Но мне плевать на все эти заманухи.
Я не собираюсь, как хотел Анхель, корчиться в ужимках дешевого клоуна.
Играть мускулами или рычать прямо в зал, делая страшную рожу.
Так же, как и отказался от какой-то тряпки, изрисованной какими-то мистическими пентограмамми, то ли еще какой хренью.
Весь этот цирк мне на хрен не нужен.
Десять бойцов. Все десять тут же расступаются.
Берут меня в кольцо.
Неожиданно, пока ведущий что-то еще орет в толпу, бросается первый. Совсем как стервятник в пустыне. Как голодный, жадный до крови пес. С глухим злобным рычанием полным ненависти.
И за ним тут же, как по команде, все остальные. Со всех сторон.
Их рев перебивает только лязг цепей на их надувшихся шеях.
Да. Я один здесь без цепи. Единственный свободный.
— Демон! Убить Демона!
Ревет толпа, а я ухмыляюсь, тут же отправляя первого, что бросился, к дальнему краю ринга. Одним четким ударом. Уродуя его оскал выбитыми зубами и пеной крови, что тут же выступает.
Выстоять против десятерых нереально. Это невозможно для человека. Тут Анхель прав. И верно все рассчитал.
Единственное, на что я ставил, это моя ярость. Дикая ненависть, что помогла мне пройти то пекло.
Но все ровно наоборот.
Первый же удар, когда рука взметнулась сама. На каком-то рефлексе.
И меня будто ледяной водой облили. Целым ведром, а то и больше.
Приходит ледяное спокойствие.
Откуда-то изнутри.
Максимальная концентрация, хоть до этого момента зрение до сих пор продолжало подводить, а образы расплывались. Иногда даже вся фигура человека начинала выглядеть перед глазами как размытое пятно.
Даже становится смешно и дико, как они прыгают. Рычат. Выкрикивают какие-то проклятия, чтобы деморализовать и напугать противника. Как дети в песочнице, ей-Богу!
Все будто замедляется.
И ощущение, словно у меня глаза не только спереди. А и сзади. И по бокам.
Я каждый жест вижу, как в замедленной съемке. Спиной. Кожей чувствую и ощущаю.
И будто не я. А сила какая-то другая во мне просыпается.
Спокойная до предела. Но мощная, как неумолимый клинок смерти.
Руки и тело действуют сами. Я и подумать не успеваю. А удары летят.
Четкие. Выверенные. Почти каждый из них сокрушает так, что боец из шакалов Анхеля больше не поднимается.
Я даже не выдыхаюсь.
Лишь под конец, качнувшись, понимаю, что вокруг меня кровавое мессиво.
Запах крови резко бьет в нос.
Все десять разбросаны в разные стороны.
Кто-то еще хрипит и дергается. Кого-то уже выносят.
И только теперь начинаю слышать дикий рев. Он оглушает и заставляет снова покачнуться. Глаза застилает пеленой. Все тело гудит, словно по нему молотили кувалдой.
— Демооооооон! Он самый настоящий демоооон! Ни единого увечья, а десятерых отборнейших бойцов, которые здесь, на ринге делали вам не одно состояние своими кулаками, уложил так, что ни один из них больше сюда не выйдет!
Вся орущая толпа сливается для меня в одно разноцветное пятно.
Кажется, я все же пропустил несколько ударов. Кто-то бился не по правилам. Иначе откуда у меня на груди и на плече рваные раны, из которых хлещет кровь?
Но боли не чувствую. Даже не заметил, когда ножом ударили!
Мельком замечаю Анию. В первом ряду. Прямо подо мной. С лихорадочно, нездорово сверкающими глазами. Да и кто здоровый психически станет смотреть на бессмысленную бойню?
Мне противно здесь все.
Сама идея и смысл.
Озверевшая толпа и сами бойцы. Все. От первой до последней черточки противно!
А все же…
Мать твою!
Ну, я же не идиот, чтобы верить в демонов! Уж точно не запредельная какая-то сила водила моими ударами сейчас! Раскидывала направо и налево!
Выходит, в прошлой жизни, которая для меня по-прежнему за непробиваемой завесой, я дрался. Это пришло изнутри. На реальном инстинкте. Даже думать и рассчитывать ничего не приходилось!
Кто я, мать вашу? Ктоооооооооо?
