Хочется просто уйти. Убежать. Сбежать на хрен от самого себя.
Брожу по ночной пустыне.
Слоняюсь, чувствуя, как пошатывает.
Даже смрад могильника, до которого иногда успеваю дойти, не так отталкивает, как эта черная дыра внутри. Не так противен.
Как-то добрался до странных руин.
Дом. Или, даже скорее, настоящий замок.
В каком-то прошлом.
Но сейчас. Особенно в ночной тьме. Он будто призрак. Признак такой же, как и я.
Его взорвали или он сгорел. Одни руины.
Несколько огромных залов осталось, почти в нормальном состоянии.
Здесь даже мрамор на полу. Валяются золотые подсвечники. Обрывки картин. Или даже гобеленов. Добротное красное дерево.
Здесь я начинаю дышать. Бродя по полуразрушенному замку. Слушая, как глухо отбиваются мои шаги в звенящей тишине.
Дышать как-то совсем по-другому. Будто и воздух здесь совсем другой.
Кажется, только в этих руинах и есть смысл. Но только он убит кем-то. Выпален. Но замок… Он, будто в отличие от меня, все помнит! И жив больше, чем я сам…
Иногда здесь, измученный вечным недосыпом, мне кажется, я вижу вспышки. Они дрожат перед глазами.
Вспыхивают пламенем, жар которого чувствую кожей.
Бьют по сетчатке так, что реально становится больно.
Вижу, как летит во все стороны пылающий каркас дома. Как взрывается мебель, разлетаясь во все стороны в горящие ошметки.
И, блядь, мне надо.
Сжимаю кулаки так, что они хрустят.
Надо! Мне надо туда, потому что хоть меня никто и не зовет, а я будто зов слышу. Слышу крик. Отчаянный. Громкий. Разрывающий нутро.
Меня туда не голосом зовут. И слышу не ушами.
А тем, что во мне сейчас то ли выдрано. То ли сдохло на хрен.
И говорят, зовут меня — оттуда. Из самого сердца. Из самой души. Прямо туда. Внутрь. В душу. Которой сейчас больше не чувствую. Будто она спалилась до последнего атома в той проклятой пустыне. Или еще раньше?
А там болит. Там разрывает.
И знаю. Знаю, отчаянно, невозможно, невыносимо. Что должен лететь, нестись туда.
* * *
20 Глава 20
— Не спрашивай меня про этот дом, — Анхель стал мрачнее обычного, когда я пришел расспросить его об этом.
Отшатнулся так, как будто из меня и правда сомны демонов полезли.
— Не спрашивай и сам туда не ходи. Проклятое место. Страшное. Живые там не ходят. Не ходи тебя прошу. Реально прошу. А то, что зовет и тянет тебя к этому месту, страшное. Себя погубишь. Нас всех погубишь. Даже странно, что вернулся. Оттуда живыми не возвращаются. И правда, может, в тебе что-то нечеловеческое живет? Вот и тянется к такому же. Но тот дом. Это самое жуткое из всех мест. Даже не спрашивай меня о нем! Не говори со мной об этом! Не вспоминай даже в мыслях в моем доме! На всех на нас проклятье накличешь! На всех!
Может, и правда что-то со мной не так?
В мистику, в прочую хрень верить смешно и нелепо.
Не демоны меня вывели из пустыни.
Сила и ярость, когда подыхаешь, а всю свою силу сжимаешь в кулак. Они. Только они и то, каков твой кулак по силе, решают жить тебе или сдохнуть.
Не только в пустыне. Во всей жизни!
Или, может, мне кто-то скажет, что Анхель со своим доктором и то ли другом, то ли братом, лучше стервятников. что бросались на меня? Лучше палящего солнца, что подохнуть в два счета заставят, если ты не сумеешь им противостоять?
И не бабки. Не связи. Не физическая сила тут решают.
Анхель поникший старик, а сумел сотни бойцов на привязи держать.
Внутри. Внутри ты или слабак и тебя уничтожат, или сумеешь стать сильнее и нагнуть остальных.
Разве сама жизнь лучше этой пустыни? Ласковей? Ни хрена!
Девки, что живут у Анхеля во втором, дальнем доме. Отдаются почти за жратву его зрителям. Чтоб не сдохнуть.
Все так же.
Так же, как в ней.
Тебя будут брать измором. Заставлять подыхать от жажды и голода. Угрожать расправой, как стервятники!
А вокруг…
Вокруг тебя будет море трупов. Смердящих.
