надо… — Покачал головой Иван Кириллович. — Взвесить.
— Экономический эффект — пять миллионов!
— Своя голова — дороже пяти миллионов…
И тут в машине повисла тишина.
На следующий день Алексей Петрович, расстроенный и мрачный, проходил по цехам комбината. Его сопровождали Иван Кириллович, Сакен и несколько человек из Управления. Остановились у рабочего места одной из аппаратчиц. Соколов что-то поискал глазами с одной стороны агрегата, с другой, и не найдя нужного, спросил:
— Скажите, как Вы определяете температуру внутри аппарата?
— Так очень просто же! — Весело отозвалась работница. — Я рукой любой градус чувствую! Двадцать лет на этом месте сижу… Вот здесь надо трогать, вот так… — Она взяла руку Соколова и приложила к корпусу агрегата. — Здесь я Вам все градусы назову точно, как термометр!
Соколов быстро взглянул на директора.
— Так сколько раз я эти термометры просил! — Суетливо начал оправдываться тот. — Где только не искал! Это ведь не только у нас, это везде такая история, по всей отрасли… Нет измерительной техники, не хватает… Даже разговаривать никто не хочет…
Алексей Петрович не дослушал и пошёл дальше, бросив через плечо Сакену.
— Вызывай Кондакова. Лучше него в технологии никто не разберётся…
Дождь всё также поливал дальневосточную землю, не давая ей ни часа на отдых. Во дворе комбината висел большой плакат с объявлением о «Дне Качества», и холодный ветер трепал его раскисшие, надорванные края…
В распахнутые ворота одна за другой въезжали продуктовые автомашины, поднимались на пандус перед цехом реализации. Грузчики в замусоленной спецодежде привычно загружали коробки и ящики с бутылками масла, с разными сортами маргарина, майонеза. Едва одна машина съезжала с пандуса вниз, на её место тотчас же разворачивалась другая…
А посреди двора кисло под дождём импортное оборудование, обшитое давно подгнивающими досками. Установка горбилась и тянулась по двору на добрый десяток метров и оттого была похожа на тело какого- то доисторического динозавра. Перед этим фантастическим чудовищем неподвижно стоял Алексей Петрович. Стоял очень давно. Вода с его промокшей кепки стекала ручьями не только на старческую шею и за воротник провисшего плаща, но и скатывалась по его лицу. Но в бесцветные стариковские глаза она не попадала. Глаза Соколова были сухи.
Из окна своего огромного директорского кабинета смотрел на него Иван Кириллович. Он также очень долго стоял у окна, так долго, что затекли спина и ноги. Он немного пошевелил занемевшими плечами, потёр ноющее от ревматизма колено и вернулся к своему столу. Медленно опустился в кресло и только после этого крепко прижал пальцем дёргающееся в тике веко.
Потом, совсем чужие, они сидели на стульях по разные стороны кабинета и не смотрели друг на друга.
— Два миллиона инвалютных рублей… Два миллиона… — Алексей Петрович провёл ладонью по своему лицу. — Я сам настоял, чтобы эта установка была передана вашему комбинату!
Иван Кириллович ничего не ответил. Соколов встал, прошёлся по кабинету.
— Ну, вот что… — Тон его внезапно изменился, стал властным и безапелляционным. — В конце первого квартала будущего года установка должна работать. Я не знаю, как ты это сделаешь, но она должна работать, чего бы это ни стоило!
— Невозможно… — Покачал головой Иван Кириллович.
Соколов, словно танк, развернулся к нему.
— Почему?!
Иван Кириллович не ответил, и Соколов повторил:
— Почему?
— Нет пяти комплектных насосов… Отечественные не подходят.
— Как нет?! Я сам руководил закупкой этой установки… Сам следил за пересылкой…
— Украли… — Обречённо вздохнул Иван Кириллович. — Огородники растащили…
Соколов подошёл к нему вплотную, постоял над ним тяжёлый, мрачный и заметно постаревший за эти дни. Слегка покачавшись на пятках, произнёс.
— Скажу тебе прямо… Я буду настаивать на твоём снятии с должности.
Он только с третьей попытки сумел сдёрнуть с вешалки свой плащ, с которого ещё капала вода.
— Алексей! — Тихо окликнул его Иван Кириллович.
— Да…
— Когда-то ты спас меня от ГУЛАГа… Может быть, ты спас мне жизнь…
— Это было очень давно.
— Я никогда этого не забывал. Я знаю, тебя страшно били… Я знаю, у тебя после этого очень слабые лёгкие… Но ты так и не подписал тогда донос на меня…
— Ты не был врагом народа…
— А сейчас? Сейчас ты меня кем считаешь?
Алексей Петрович ничего не ответил. Прижимая к себе мокрый плащ, резко открыл дверь и вышел из кабинета.
— Так ты решил? — Спросил Славку отец. — Что ты будешь делать?
Славка виновато пожал плечами. Они сидели в его комнате. Были совсем одни в квартире, но разговаривали вполголоса.
— Я не могу… — Умоляюще посмотрел на отца Славка. — Они же все против. Я не могу, папа…
— Ну, хорошо… Тогда слушай меня внимательно. Если ты сам ещё такой ребёнок, что не можешь самостоятельно принимать решения, решать буду я. Юбилей у деда в воскресенье?
Славка кивнул лысой головой.
— Хорошо. А в понедельник ты придёшь ко мне и останешься… Я позвоню сюда и скажу, что ты заболел… И в военкомат я позвоню… Или даже заеду, так вернее. Справку о болезни тебе сделают, я уже договорился. Ты понял?
Славка не успел ответить. Раздались резкие звонки междугородней, он бросился в прихожую к телефону.
— Наверно, дед… Из Хабаровска…
Это, и в самом деле, был Алексей Петрович.
— Привет, солдат! — Кричал он в трубку из своего гостиничного номера. — Как дела?
— Нормально, дедушка… Вот причёска новая… — Славка прихлопнул ладонью голую макушку.
Дед понял, засмеялся.
— Бабушка дома? А мать? Ты один? С отцом… Передавай ему привет, скоро увидимся… Все вместе тебя провожать пойдём! Бабушке скажи, что у меня всё в порядке… Завтра я вылетаю в Москву на пару дней, а потом — домой…
Славка положил трубку, медленно вернулся в комнату и, взглянув на отца, виновато развёл руками.
В номер к Алексею Петровичу постучал Кондаков.
— Можно?..
— Заходи…
Кондаков положил на стол перед Соколовым несколько лабораторных журналов.
— Я всё проверил, Алексей Петрович… Отклонения, кажется, и непринципиальные, но в результате получается большой избыток водорода…
— Хорошо, оставь… Я успею просмотреть…
В дверь опять постучали, вошёл Сакен.
— Ну, вот… — Вздохнул Алексей Петрович, собирая разложенные на столе бумаги. — Остался ещё серьёзный доклад на коллегии министерства — и до дому…
Сакен сочувственно посмотрел на него.
— Грустно отсюда уезжать, Алексей Петрович?
— Тяжело… — Отозвался Соколов. — Ведь какой Иван крепкий парень был… Скала! И война его не взяла, такую работу в первые мирные годы завернул, казалось, износу ему не будет… А вот испытания временем не выдержал… Как его жаль, если бы вы только знали!
Вдруг вся гостиница содрогнулась, как от землетрясения. Где-то рядом зазвенели стёкла.
— Что такое? —
