Отшвыривая меня опять в сторону, охранник прицеливается и стреляет несколько раз в заднее колесо. Машину тащит… Я в ужасе, с замиранием сердца, молюсь, чтобы она никуда не уехала. Удар в бак.
Обгоняя охранника, с крыльца сбегает Демид и на ходу стреляет в переднее боковое стекло. Оно покрывается сеткой трещин.
— Нет! — кричу я, боясь, что попадёт в брата.
В моих глазах темнеет. Но он, игнорируя меня, стреляет еще два раза. Стекло, деформируясь, проваливается внутрь и машина встаёт. Водитель падает на руль.
Сигнал начинает оглушающе орать.
Охранник держа на прицеле машину идет к ней.
— Иди сюда… — утыкается мне холодное дуло где-то между ухом и челюстью. — Ччч…
Я знаю этот голос!
Пискнув, беспомощно подчиняясь рукам, которые тянут меня с крыльца обратно внутрь.
— Господи… мамочка… — бормочу я. — Всё забирай… только не трогай нас!
— Ты всегда так говоришь, маленькая сучка!
Демид разворачивается и поднимает пистолет.
— Отпусти.
Вижу, как быстро вздымается его грудная клетка.
— Она моя, Черкасов. И всё, что ей принадлежит — моё. Ты думаешь, я позволю взять тебе это?
От ощущения касания сталью, моя голова кружится.
— Тебе невыгодно её убивать, — холодный голос Демида.
— Я не всегда руководствуюсь выгодой. Иногда — удовольствием.
— Я тебя посажу.
Хриплый смех прямо мне в ухо.
— Или я тебя. Тут уж как повезёт! Ты убил человека, Черкасов. А я нет! — издевается он.
— Злата!.. — слышу заторможенный голос брата.
Живой!
Неконтролируемое отвращение на мгновение пересиливает страх. И я, всхлипывая, хвастаюсь рукой за ствол, отлепляя его от себя, как мерзко огромного паука. Вцепляюсь зубами в запястье Дагиеву. Прошлый раз это закончилось очень плохо! Тут же получаю по лицу. И оседаю по стене вниз.
Два оглушающих выстрела звучат одновременно.
Дагиев, метнувшись назад, исчезает за поворотом. Сквозь размывающие всё слёзы смотрю, как оседает Черкасов…
Глава 12. Решение
Я даже не сразу понимаю, что ранен. Выстрел похож на сильный удар. Он вышибает дух! Мне кажется, что меня кто-то резко и неожиданно толкнул в грудь. А я каким-то чудом удержался на ногах. Прижимаю ладонь к месту удара. И почти сразу меня захлестывает волна боли и слабости. Удержаться на ногах не получается. Удивлённо рассматривая кровь на ладони, медленно оседаю вниз. Падаю на спину. Небо с темными тяжёлыми тучами кружится надо мной. Мать твою… больно-то как…
Хрипло втягиваю воздух. Но что-то не так… дышать тяжело… словно в воздушном шарике дырка. Ты надуваешь, надуваешь… а все без толку. Так и я вдыхаю… вдыхаю… и задыхаюсь!
— Демид Альбертович!
— Скорую, — двигаю губами.
— Демид! — подлетает ко мне Злата, падая на колени рядом.
Разбитые до крови губы дрожат. Трогательная девочка… Опять напугали до полусмерти.
Она нервно стирает пальцами со своего лица кровь и нерешительность тянется ими к моей груди. Её кровь… моя кровь…
— Нет! — рявкаю испуганно. Злата отдергивает пальцы.
— Демид?… — растерянно ищет мой взгляд, наклоняясь над моим лицом. Ощущая, как все немеет, я как будто куда-то плыву на волнах. Пульсирует всё…
Одежда на мне слишком быстро намокает. У меня пара минут, может…
Как страшно отключиться! Ощущение, что этот мир рухнет, если я посмею закрыть глаза. И даже страшно представить, что станет с ней, когда я перестану контролировать эту ситуацию.
Рыча на себя от злости, что совершенно не могу бороться с тем, что сознание моё утекает, я очень быстро принимаю. Единственно верное решение! Потому что сейчас я покину эту реальность, а когда вернусь я не знаю. И вернусь ли вообще?..
Пробки в Москве. Успеют ли? Поэтому — пусть будет так, а потом я это разрулю.
— Злата…
Её медальон, выпавший из разреза касается моего плеча. Я сгребаю его в окровавленный кулак и, тратя последние силы, срываюсь с ее шеи, вместе с цепочкой. Это моё.
