из фильма про Раджива Ганди. В тусклом люминесцентном свете в его расчесанных волосах виднелись чешуйки перхоти. Его жена была тихой и некрасивой, несмотря на великолепную кожу и прекрасные волосы и зубы. Том подумал, что имя мужа, Пин, возможно, на самом деле следует произносить иначе. Пиин? Пен? А может быть, Пем? Жену вроде бы звали Джабари, — Том слышал, что так обращался к ней муж.
— Фасованный лед — сообщил Том, — можно купить в магазинчике у дороги. Далеко не во всех американских мотелях постояльцам подают бесплатный лед. Кое-где да, а кое-где нет. В отличие от мыла или полотенец без него вполне можно обойтись. Выбирая, где остановиться, никто не думает про лед.
Пока он растолковывал хозяевам эти тонкости американского быта, в офис вошла пара путешественников, мужчина и женщина. Под дождем остался белый «линкольн-континентал».
— Настоящий ливень, — заметил мужчина.
— Им это прекрасно известно, — сказала женщина. — Они в состоянии выглянуть в окно.
— Прости, — сказал мужчина, — что я констатирую очевидное.
— Хорошо, ты прощен, — смилостивилась женщина.
Пин проворно зарегистрировал их. Изящными пальцами с длинными ногтями он взял кредитку.
— У нас можно жить с собакой, — сказал он, — но за это мы берем дополнительную плату, десять долларов. — Он произнес это вежливо и сухо и пояснил: — Покрывала, на них остается шерсть, и потом мне очень трудно их чистить, поэтому следите, чтобы собака сидела на ковре и не забиралась на кровать.
— У нас нет собаки, — сказал мужчина. — То есть у нас есть собака, но она осталась дома.
— Что вы знаете про видения? — спросила женщина. — Вы что-нибудь об этом слышали?
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — ответил Пин.
— Неподалеку какая-то девушка видела в лесу Деву Марию.
— Они индусы, — сказал мужчина. — Вы индусы? — спросил он, обращаясь к Пину.
Новые постояльцы подъезжали весь вечер. Впервые за то недолгое время, которое прожил здесь Том, пенджабцы включили щит с сияющей алым светом надписью «Свободных мест нет». Том стоял под навесом и курил, наблюдая, как люди выгружают из машин свои вещи. Оказалось, что пара на «линкольне» все же привезла с собой собаку. Рядом с «линкольном» стояла машина с двумя наклейками сзади: «Мой босс — еврейский плотник», и «Соблюдай дистанцию — Господь видит всё». Прицеп, что стоял на другом конце стоянки, украшали крест и надпись: «Крупнейшая сеть передвижных католических магазинов».
В офис вошел мужчина с зонтиком и возмущенно изложил свои претензии. Тому пришлось чинить протекающий унитазный бачок, а Пину и Джабари мыть ковер, от которого пахло кошачьей мочой. Том невольно обратил внимание, что волосы Джабари заплетены в толстую, блестящую косу. Он украдкой наблюдал за ее работой; тонкие, ровные руки Джабари двигались легко и проворно. На ее лице были заметны крохотные морщинки. «Наверное, из-за жизни в чужой стране», — подумал он. Джабари и ее муж были тихими, жалкими маленькими людьми. Тому казалось, что они целый день ходят в ночной одежде: оба носили широченные спортивные шаровары. Работая, они не обращали на него внимания и переговаривались между собой на родном языке, сладкозвучном и странном. Тому нравилось слушать их речь, и он наслаждался их приглушенным щебетом, делая вид, что изучает поплавковый затвор. Ему нравилось, что он не участвует в этом разговоре. Рядом были два человека, небольшое одинокое созвездие, занесенное в чужую страну с другого края света. Присутствие этих людей, их темная кожа, запах карри напоминали ему о необъятности мира. Планета была больше Норт-Форка — в этой мысли было что-то успокаивающее. И его собственные проблемы, как бы серьезны они ни были, не существовали в Индии.
Когда Том отрегулировал затвор, Джабари надела резиновые перчатки и хирургическую маску, чтобы вымыть унитаз. «Ей дурно от запаха экскрементов американцев, поедающих говядину, — подумал Том. — Мы ей отвратительны, хотя она в этом ни за что не признается. Ей есть чего бояться. В первую очередь расистов, которые не выносят цветных. Впрочем, и она, и Пин отлично научились делать вид что ничего не замечают. Понимают ли они, как сильно их ненавидят? Скорее всего да, но стараются не обращать на это внимания, как евреи в гитлеровской Германии, как страусы в детских книжках или биржевые маклеры».
— Скажите, что это — явление Девы Марии? — проглатывая гласные, спросил Пин. — У нас появилось столько клиентов.
— Трудно объяснить. Я пока сам не понял. Что-то вроде религиозного собрания, полагаю. Или паломничества в Индию. Так же, как люди отправляются к Гангу. Вы ведь совершаете омовение в Ганге?
— В Индии мы приходим к Гангу каждый год, чтобы очиститься. Теперь туалет не шумит.
— Этот тип явно обожает жаловаться.
— Хорошо, теперь туалет в порядке.
Том пошел к себе в домик. Он снял ботинки и запер дверь. Пенджабцы разрешили ему поставить замок: он не хотел, чтобы у него стянули удочки, болотные сапоги, бинокль, ножи, револьвер сорок четвертого калибра, ружье, винтовки или коробки со снастями и инструментом. Том лежал, окруженный своими сокровищами, и смотрел футбол. В комнате пахло плесенью, но он замечал это, лишь когда входил в дом, включал отопление или открывал окно. Телефона в домике не было. Его смена в тюрьме начиналась в полночь и заканчивалась в восемь, и, когда был выходной, в три часа ночи сна у него не было ни в одном глазу. От нечего делать он вообразил себя начальником охраны, которому поступила жалоба на шум. Вот он входит в комнату, полную молодых парней — бригада, нанятая подрядчиком. Им не нравится Том, не нравится, как он стоит в дверном проеме, угрожающе расправив широкие плечи, и смотрит на них мутными, алчущими крови глазами. Они безуспешно пытаются сделать вид, будто им плевать, что он скажет. Том представил, что могло бы быть дальше: «Уже поздно, а у нас живут рыбаки, которые встают с рассветом, вы мешаете им отдыхать. Так что давайте без глупостей, убавьте звук, не надо меня злить». Уязвленная мужская гордость заставляет постояльцев огрызаться. Кое-кто уже готов спустить дело на тормозах: «Входи». Он знал, что услышит это. Кто-то делает музыку потише. «Хочешь пива, приятель?» «Не откажусь», — говорит он и, открыв банку, уходит победителем.
