— Я сказал — квадратные.
— Во второй раз не сказал. Ты сказал, что круглые. «Для марсиан они, может, круглые». Слышишь, Джимми, он ведь сказал, что мячи круглые?
— Мячи? — переспросил я с отсутствующим видом. — Ну да. Конечно, круглые.
Крис заткнул уши пальцами, чтобы Дэйв оставил его в покое, и Дэйв отправился за выпивкой по новому квадрату.
— Ты сегодня что-то все молчишь, Джимми, — сказала Нэнси, опуская меня на землю.
— А? Ну да, устал малость. Что-то плохо спалось ночью.
— Тебя ведь что-то беспокоит, да?
— Меня? Да нет… В общем, знаешь, всякие банальности. Вот, скажем, а если вирус СПИДа мутирует и станет передаваться по воздуху?
— Да ты что! — заволновалась она.
— Нет, извини, я это только что выдумал.
— Между прочим, я еще одну вещь знаю, которую ты выдумал.
— Что? — взволновался я.
— Ты тут на днях говорил. А я вот взяла да и проверила, Джимми Конвей. Из словарей вовсе не убрали слово «доверчивый». Разыграл меня, да?
— Нет-нет, в словарях «Коллинз» и в других пока оставили. Зато изъяли из Оксфордского толкового словаря, который только что вышел.
— Вот это да! — изумилась Нэнси.
Друзья меня отругали за то, что я постоянно поглядываю на часы, будто хочу оказаться где-то в другом месте, так что теперь я украдкой косился на стенные часы за стойкой бара. Уже пол-одиннадцатого, и Арабелла наверняка недоумевает, почему я не появился. Может быть, она попытается объяснить мою неявку и скажет друзьям, что содержатель клуба так рад иметь со мной дело, что перевел меня на высшую ставку, и я буду закрывать вечер, поэтому надо посидеть и подождать?
И только вернувшись домой, я включил мобильник, чтобы проверить, есть ли сообщения. Сообщений не было. Вообще никто не звонил. Значит, она так разозлилась, что даже не желает со мной разговаривать. Я не только сорвал ей статью и, наверное, заставил вкалывать все воскресенье, чтобы подготовить что-нибудь взамен, я ведь еще вынудил ее уйти пораньше с классной вечеринки и унизил перед друзьями. Может, позвонить Арабелле на служебный телефон и оставить на автоответчике какое-нибудь изощренное оправдание? Нет, гораздо лучше и приличнее залечь на дно. Поскольку я не давал ей ни своего адреса, ни прочих подробностей, то на несколько дней просто отрезал себя от внешнего мира, мужественно отключив мобильник до тех пор, пока не выйдет номер газеты.
А в субботу ближе к полуночи я проехался до Брайтона, где можно купить первый выпуск воскресных газет. С экземпляром «Санди таймс» я скользнул в кафе — почитать, чем там Арабелла заполнила место. Из газеты выпал лист с обзором культуры, и на первой полосе красовалось мое лицо. Я ощутил, как меня затрясло, — буквально всем телом ощутил. Там был я с Билли Кристалом и Стивом Мартином — под заголовком «Ему смешно».
Это явная месть, дошло до меня, разоблачение всей моей аферы, и теперь я как голый король перед целой страной, разоблаченный репортершей-следователем, которую так глупо недооценил. «Ему смешно» — мне вдруг стало вовсе не смешно. Я перевернул страницу и стал быстро просматривать статью, под которую отвели весь разворот.
Я сижу в чуть обшарпанном эстрадном клубе в Северном Лондоне, где лучшей шуткой вечера пока что была сумма, которую берут за теплый бокал белого вина. Я наблюдаю череду комиков, которые пытаются выжать комедию из обычных тем, смотрю на вымученные улыбки зрителей и вижу, как их лицевые мышцы болят от бесконечных усилий изобразить смех над потугами посредственности. Но сегодня публику ждет настоящий сюрприз. Ведь самый веселый юморист не значится в программе. И вот на сцену выходит Джимми Конвей и выдает один из самых вдохновенных номеров на лондонской эстраде за многие годы!
Я озадаченно перечитал предложение. «И вот на сцену выходит Джимми Конвей». О чем это она? Спятила? Необъяснимо. Я продолжил читать и выяснил, что мое выступление, оказывается, намного смешнее, чем я осмеливался предположить. Судя по всему, мой знаменитый «рыбный» номер быстро превращается в легенду. Без явной выгоды для себя Арабелла была готова обмануть миллионы людей — еще до того, как я к ним вышел и исполнил номер. Я был просто чудо, сенсация! Похоже, я так ей понравился, что она не усомнилась во мне, несмотря на мою неявку, убежденная, что я действительно такой замечательный юморист, как утверждали мои американские статьи. Но все равно, почему не позвонила и не спросила, какого черта я ее подвел? Почему не разозлилась за то, что я вырвал ее с вечеринки, заставил тащиться через весь Лондон дождливым вечером и высиживать убогую эстрадную программу? И тут я сообразил. Ведь Арабелла тоже не пришла! Вот почему мой мобильник молчал. Она отправилась в среду вечером на вечеринку к подруге, разулась и попивала вино на диване. Ужин наверняка запоздал, и где-то в середине застолья она посмотрела на часы и подумала: «Ну так что — обмануть миллионы читателей или сейчас же уйти и пропустить шоколадный торт со сливочным кремом? Да ну их нафиг, просто скажу, что он молодец».