Вздрогнув, беспомощно прижимает ладонь к шее, пачкая ее кровью.
— Слушай… сейчас подпишите все… брачный договор… прямо сейчас… пусть вас зарегистрируют с Родионом… Ты выходишь за Родиона! Сегодня. Поняла?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Демид! — жалобно.
— Убери руки! — рявкаю я на ее очередную попытку прикоснуться к ране.
В крови мля всё! Страшно…
— Сделаешь, как сказал. Уходи!
Уберите её от меня ради бога. Здесь всё в моей крови! Страшный сон какой-то…
— Нет! — всхлипывает она. — Скорая сейчас…
Нельзя, чтобы она скорую со мной дождалась, я должен им сказать про ВИЧ. Чтобы они были аккуратны. При ней — не хочу!! Не могу!
— Уходи.
Ласково прикасаясь к моему лицу пальцами, наклоняется, пытаясь притронуться своими губами к моим.
Разбитыми, окровавленными губами.
Аааа!!!
Рывком отворачиваю лицо, сжимая губы.
— Убирайся, сказал!.. Макс!! — мучительно кричу я. — Уведи их.
Подхватывая трясущуюся, плачущую Злату, мой охранник оттаскивает её от меня.
Слышу сирену скорой. Надеюсь это ко мне. Не отключаться! Нельзя отключаться! Я еще не всё сделал…
Набираю на телефоне отца, уже ничего не чувствующими пальцами. Не берет трубку! Брата набираю. Еще минуту мне дайте! — бросаю слепнущий взгляд на темное небо.
Уже почти не соображая, объясняю брату, что нужно сегодня… сразу… прямо сейчас… не дожидаясь еще одного захода Дагиева.
— И увези их… куда там виза не нужна? Подальше… Под другими именами живите там пока. Ночью улетайте сегодня.
— Понял!
— Брат… — пытаюсь набрать воздуха в пробитые лёгкие для последнего, самого главного месседжа: — Ты не трогай её, ясно? Она моя…
Телефон вываливается из пальцев.
— Я люблю ее… — шевелю я губами, отъезжая.
Всё…
Глава 13. Другая версия жизни
Кольцо на пальце раздражает кожу. Я кручу его как невротик, сходя с ума от зуда. Мы стоим в аэропорту Таль-Авив. Обнимаю сонного вялого Тишу. Родион у стойки, с нашими документами. Меня то трясёт, то наваливается такая слабость, что хоть падай. Мне страшно за Демида. Горько — да, за то, что так легко и не сомневаясь распорядился моей судьбой. Но я даже обидеться на него не могу. Я не понимаю ничего…
Я осталась там с ним окровавленным, а моё бездушное тело зачем-то привезли сюда. Даже прикоснуться не позволил!
Отвращение на его лице от моей попытки сделать это, ударило куда-то в живот и там поселились мерзкой змеёй, вселяя в меня детскую неуверенность в себе. Он кровью истекал…
В таком состоянии человек искренен в своих чувствах. Ему было не до игры и притворства.
Я ему так неприятна? Теперь его постоянная отстранённость и прохладность начинают складываться в цельную картину. Зачем тогда всё это было? Уступил бы сразу брату этот брак. Или побоялся, что выберу семью-конкурента?
Наверное. Но защищал он нас как своих.
Как жену своего брала, Злата, не обманывайся. Это тоже «свои».
Мне хочется просто кричать в голос от того, как убийственно это всё. Но я не кричу. Это всё мучает, но и не в половину даже так сильно, как мучает невозможность убедиться, что с ним все в порядке, что ему помогли.
— Золотко, — подходит Родион, целуя меня в висок. — Держи.
Протягивает бутылку прохладной воды. Отдаю ее брату.
— Ты как? — заглядывает в глаза.
— Позвони ему, пожалуйста.
— После операции он. Смысл, детка?
— Отцу позвони!
— Отец сообщит сам, как появятся новости.
Обнимаю себя за плечи, отворачиваюсь.
— Неужели тебе все равно?
— Злата, — растираем мои плечи, целуя в затылок. — Все в порядке с Дэмом. Пулю достали, кровотечение остановили, кровь перелили. Дэм в год быка родился! Ты знаешь, какой он бычара здоровый, я вообще не помню, чтобы он когда-то болел. Да ему эта пуля… тьфу! Завтра уже понесётся мир крутить и бабки делать.
— Что ты несёшь, Родион? — закрываю я глаза.