Наглядно показывающих тебе, что стало с теми, кто не покорился. Не нагнул головы.
И никаких демонов не надо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Либо ты пройдешь. Сам пройдешь через эту лютую хрень и не покоришься, или станешь таким же смердящим трупом. Пусть даже живым. Пусть даже со своей миской еды. Но ты сдохнешь, потому что позволил себя сломать!
Нет ее. Мистики. Нет демонов.
Но у меня рвет башню.
Снова и снова я поднимаюсь вночи.
Иду. Иду на зов, сбегая от пустоты, что замораживает в лед все суставы.
Хрен знает. Может, мы и правда здесь два призрака, этот дом и я?
И зовет меня этот голос к себе на погибель.
Но чем жить вот так…
В пустоте, пусть даже и не прогнувшись…
Блядь. Я даже сдохнуть готов, если так!
— Зачем мне другая, Ания? Мне и одна не нужна.
— Ты ведь мужчина. У тебя есть свои потребности. Как у каждого.
— Есть. И ты их пока удовлетворяешь. Но это только потребности. Ания. Не забывай.
— Зачем ты меня все время гонишь? Зачем отталкиваешь? Даже отец мой начинает верить. Что ты самый настоящий демон!
— А ты нет?
— Нет. Я — нет. Я знаю, что ты человек. Но ведь у человека должно быть сердце!
— К чему это все? Весь этот разговор? Я не меняю своих решений. И своих слов, Ания. Я все сказал тебя с самого начала. Ничего не изменилось. Ты можешь уходить. И ты глупа, если рассчитывала на что-то другое.
— У меня просто такое чувство. Что ты скоро уйдешь. Ты уедешь, демон. Я чувствую. Сердцем чувствую.
А я не чувствую ни хрена. Выплеснул в нее свою ярость и ни хрена не чувствую.
Пустота снова нависает.
Сжимает меня в своих ледяных тисках.
Надавливает стенами, которые нависают так, что скоро сплющат. И даже крошева от костей не оставят.
— Ты уйдешь. И я знаю. Знаю, что ничего для тебя не значу. Ничего.
Ана всхлипывает. Плачет.
Маленькая, хрупкая женщина.
Блядь.
Я ее жалеть только за то. Что делал с ней сейчас и много ночей до этого, жалеть должен.
И… Наверное, чувствовать благодарность. Ведь именно она спасла мне жизнь!
А ничего.
Внутри рваная рана. Которая даже не дергается.
И за это сам себя готов ненавидеть!
Но и этого не получается. Ничего. Только пустота, от которой я схожу с ума!
— И не буду значить для тебя ничего. Никогда. Но я прошу. Я умоляю тебя. Забери меня с собой, когда уйдешь. Я знаю. Ты можешь уйти ночью. Никому не сказав даже слова. Пожалуйста! Возьми меня с собой! Забери отсюда!
— Зачем? Зачем тебе это, Ания?
Внутри наконец что-то дергается.
Даже пытаюсь проявить к ней первую ласку.
Обхватываю черный локон руками. Пытаюсь мягко погладить.
— Я здесь не смогу. Пропаду. Ты знаешь? Отец уже продал меня другому! Своему другу. Этому жуткому борову с глазами убийцы. Он только смотрит на меня, а у меня уже внутри все переворачивается. А когда я на него смотрю, хочется вырвать от мерзости. Я не смогу так, демоооон! Не смогу! Я же отравы напьюсь, если придется с ним… С ним….
— Тссссс. Не придется. Твой отец поперек моего слова не скажет. Я с ним поговорю. Хочешь? Прямо сейчас.
— Нет!
Ее глаза округляются в самом неподдельном ужасе. А руки впиваются в меня так, что под кожу загоняет ногти.
— Нет, ты что? Не говори с ним! Я тебя умоляю! Это он сейчас. Сейчас тебя боится. И слова поперек не скажет. Но… Но ты уйдешь! Уйдешь. Демон! Ты уйдешь очень скоро, я знаю, я чувствую! Каждую ночь боюсь, что ты уже ушел! А он меня ему отдаст. Он уже давно за меня деньги взял. И меня накажут! Накажут, да и жизни с ним я не вытерплю!
— Я знаю. Знаю, что ты меня не любишь. Просто позволь мне остаться. Быть рядом. Я полы тебе готова мыть. Во всем прислуживать! Тебе и… той…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Какой той?
Резко подминаюсь, сам не замечая. Как сжимаю шею Ании слишком сильно.
— Перестань, плакать, — смягчаюсь, понимая, что рявкнул.
— Той…
