Головой она ударила его по лицу — чуть смазала, но он убрал руки, и Адель ринулась к сумке. Видимо, Кен поставил ей подножку, поскольку она упала на татами. Адель тут же перевернулась и приподнялась на локтях.
— Купил меня за картину? — она расхохоталась, утирая с брови кровь. Пружинисто вскочив на ноги, заняла боксерскую стойку. Поманила его, отвлекая внимание. Кен усмехнулся. Этого было достаточно, чтобы прыгнуть к стене, дернуть панель и сорвать меч, отбросив ножны. Оскорбление? Адель сверкнула глазами. Забыть благоговейный трепет, этикет, строго предписывающий, как держать катану и вынимать из ножен! — Ну же!
Адель размахнулась, круша бумажные фонарики. Кен подступил ближе, увернулся от тычка клинка и быстро ударил по ноге. Она рухнула на колено и не успела среагировать, как Кен больно стиснул запястье, и ее собственная рука, сжимающая причудливую рукоятку, стукнула подбородок. Голова Адель откинулась, затылком она почувствовала упругий татами, и меч угрожающе навис над ее горлом. Кену ничего не стоило чуть надавить…
— Вы, выращенные Гитлером ублюдки, не умеете думать. Вас не научили. Жить не научили, только пустоголово умирать!
— Японец должен бы уважать меня за пренебрежение к смерти, — зло прошептала Адель.
Кен легко вырвал у нее меч, повесил на место и, уходя, выключил свет. Адель лежала одна, не чувствуя, как жжет спину.
У подъезда ждал Ник. Подойдя к такси, Адель отдала ему вещи и повернула обратно к дому. Она нашла место, где разбился горшок, и подобрала искалеченное растение. Ее руки все еще дрожали. Она знала, что в ближайшей цветочной лавке купит земли и глиняный сосуд.
Через минуту опоясанный балконами дом исчез из виду, возможно, навсегда. Ник первым нарушил молчание.
— Угадай, кто мой любимый художник?
Адель поморщилась, ничто не могло расположить ее к беседе.
— Айвазовский, маринист, — устало ответила она.
— Эх, а ты знаешь, буря на его полотне бушует, крутит, ветер клокочет — паруса рвет, а сквозь тучи всегда пробивается лучик света, пусть слабый, но значит — спасение близко!..
Адель кивнула, обернулась пледом и попросила термос.
Через полчаса достигли места. Ник помог донести в новое пристанище сумку и гитару и оставил Адель одну. Ее ожидала обычная кровать, подушка, набитая гусиным пухом, холодный твердый пол, высокий стол и черный чай в пачке. Следовало только купить тапки, чтобы начать жить, как все нормальные люди. Ее окружила пустота. Наутро Адель долго лежала в длинной чугунной ванне, а, одеваясь, повесила на шею хрустальный флакончик.
С улицы посигналили — Ник быстро усвоил ее новый адрес. Ехать никуда не хотелось, но Адель понимала, что должна.
— В «Эдисон», — распорядилась она при встрече. Тот насупился. Вот и ладненько, хоть идиотская улыбка пропала. Потом, словно решив отвлечь его, Адель спросила: — Какие инструменты ты держишь в багажнике на случай поломки?
Ничего он не держал. Если подобное происходило, вызывал аварийную службу. Вначале по неопытности, чтобы не терять времени, занимался дорожной починкой сам. В багажнике лежали и насос, и ключи, и отвертки, и домкрат. Теперь только баллон-запаска да буксировочный трос. Хозяева таксопарка запретили техническую самодеятельность.
— Когда у тебя будет яхта, и в море случится неполадка, ты также будешь ожидать аварийную службу? — казалось, он немного разочаровал ее. — Заглянем в спортивный магазин?
Она всерьез отвлекала его от цели поездки. Будто он забудется среди спасательных жилетов, такелажа и ежегодников приливов.
— Я дождусь тебя в машине, — заявил Ник.
И Адель исчезла в огромном магазине-ангаре, где уместились и катера, и яхты, и оснастка. Потом появилась с небольшим бумажным пакетом.
— Держи.
Ник вытащил на свет пару крошечных, но тяжеленьких дисков. В пакете звенели еще два. Четыре металлические штучки весили около полутора килограммов.
— Грузики?
— Грузики. Для прижатия карт к штурманскому столику.
Удивленный ее выбором, он сунул подарок в бардачок и повез ее в «Эдисон».
Теперь Адель заметила и важного швейцара, и шахматную доску пола, и пальмы, и множество киосков с цветами, сигарами, газетами — все то, что не коснулось ее взора впервые. Из ресторана слышалась игра рояля, в холле витал аромат дорогих духов. Она подошла к портье, назвала фамилии интересующих ее господ.
