вывалился наружу и, промокая платком вспотевшую, лысину поплелся следом.
Взгляды всадников охраны вопросительно застыли на своем командире, и Лу́ка Велий, подумав, махнул рукой: привал. Перекинув ногу через седло, он соскользнул на землю и бросил поводья подбежавшему слуге. Его взгляд неотрывно следил за долговязой фигурой, взбирающейся на край обрыва. Покачав головой и вздохнув: «Вот же неймется ему!» — комит двинулся вслед за своим подопечным. Он быстро догнал пыхтящего сановника и помог тому взобраться на каменную гряду из крупных, обточенных ветром валунов. Иоанн уже стоял там, потрясенный величественностью открывшегося вида.
Перед ними стелилась широкая долина с голубой извилистой лентой реки. Зажатая с обеих сторон мрачными скалистыми горами, она, как райский уголок, радовала глаз зеленью садов и желтыми квадратами полей. Картина была бы идеальной, если бы не реалии войны, брошенные на холст жирными черными мазками. Сожженные деревни на склонах долины уже догорели и темнели пятнами уродливых пепелищ, а единственная дорога, бегущая вдоль реки, была забита войсками и обозами. Этот человеческий поток, петляя, упирался в огромный военный лагерь — многотысячный бурлящий людской муравейник, окружающий стены древнего города. Отсюда, с заоблачной высоты, стан осаждающей армии выглядел гигантским, бесформенным грязным пятном, растекшимся вокруг городского рва. В этом царстве хаоса тысяч шатров и бесчисленных повозок ровным белым прямоугольником выделялись лишь стройные ряды палаток имперской пехоты, окруженные смотровыми вышками и частоколом.
Иоанн хорошо знал историю этого города, выдержавшего за свою долгую жизнь немало нашествий и осад. Мало кому удавалось прорвать оборону его стен, которые, как и тысячу лет назад, так и сегодня уверенно смотрели бойницами своих башен на очередную орду завоевателей. Там, за стенами, городские кварталы, как пчелиные соты, лепились и ползли по склону горы замыкаясь в грозную цитадель царского дворца. Город, словно могучий страж, закрывал собой восточный выход, запирая императорскую армию в долине.
Шумно дыша, тучный патрикий подергал носом, принюхиваясь к тянувшимся в небо черным полосам дыма.
— Армия потрудилась на славу — гарью воняет даже здесь!
Лу́ка Велий незаметно поморщился: как и всякого военного, его несколько раздражала лицемерная щепетильность сановника.
Иоанн же, не обращая внимания на слова логофета, обернулся к комиту:
— Почему эти люди сопротивляются? Ведь сардийская армия разбита. Царь Хозрой с жалкими остатками бежит на восток. Помощи ждать неоткуда. Надежды нет. Что это — глупость или героизм отчаяния?
Лу́ка пожал плечами.
— Горцы, мой цезарь! Когда-то они с такой же тупой одержимостью сопротивлялись сардам, а теперь, приняв их, остаются верны им до конца. Они как дети — либо враги, либо друзья. Середины для них не существует.
Иоанн скривился:
— Значит, город ждет штурм, грабеж и резня.
В разговор вмешался Прокопий:
— Грабеж и резня ждали бы город в любом случае. После тяжелой битвы армии нужна заслуженная награда, и горожане это отлично понимают.
В ответ Велий только иронично усмехнулся:
— Боюсь, эту награду получить, будет ой как нелегко. Я прослужил здесь, на границе, много лет и знаю этих гребаных горцев. Все жители, включая женщин и детей, будут биться до последнего.
Патрикий поежился от пронизывающего ветра.
— Думаю, император не станет рисковать армией, посылая ее на штурм. Город возьмут в осаду, а голод и жажда сделают остальное.
Вопросительно-встревоженный взгляд Иоанна обратился к комиту.
— И сколько же тогда мы здесь проторчим? Неделю, месяц?..
Лу́ка прищурившись, посмотрел на город:
— Я думаю, намного больше. Горожане наверняка подготовились, а вот подготовилась ли армия? Удача — дама капризная, а время — верный союзник и надежда осажденных. Посмотрите на долину. Она как каменный мешок: стоит лишь кому-нибудь занять этот перевал, и все мгновенно поменяется — императорская армия сама окажется в западне.
Прокопий, оглянувшись по сторонам, резко прервал комита:
— Велий, если ты хочешь, чтобы твоя мать вновь увидела своего сына живым, то тебе надо поменьше болтать. Хочу напомнить: ставить под сомнение правильность решения базилевса есть государственная измена.
На лице логофета по-прежнему висела ироничная улыбка, но маленькие глазки отдавали таким беспощадным холодом, что комит тут же заткнулся и отступил на шаг назад. После они постояли еще немного, но разговора уже не получалось, и Иоанн, развернувшись, попытался сгладить неловкость:
— Что же, не будем терять время. — приобняв своих спутников, он подтолкнул их обратно к карете. — Поедемте, господа, не стоит заставлять ждать моего багрянородного дядюшку.
Грохоча сплошными деревянными колесами, карета аккуратно спускалась в долину. Безжалостная тряска с упорством садиста продолжила выбивать жизнь из тела Прокопия. Страдая, он обложился горой подушек, подсунув их куда только можно, но ничего не помогало. Охая и проклиная весь мир на каждой ухабе, патрикий с завистью поглядывал на своего воспитанника. Иоанн сидел на голой доске сидения так, будто это было кресло в его гостиной.
— Господи! Ваше Высочество, как вам это удается? Неужели вы действительно не мучаетесь? Мне ужасно стыдно, но я не в состоянии больше выносить дорогу! Поклянитесь всеми святыми больше никогда не брать меня в путешествие — может, хоть это придаст мне силы.
Иоанн поднял на логофета тяжелый взгляд. В этот момент он думал совсем о другом, и его тревожные мысли были заняты приближающейся встречей с человеком, которого он ненавидел и боялся. Неконтролируемый страх исказил его породистое лицо:
— Зачем он вызвал меня?
— Кто?
Прокопий попытался сделать вид, что не понимает, но в голосе цезаря явственно зазвенели панические нотки:
— Зачем император вызывает меня?! — Он вновь заговорил, не дав Прокопию ответить: — Я был еще совсем ребенком, когда видел своего отца последний раз — он собирался на большую императорскую охоту. Отец уехал, а через пару дней курьер канцелярии известил мою мать, что ее муж трагически погиб. Похороны были скромными и быстрыми, меня даже не пустили к гробу проститься. Сегодня я уже не ребенок, и знаю — он погиб не случайно. Тот год, говорят, вообще был несчастливым для родственников Константина — многие умерли от болезни или погибли на охоте. Случайности, в которые никто не верит. Все знают: Константин завистлив и подозрителен до паранойи, ему всюду мерещатся заговоры и мятежи. Весь двор, вся столица не сомневались — моего отца убили по приказу базилевса, он был слишком популярен в народе. Может, и меня…
Прокопий страстно перебил цезаря:
— Вот именно — популярен! В том и была его — я имею в виду вашего отца — ошибка. Цена за популярность бывает очень высока! — Патрикий мягко, по-отечески взглянул на цезаря: — Мы с вашей матерью постарались этой ошибки избежать. Вы столько лет, Ваше высочество, провели в тени