— Плесни-ка мне еще, Саманта, и, кстати, не откажусь от кусочка наполеона.
Я огляделся, не читает ли кто-нибудь еще в кафе «Санди таймс», — может, меня узнали? Уборщица, которой я робко улыбнулся, как-то не отреагировала на мое лицо. Я продолжил чтение, почти оторопев от невероятного успеха.
Едва вернувшись из Соединенных Штатов и Канады, где он два года создавал свой культ, Джимми Конвей вновь радует британских зрителей внезапными появлениями в обычных эстрадных клубах по всей стране. У Конвея нет ни раскрутки, ни агентов, ни рекламных кампаний, ни афиш, ни своей программы на развлекательном канале. И все же его репутация стремительно растет благодаря лучшей в этом бизнесе рекламной машине — из уст в уста.
— Просто мне нравится такая жизнь, — говорит он, встретившись со мной в одном из лондонских клубов, популярном у журналистов.
Большинство знаменитостей ниже ростом, чем ожидаешь, а Конвей высокий и симпатичный, с живыми голубыми глазами и бомжевато-неряшливый — верный признак великого артиста.
Я симпатичный! В газете написано! Что до неряшливости великого артиста, втайне должен признать, что я и в жизни неряха.
— Обычные клубы и кафе — вот кровь эстрады в Великобритании, — объясняет он, — но их игнорируют телевидение и крупные театры, которые выхватывают немногие громкие имена, оставляя широкие массы прозябать.
Зато теперь зрители знают, что если почаще ходить в клубы, то в конце концов их ожидает сюрприз — выступление одного из самых веселых юмористов страны. Представьте, что вы идете на матч местного футбольного клуба и вдруг узнаете, что на этой неделе за них решил играть Дэвид Бекхэм. А ведь Джимми Конвей даже не требует, чтобы ему платили больше, чем другим исполнителям. Впервые в жизни владельцы эстрадных клубов смеются не меньше своих зрителей.
От незаслуженной похвалы все еще кружилась голова, а меня уже помаленьку озадачивали некоторые фразы в этом почти идеальном описании. По-видимому, я подтвердил, что за всеми моими шутками скрывается печальный характер, а моя тяга к пиву «Гиннесс» выдает ирландские корни. Впрочем, это мелочи. Статья была отличная, с большими фотографиями и броскими подписями, — гораздо лучше, чем я мог надеяться, если бы мы оба действительно явились на концерт. Теперь я стал кем-то. Я преуспел. Я перечитал все от первой до последней строчки, на этот раз медленнее, благоговейно смакуя кульминацию:
«Рыбный ринг» — так газета «Лос-Анджелес таймс» назвала самый популярный номер Джимми Конвея. Но и этого мало, чтобы оценить его отточенный юмор. Говорят, эстрада — новый рок-н-ролл. Что ж, вот вам панк эстрады. Я видела будущее — и оно смеется.
— Вот горазда врать-то! — в восторге хохотнул я, пораженный, что журналист национальной газеты так запросто и нагло лжет.
Только тут я обратил внимание, что в статье не указано, в каком именно эстрадном клубе была Арабелла и какие еще юмористы выступали, — напустила туману, чтобы защититься. Трудно было разобраться в чувствах, нахлынувших на меня, пока я читал очерк о себе. Как любая серьезная психологическая травма, эта шла этапами. За шоком последовало недоверие, затем восторг, потом огромная благодарность, которая, наконец, уступила место последней стадии — гордости. Да, я очень гордился тем, какой я сильный юморист. Вот же, черным по белому. «Ну, Джимми, ты же это заслужил, — пошутил я. — Скажем честно, ты над этим работал, играл во всех клубах, ты свое отработал, никто не заслуживает этого больше тебя».
Через несколько дней Арабелла вернула мне оригиналы фотографий с короткой запиской каракулями:
Надеюсь, статья Вам понравилась. Извините, что не осталась поболтать в тот вечер — надо было торопиться на вечеринку к подруге. Но, по-моему, вы просто класс. Фотографии прилагаю. Звонили из «Комеди Стор», спрашивают, нельзя ли поместить копию вашей фотографии на Стену Славы.