— Кем вы приходитесь им, мисс?
— Ты… как тебя? — презрительно оглядела она характерную физиономию: нос, губы, подбородок. — Мойша или Соломон, хочешь лишиться должности?
— Извините, мэм, — испугался тот, — такое несчастье! Приезжала полиция. Никто не может понять, как это произошло. Благодарение богу, развеялись подозрения в отравлении — все продукты, меню проверили. Иначе пострадала бы репутация отеля. Наркотиков в номерах не обнаружили. Посыльный узнал, что э…эти врачи…яда не нашли и никаких причин. Оба были вполне здоровы. Одного обнаружили в номере. А другой просто уснул за столом в ресторане. Никаких следов на теле.
— Они умерли вчера вечером, ночью? — спросила Адель.
Надавив определенную точку на коже, Кен мог убить человека.
— Что вы, мэм! Умерли? О нет, мэм! Один парализован, другой онемел.
У Адель вырвался нервный смешок, и она прикрыла ладонью рот, прямо как Томико. В ушах прозвучал вопрос Кена: «Для тех, кто пришел с войны, человеческая жизнь ничего не стоит?»
— Кого они обвиняют?
— Тот, что парализован, молчит, а его немой друг отказывается что-либо писать — будто его руку парализует! — довольный каламбуром, портье захихикал.
Боятся, поняла Адель и показала информатору фотокарточку.
— Этот человек появлялся здесь?
Портье судорожно кивнул.
Адель кинула на стойку мелкую купюру и покинула гостиницу. Пусть шведы выведены из строя, их наниматель жив и здоров и может навредить ей. Но странное безразличие овладело Адель.
11
Dagaz — трансформация.
В каждой жизни бывает момент, который — если он угадан и пойман — навсегда изменяет ее течение.
Когда-то Томико, увидев в шкафу ее белое с вышивкой платье, осведомилась, собралась ли Адель на похороны[25]. И Адель с усмешкой ответила:
— Да.
В субботу Эрик вез ее к Рою Макартуру. День рождения… Адель их не справляла. Что праздновать? Ее приход в мир? А ему стало от этого лучше? У нее не было друзей, которые радовались бы ее присутствию на земле, не было родителей, гордящихся успехами чада.
Назначая встречу, Эрик пожаловался на боль — плечо жег кельтский крест. Адель промолчала.
— Неподходящее настроение для вечеринки, — заметил он по пути, глядя на нее. — Бокал «Дом Периньон» его исправит.
Весь путь она была сосредоточена на дороге, барахтанье Эрика в потоке машин немного развлекло ее. Не раз пришлось крикнуть «Полундра!», когда столкновения с другим автомобилем, казалось, не миновать. Когда «роллс-ройс» остановился у Гудзонского причала, Адель не сразу поняла, что праздник отмечается на яхте. Клинья парусов полоскал легкий ветер, слышалась музыка, на верхней палубе собралась раскрепощенная толпа приглашенных.
Они ступили на мостик, поднялись к гостям. Эрик увлек Адель к танцующим, закружил ее и прижал к себе — в грудь врезался ее хрустально-серебряный кулон в форме рожка. На первом свидании она шутила, что внутри яд.
— Где твой друг? — холодные глаза Адель скользили по лицам гостей.
— Адель… — позвал он. — Адель, ты прекрасно двигаешься, у тебя невероятно пластичное тело, но не забывай, что мужчина ведет. По крайней мере, в танце. Допусти это.
— Хорошо, — ее плечи опустились, жесткая ладонь перестала сжимать его пальцы.
Без обручального кольца он чувствовал себя непривычно, досадное ощущение пустоты отвлекало его. Эрик назвал несколько имен крутившихся поблизости знаменитостей, но они ничего ей не говорили. Что талантливый актер, богатый наследник или модный журналист могли значить для нее? Загорелые, с наклеенными улыбками, готовые раздавать автографы? Вытравленные блондинки с лошадиной дозой абсента в бокале? Неудачливые писаки, подыскивающие себе покровителя? Их вульгарные пирушки обязательно заканчивались эксцессами. Эрик был уверен, сегодня они прыгнут в холодный Гудзон, и у журналистов снова будет готов скандальный материал.
— Пустые люди, глянцевые и скучные! — поделился он. — За хобби прячут свое ничтожество. Вон Лиза, подружка Роя, берет уроки живописи, назвала одну из комнат мастерской и сыпет словечками «этюд», «мольберт», «эскиз».
Саркастических замечаний не избежало и полдюжины гостей, когда в поле его зрения появился Рой, и Эрик кивнул в его сторону.
— Это он? — Адель даже не спросила, а утвердила.