– Вчерашние. Ты забыла, я вчера ночевал здесь.
– Я предупреждала, он каратист.
– Ничего, я тоже не лыком шит.
Они появились слева стола: сначала Ольга, за ней высокий и загорелый красавец лет тридцати, может, немного старше. Его блестящий тёмно-серый пиджак подчёркивал развитые спортом, сильные плечи. Лицо было по-своему привлекательным: правильные черты, прямой нос и чуть бледные тонкие губы, а чёрные брови по-мужски твёрдо очерчивали внимательные, отнюдь не глупые карие глаза. С первого взгляда не трудно было догадаться, он занимался отечественной разновидностью полулегального бизнеса и привык вращаться во влиятельных кругах: держался непринуждённо и уверенно. Как прежде в отношении Вики, я почувствовал мысленное беспокойство: где-то его уже видел, – но вспомнить, где именно, сразу, с наскоку не мог.
Он принёс яркую коробку конфет с надписями на немецком языке и три красные розы на длинных, едва не до колен, стеблях – каждый с множеством шипов и сочно-зелёных листьев. Коробку положил на угол стола, по-свойски подвинув мою чашку. А цветы, мне показалось, предназначались Вике. Но она не сделала ни малейшего движения навстречу, и он отдал их Ольге.
– В гостиной высокая китайская ваза, – сказал он. – Жаль резать стебли.
Ольга небрежно сунула розы в раковину, потом всё же открыла воду, чтобы струилась на нижние листья. Он между тем протянул мне ладонь и представился, обнажая ровные здоровые зубы:
– Эдуард. Можно Эдик.
И вдруг я чётко вспомнил и ночной прогулочный корабль, и того, кого ударил в колено. Я не подал виду, привстал для рукопожатия. Он сжал мою руку нарочно сильно, но я был готов и ответил тем же.
– Не перезрел для ухажёра? – кивнув в мою сторону, обратился он к Ольге.
– Много ты понимаешь.
Она была неправа. Он всё прекрасно понял и оценивал меня, точно заранее изучил мою биографию в таких подробностях, о которых я и сам забыл. Я постарался не остаться в долгу.
– Так это он вернулся из Африки? – напомнил я Вике замечание её подруги Оксаны, которым та предупреждала меня на корабле о Викином приятеле.
Эдик натянуто хохотнул и показал на своё лицо.
– Дедуктивный метод, Шерлок? Свежий загар?
– След от кольца в ноздре, – буркнула Ольга.
Я поднялся.
– Прошу извинить. Мне пора.
Всех это не удивило, но по разным причинам.
– Не подбросите к центру? – попросила Ольга.
– Собирайся, только живей. Уже опаздываю. – Когда она выпорхнула в проход, я направился к выходу и громко сказал ей вслед: – Жду внизу, в машине.
У двери я молча отдал честь остающимся на кухне. Вика не ответила. А Эдик слегка махнул рукой, однако выражение его глаз, холодных, как дула пистолетов, мне не понравилось. Пока я выходил из квартиры, не было слышно, чтобы они разговаривали.
9
У большой дороги я вынужденно приостановился. По ней проезжала колонна военных грузовиков, и пришлось ждать. Из-под тентов болотного цвета на нас смотрели безмолвные солдаты, равнодушные к тому, что мы поневоле обращаем на них внимание. Наконец колонна миновала подъездную дорогу, и я выехал на большую дорогу, повернул в другую сторону от военных грузовиков, быстро набрал приличную скорость.
– Что вы о нас думаете? – вопрос Ольги был неожиданным. – Только честно.
– Честно? Избыток денег тебя ещё не испортил. И сестру тоже.
– Вы уверены?
– Мне так кажется.
Она подумала и согласилась.
– Пожалуй.
Я затормозил у перекрёстка, однако тут же загорелся жёлтый глаз, и мы проскочили под зелёный свет, понеслись по широкой полосе проспекта.
– Теперь твоя очередь,– я глянул на спутницу. – Почему он тебе не нравится?
– Кто? А-а, этот. Неприятно, когда о тебе знают слишком много. И не скрывают, что знают.
– Да уж, неприятно, – согласился я. – И совсем неинтересно. Такие даже хорошей выдумке не верят.
Она фыркнула и вдруг искренне расхохоталась.
– Вы ночью, правда, поверили, я Вика?
– Давай, на ты, – уклонился я от ответа. И сменил тему: – Человек, к которому я еду, назвал её ведьмой.
– Иван, что ли?
– Ты его знаешь?
– Он был у нас, приезжал к отцу. Вика не ведьма, просто она никого не любит, кроме отца.
– И тебя.
– Я говорю о мужчинах. Очень плохо, когда женщина слишком умная. Она быстро разочаровывается. А это плохо, возникают сомнения в себе.
– Она что, так никого и не любила? Кроме отца. Что-то не верится.