Это не дает мне покоя. Сводит с ума. Хочется биться головой о стены каждый раз, когда мучительно, яростно пытаюсь вспомнить хоть что-то. Но снова и снова там, в голове, натыкаюсь на непробиваемую стену! Совсем непробиваемую!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не могу слышать этот дикий ор.
Выхожу за шторку, откуда пришел, а не как победитель, что должен спуститься в толпу с ринга.
Анхель с его верным псом-доктором отшатываются от меня, как только появляюсь. Оба одновременно резко прям отпрыгивают в стороны.
— Мать твою, — бормочет побелевшими губами с почти серым лицом Анхель. — Теперь я начинаю тебя боятся! Никогда не верил в эту хрень, но после такого сам готов поверить. Что в тебе сидит самый настоящий демон!
Просто прохожу мимо.
Жадно присасываюсь к бутылке с водой.
Выхожу из клуба, направляясь к дому.
Глядя, как все отступают. Отшатываются с ужасом на лицах.
Валюсь на свою постель во все том же тамбуре.
Напряжение дикое. Даже не физическое, хоть сейчас чувствую, словно из меня выкачали на хрен весь воздух. Нервное. Нервы хуже натянутых до предела стальных канатов.
Откуда? Откуда я это знаю? Эти умения… Кто я, вашу мать????
Но ответ не приходит. Хоть на какой-то миг мне показался какой-то проблеск.
Какая-то пустыня, то не та, которую помню. Другая.
Бесконечные удары, которые отрабатываю снова и снова, валюсь, корчусь от боли и снова поднимаюсь, чтобы получить новый удар, которые сметает с ног.
Не замечаю, как проваливаюсь в полусон-полубеспамятство.
Удары из прошлого, которые вдруг будто снова почувствовал на себе, сменяются другими. Нежными. Такими нежными прикосновениями, что все внутри замирает. Вытягивается в звенящую струну.
Так и вижу сочные нежные губы, что покрывают поцелуями мою шею. Опускаются ниже. По груди…
Рычу, а перед глазами густые черные локоны. Будто светятся.
И глаза… Глаза, черные, как ночь. В которых можно утонуть. На дне которых будто звезды сияют.
Она. Та самая. Что видением мне привиделась, когда почти рухнул у порога этого дома.
Кто ты? Мое прошлое? Или мираж? Ктоооооо?????
Резко дергаюсь, ощутив на себе чужие руки.
Еще не раскрывая глаз, рефлекторно сжимаю горло.
— Ты что… Это же я… Ания…
Распахиваю глаза.
Твою мать! Реально. Чуть не сломал позвонки девчонке!
А хочется сломать.
Потому что ко мне поднимается совсем другое лицо. Совсем другие глаза. И не те. Не те губы!
— Что ты здесь делаешь, — хриплю, ослабляя хватку.
— Ночь давно. Тебе давно положено спать!
— Но ты… Ты ранен. И я пришла омыть твои раны, — шепчет, а сама дрожит. Трясется всем телом, прижимаясь ко мне еще сильнее. Опаляя тем, какая горячая у нее кожа.
— Губами? На животе? И без одежды? Я многого не помню, Ания, но мне кажется, раны промываются не так.
— Ты же хочешь, — лихорадочно трясется, а сама спускается губами ниже.
А член уже давно стоит колом. Упирается в живот так, что передавливает на хрен все внутренности.
Дикая. Неуемная мужская потребность.
Как напиться воды после палящей пустыни.
Я мог бы взять любую из зала после боя.
Словно озверев, они швырялись на ринг своим нижним бельем.
Но побрезговал. На хрен мне такие подстилки? Противно жрать из чужой тарелки. Чужим прибором.
Но и мужских потребностей никто не отменял.
И теперь другая, вот эта жажда выворачивает до костей.
— Уходи, Ания. Ты же не подстилка. Или ты спишь с каждым, кто победил?
— Я твоя, — укладывается рядом. Сворачивается клубком так, что ее дыхание ложится прямо на раскаленную головку адски стоящего члена, заставляя его дергаться.
— У меня не было раньше мужчины. Я хочу быть твоей. Только твоей, Демоооон. Здесь и сейчас. Твоей!
Обхватывает до дикости разбухшие яйца.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лижет.
Сука, лижет шершавым язычком уже до одури пульсирующую плоть.
Хочется резко схватить. Впечататься в ее рот на максимум. Резко. Грубо. Жестко. Вонзить член прямо в горло.
