завершаю:
— Как-то так.
Марк трёт переносицу, задумывается.
— Госпожа, мы с вами, — серьёзно отвечает он. — Сестра ещё не в возрасте, но скоро её и взаперти спасу не будет. Пока я бегаю газеты продавать, кто её защитит?
Я никогда не сталкивалась с этой стороной жизни.
Что-то до меня доходило, обычно из разговоров слуг, но чужие беды казались далёкими. Пожалуй, я не была равнодушна. Правильнее сказать, что на сопереживание чужим несчастьям у меня не хватало душевных сил, потому что я себя чувствовала глубоко несчастной.
Не будем о грустном.
— Далеко вы живёте? Забираем твою сестру и едем в Огл. Двадцати фунтов хватит нанять экипаж?
— Хватит, госпожа. Только зачем экипаж? До Огла дилижансы ходят, — улыбается Марк.
Идея отправиться со мной как будто окрыляет мальчишку, он лучезарно улыбается.
Действительно ли я могу вырвать его из привычной жизни? И должна ли я принимать на себя ответственность за его добровольное решение отправиться со мной?
До сих пор мне не доводилось отвечать на подобные вопросы. И хотя беспокойство никуда не ушло, вперёд выходит эгоистичное “мне так интересно!”.
— Далеко идти? — уточняю я.
— Нет, госпожа. Всего два квартала.
Это много или мало?
Может, нанять экипаж? И идея отправиться общественным дилижансом меня смущает. В памяти всплывают обрывки чьих-то рассказов, как в дилижансе тесно, душно и дурно пахнет, и что публика может оказаться не самая приятная.
Погрузившись в размышления, я почти не слежу, куда мы идём — какая разница? Я всё равно не запомню нужных поворотов. Пешие прогулки по городу слишком непривычны, и я пытаюсь понять, нравится мне или не нравится.
Узкий простенок неожиданно выводит на знакомую улицу, которую я много раз видела из окна экипажа.
Если вчера было достаточно отступить во тьму, то сейчас ясный день, солнечные лучи освещают каждую щель.
Марк поворачивает, и кажется, что мы прошли, но окно второго этажа особняка семьи Дельси распахивается, и выглядывает отец Берта:
— Карин!
В отличии от моего папы, отец Берта не погнушался учиться магии, причём именно боевой.
Был у него в жизни неспокойный период…
Глава 16
Покосившись на Марка, я жестом прошу его юркнуть в тень и подождать, пока я разберусь. Нехорошо вмешивать мальчишку в свои бракоразводные дела. Точнее, помолвкоразводные. Такие бывают? Значит, будут.
Я перехожу дорогу, и останавливаюсь в паре шагов от крыльца.
Заходить я… опасаюсь.
Насколько я знаю, у семьи Дельси нет каких-то особых причин желать меня на роль супруги их наследника. Вроде бы господин Дельси руководствовался теми же соображениями, что и мой отец — дочь друга, которая росла на глазах и с детства была хорошей девочкой, прекрасная партия для сына. Господин Дельси не прогадал — я стала тенью мужа, была кроткой и послушной, не спорила и даже переезд приняла безропотно.
Изменять мне в голову не приходило. Раз есть муж, то на других мужчин я просто не смотрела, хотя невыразимая мечта о любви, как о чём-то прекрасном, будоражила сны.
Деньги меня тоже не интересовали. Я заказывала новые платья, чтобы соответствовать своему статусу, чтобы о Берте говорили, что у него достойная жена, но ни одной тряпки я не купила сверх необходимого. Я не просила денег на личные расходы, а те, что давал Берт — надо признать, давал щедро — бездарно копились.
— Карин? Девочка, что случилось? Заходи скорее, не стесняйся.
— Добрый день, господин Дельси. Благодарю за приглашение, но нет необходимости.
Видимо, он решил, что у нас дома что-то случилось, и я прибежала за помощью. Что же, отчасти он прав — случилось. Только помощь мне не нужна, потому что случился бунт. Мой бунт.
По идее господин Дельси, поняв, что я не только сошла с ума, но и вдребезги сокрушаю свою репутацию, легко откажется от помолвки.
Но я могу чего-то не знать, поэтому на всякий случай в дом не зайду.
— Карин?
— Вчера произошло большое недоразумение, господин Дельси.
— Ты о своём выступлении? Карин, не смущайся. Ты волновалась, а на ужине были только друзья. Никто дурного не скажет.
— Нет, господин Дельси, вы меня не поняли. Говоря о недоразумении, я имею в виду помолвку. Я категорически против брака. Мои родители, увы, не поняли всю серьёзность моего намерения.
— Карин, дорогая… О таких вещах не говорят на пороге.
— Вы правы, говорить не о чем. Я сообщаю, что помолвка недействительно и прощаюсь с наилучшими пожеланиями.
— Карин, чем мой сын тебя обидел?
— Обидел? — удивляюсь я.
Хотя, когда он объявил о желании развестись, я почувствовала себя преданной, я не обижалась.
— Мальчишка… мог оказаться неловок. Ты знаешь, мы, мужчины, довольно грубые существа…
— Господин Дельси, — перебиваю я. И по-настоящему грубое существо сейчас я.
— Карин?
— Берт хороший, девушки мечтают привлечь его внимание. Ваш сын ничем не обидел меня. Просто я не хочу замуж. Моя мечта петь, быть певицей.
Он почти точь-в-точь повторяет папин взгляд.
Господин Дельси мне не верит. Нет, он верит, что я говорю искренне. Только он считает мою мечту дурацкой прихотью и не воспринимает мою мнение всерьёз. Я для него будто… кукла. Красивая кукла, лишь по недоразумению обладающая способностью говорить.
— Ты сбежала из дома?! — доходит до него.
— Не сбежала, а, попрощавшись с родителями, открыто ушла.
— Ты думаешь, я поверю, что тебя отпустили?
Он протягивает руку.
— Мне пришлось быть убедительной.
Я вспыхиваю. В буквальном смысле.
От меня во все стороны разлетаются тёмно-изумрудные искры. Я окутываюсь облаком и большую часть искр мысленно выбрасываю в сторону господина Дельси. Я не стараюсь специально его достать, до него долетает всего несколько искорок. Я просто показываю серьёзность своих намерений.
А ещё я показываю, какая из меня неудобная жена — в отличии от своего отца, Берт освоил лишь самые азы.
— Карин…
— Если вы попытаетесь меня остановить, господин Дельси, я не только буду защищаться, но и позову стражу. Закон запрещает силой удерживать совершеннолетнюю госпожу, даже если на словах она невеста. Помолвка, кстати, юридической силы не имеет.
Господин Дельси смотрит на меня так, словно перед ним величайшее чудо — заговорила табуретка.
Мне и гадливо, оттого что я для него не личность, и в то же время я чувствую мрачное удовлетворение — я заставила себя заметить.
— Карин, ты…
Получилось!
В его глазах растерянность — он вроде бы хочет меня переубедить,