Ольга поморщилась, ответила неохотно.
– Я не знаю… Любила, конечно. Очень сильно. Я не хочу говорить об этом.
– Ладно, не будем. Извини.
– Дело не в извинении. Я просто не хочу об этом.
Минут через двадцать я подъехал к Малому Тишинскому переулку, и она показала угол, где остановиться.
– Пройдусь, – сказала она и приоткрыла дверцу, но не выходила, будто осталось что-то недосказанное.
– Рад знакомству с тобой, – признался я. – Когда общаешься с тем, кто тебе приятен, больше ничего не нужно.
– Я знаю, – тихо произнесла она. – До свиданья.
– Пока.
Я не позволил ей захлопнуть дверцу, сделал это сам и помахал рукой. Она ответила тем же, и я тронулся с места. Выезжая из переулка, я смотрел в зеркальце заднего обзора, как она легко удаляется по тротуару. Она словно догадалась, обернулась и ещё раз вскинула руку.
Вскоре я влился в поток машин на Садовом кольце. Тогда и смирился, что в любом случае не успеваю к трём часам, и у Ивана, наверное, сложится нелестное мнение о моих обещаниях быть точным. Но меня это мало заботило. Я ни о чём не жалел, и было такое чувство, что день прожил не зря, что это хороший день, какие бы пакости он мне не готовил до своего окончания.
К моему удивлению, когда я звучным шагом вошёл в рабочее помещение Ивана, перешагнул порог и остановился, он ни словом не обмолвился о моём опоздании. Иван сидел во вращающемся кресле и не отрывался от компьютера. Он постукивал двумя пальцами по клавиатуре и замирал от происходящего на экране монитора. Обойдя спинку кресла, я увидел, что он играет с компьютером на раздевание белокурой девицы. На моих глазах он выиграл расклад, и компьютер скинул с лежащей девицы яркий лифчик. В следующем раскладе он опять выиграл, и девица бесстыдно оголилась.
– Как обед? – полюбопытствовал он, возвращая игру к началу. Затем отвлёкся, кинул в рот лимонную дольку мармелада и, обсасывая её, не спеша запил глотком крепкого чая. – Чай будешь? Схожу, подогрею.
Я с отрицанием повёл головой, хотя он не мог этого видеть.
– Кто такой Эдик?
Вопрос его не удивил, но он движением руки указал на стены, стол, люстру у потолка. Я понял и не настаивал.
– Мне сегодня везёт, – вместо ответа сказал он. – Разделась, как я хотел. Помнишь про настенную надпись в картинной галерее: «Жаль, ты только на картине»? Кто нам рассказывал, а?
Я пожал плечами: этого я не помнил и не желал вспоминать.
– Ну ладно, – он выключил компьютер. – Когда везёт, главное – вовремя остановиться. – Он поднялся с кресла, раскрыл шкаф и снял с плечиков свой плащ. Надел его, однако застёгивать не стал. – Пошли-ка, проветримся. Рядом приличный скверик.
Воздух стал суше, асфальт подсыхал, под ногами шуршали жёлтые и бурые листья. Как бы прогуливаясь, мы шли по узкой улочке, и, может быть, напоминали людей иной эпохи, рассудительной и неторопливой.
– Так кто же он, этот Эдик? – повторил я вопрос, стараясь не выказывать личные мотивы такого интереса.
– Не берусь утверждать на все сто… по-моему, спец по особым поручением у их папаши. Я бы сам не решился оказаться на его пути без крайней необходимости, и тебе не советую.
– Кажется, он метит в мужья Вики.
– Вполне возможно. И смею тебя уверить, папаша не будет возражать, если она согласится. Семейный синдикат укрепляется от таких браков, а это для него самое важное.
– У них что, делишки в Южной Африке?
– У них бизнес повсюду. Кстати, не вижу в этом ничего плохого. Наоборот. Пусть их называют мафией или чем угодно ещё.
Мы обошли забор у ветхого двухъярусного строения. Асфальтовое покрытие проулка тонуло в слое тёмно-рыжей глины, изрезанной колёсами тяжёлых грузовиков. Шагах в ста от нас завершалось строительство кирпичного здания производственного назначения. Там без особой суеты подводили какие-то провода, кабели. Иван впереди меня прошёл по шаткому деревянному настилу, подождал, пока я оказался рядом, затем кивнул в сторону грузовика с откидным задним бортом, стоящего поодаль, возле строительного вагончика.
– Смотри, – в его голосе было одобрение. – Никаких чиновников, а дело идёт, здание строится. Что людьми движет? Одни интересы. Капиталовложения в будущую прибыль, заработок, во всём здравый смысл и общий интерес, и везде порядок. Недаром Японию даже америкашки с завистью называют единой корпорацией. А почему? Япошки создали такие национальные цели, в которых заинтересованы все.
