сумку свои нехитрые пожитки: кружку да блокнот, Оксанка понимала только одно, что возражать ей не стоит.
— Ну, рассказывай!
Короткая стрижка Елена Сергеевны раздувалась ветром из окна машины. Дым вылетал в него тонкой струйкой, и Оксану окутало густым пороховым дыханием, когда женщина обратилась к ней.
— Что рассказывать?
— Всё. От начала до конца.
— С самого рождения? — усмехнулась Оксана.
— Можно и с него, но сначала про то, как тебе в голову пришло проситься на работу в магазин, который закрывается. И зачем тебе понадобился мой сын.
Она выкинула бычок, закрыла окно, завела машину, а Оксанка так и не выдавила из себя ни звука. Да и что сказать? Ведь Влад ей действительно «понадобился». Может не стоит от неё ничего скрывать? А может стоит, ведь глупость же, несусветная глупость весь этот Оксанкин «план».
— Ну, чего молчишь?
Машина медленно тронулась, хрустя гравием.
— Не знаю, что сказать.
— Когда не знаешь, всегда говори правду. Какой бы неприятной она не была, — словно прочитала её мысли женщина.
— Меня парень бросил.
— Узнал, что ты забеременела и трусливо сбежал?
— Нет, сначала он ушёл, а потом я узнала про беременность.
— Уже очко в его пользу. А дальше? Слушай, давай рассказывай, что я из тебя клещами-то тяну каждое слово, — она гневно вдавила клаксон. — Ни хера не смотрят по сторонам! Лезут прямо под колёса! Ну? — она повернулась к Оксане и одобряюще кивнула.
— Так просто и не расскажешь, — пожала плечами девушка.
— Рассказывай, как есть. И не бойся. Это снаружи я женщина суровая, а внутри такая же баба, как все. И что думаешь, одна баба другую не поймёт?
И Оксанка рассказала. Всё, как на духу. И про Ромку из-за которого без работы осталась. И про их последнюю встречу с Кайратом. И даже про его небритую бороду.
— Эту свадьбу я помню. Во всех новостях показывали, как сиганул он в машину и уехал, — покачала головой Елена Сергеевна, когда Оксанка начала рассказывать про то, как не выдержала и пошла на церемонию.
Назарова припарковалась у служебного входа одного из своих супермаркетов, но выходить не торопилась. Внимательно слушала, иногда вставляла реплики, иногда просто качала головой.
— И я подумала, что Владу я давно не интересна, да тем более с животом, — глядя в глаза его матери, сказать это оказалось трудно. — Я и представить не могла, что у него такие серьёзные проблемы.
— Это ты сейчас о проблемах с его магазином говоришь или с детьми?
— Да, и о том и другом, наверно.
Она помолчала, потом снова завела машину и выехала с парковки.
— Знаешь, я женщина простая, поэтому и скажу просто. Кайрат твой, конечно, козёл! Но и ты — дура! — она встроила машину в поток. — И мне эти ваши сложности не понять, но сейчас ты пойдёшь к нему в больницу и всё расскажешь. И не вздумай мне возвращаться, пока с ним не поговоришь.
— Я не буду с ним разговаривать, — сложила руки замком на груди Оксанка.
— Будешь! Ещё как будешь! И сама измучилась, и его до больницы довела, и ребёнок ещё не родился, а уже страдает.
— Он не будет меня слушать, — упиралась она.
— Ты или одна пойдёшь, или мы пойдём с тобой вместе. Хватит, уже натворила дел!
Машина остановилась на светофоре, и хоть Елена Сергеевна и головы не повернула, Оксанка была уверена, что она осуществит свою угрозу.
— А если он мне не поверит?
— Это уже будут его проблемы. Ты, главное, убедись, что он тебя услышал. И, поверь моему опыту, так не бывает, чтобы всю жизнь любил, а потом разлюбил.
Сердечко Оксанкино подпрыгнуло. Да, ей очень хотелось верить, что опыт этой женщины столько же обширен, как и её размеры.
— Он никогда не говорил, что любит меня.
— Значит, не разбрасывается словами.
— Он никогда мне ничего не обещал, — вяло сопротивлялась она.
— Он делал больше, чем обещал. Знаю я твоего Кайрата. Давно уже знаю. Хороший он парень. Злой, жёсткий, нелюдимый. Только жизнь заставила его кусаться, хоть и сам он выбрал свою дорогу. А рос он добрым, работящим, заботливым, и никуда оно в нём не делось. Спряталось глубоко-глубоко. И если ты, дурища, его предашь, то ничего святого в нём уже не останется.
— А вы откуда его знаете? — Оксанка невольно подобрала ноги и прижала к себе сумку, словно собралась выпрыгнуть из машины прямо на ходу, не дожидаясь, пока женщина припаркуется у больницы.
— Позвони мне в понедельник, — протянула она визитку, проигнорировав её вопрос и махнула рукой на прощание.
И Оксанка хлопнула дверью и побежала по широкой дорожке к входу. Она забыла даже про усталость и первый раз за последние дни радовалась яркому солнышку и надвигающейся полным ходом весне.
Глава 7
КАЙРАТ
Три дня в палате интенсивной терапии прошли в навязчивом бреду и душевных муках, которые терзали его и во сне и наяву.
Днём он заглушал эти истерические повизгивания, звучащие в его душе как на псарне, злыми окриками прагматизма и жалящим хлыстом циничности. Но ночью они поднимали такой лай, что не заткнуть, не убежать. Он мог бы передушить каждую из этих тявкающих детских обид, скулящих унижений и рычащих несправедливостей голыми руками, но только по одной. Сбившись в стаю, голодные, либо они растерзают его, либо ему придётся выжечь этих обезумевших шавок напалмом, потому что кормить их было нечем.
Ни любви, ни света, ни чистоты, ни добра.
Он не виноват, что его бросили трижды ещё ребёнком: младенцем; потом, когда умерла его приёмная мать Динара Сагатова; и в восемь лет, когда погибли родители Данки. Динара была первой женой Олега Романова и после её смерти он растил Кайрата один, пока не встретил Данкину мать.
Не его вина, что в сорок пять лет на руках у сестры Олега остались его двое детей, четырёх и восьми лет. Эта добрая и терпеливая женщина отдала им всю любовь, на какую была способна. Она растила их хорошими людьми, но Кайрат даже не приехал на её похороны. Она бы простила его, но в своих глазах он остался паршивым ублюдком, который не простил этому миру своё сиротство.
Он не виноват, что в этой жизни ничего не
