Дни проходили за днями, и в их хороводе я привыкал к мысли о ребёнке. Он перестал быть странным и непонятным существом. Потом как-то само собой превратился в единственную реальность на фоне эфемерных страстей, чувств и увлечений, событий и потрясений. Меня начинало беспокоить, что мафиози отстранят меня от его воспитания, если не приму их проклятую веру или не предприму попытку заставить с собой считаться.
32
Выпал тающий на земле ноябрьский снег, когда я отвёз Вику к подруге, а сам поехал к Дмитровскому шоссе. Грязная слякоть хлюпала под колёсами автомобилей, пачкала их до самых окон. Затерявшись среди других машин, я направился прочь из города.
Через полчаса уже оставил позади МКАД и проезжал мимо серых и неприветливых дачных посёлков. Сырые хлопья шлёпались на лобовое стекло, расползались мутными пятнами. Резиновые щётки безостановочно скребли их туда-сюда, туда-сюда. Было рановато для сумерек, но день стоял хмурый, пасмурный, и видимость была метров двести. Меня это устраивало.
Доехав до просёлочной дороги, я свернул, съехал на бетонные плиты и устремился в жалкий, понурый лес. С верхних ветвей деревьев сорвалось и на лету закаркало непуганое вороньё. Узкую полосу дороги застилало водянистое грязно-белое покрывало, – по нему давно никто не проезжал и не проходил. И я решился. За лесной поляной у опушки затормозил, повернул к кустарникам и заглушил двигатель.
Было промозгло и тихо. Я выбрался из салона, запер машину и постоял среди деревьев, вслушиваясь и осматриваясь, как заяц. Неторопливо прошёлся обратно, оставляя за собой чёткие отпечатки подошв, сошёл на тропинку и ускорил шаги. Так я и шёл, пока не увидел водохранилище. Ни одной живой души не было ни на мрачной глади водохранилища, ни за оголёнными лесными зарослями. Постояв и убедившись в этом, я прошёл к заливчику, но не спустился к нему, а приблизился к молодой берёзе, к которой меня пристёгивали наручниками. Вынул из кармана тёплой куртки складной нож, вывернул лезвие.
Поковыряв в корнях берёзы сырую землю, без труда обнаружил пакет с аудиокассетой. Пакет был не повреждённым, и кассета выглядела целой. Я спустился к воде. Она казалась ледяной. Пока я ополаскивал кассету и смывал грязь с рук, кисти и пальцы покраснели и заныли. За деревьями хрустнула гнилая ветка. Я сунул кассету и кулаки в боковые карманы, встал и выпрямился. Вокруг опять царила тишина, но я постоял, подождал, чтобы пальцы отогрелись.
У меня в кармане была плёнка, стоимостью больше миллиона долларов. И был выбор, что делать с нею. Продать ли заинтересованным дельцам. Или поторговаться с папашей Вики, чтобы не лез в мою жизнь с таким нахрапом и вернул залоговый договор на квартиру. Ради этого я и решился поехать за ней. Однако, найдя плёнку, я начал сомневаться в возможностях её использования. Допустим, я предложу её отцу Вики. Но поверит ли он, что я не сделал копий? А если не поверит, долго ли я смогу играть в смелого ковбоя и избегать несчастных случаев? Продать же её кому-то из конкурентов его клана, получить миллион, – значит надо тут же бежать из страны, со всеми вытекающими последствиями. Помимо прочего, навсегда теряя женщину, которая была далеко не безразлична. И главное, я бы по существу признал своё поражение, и обрекался до конца дней торчать где-нибудь в Латинской Америке, пусть на роскошной вилле, но тупея, подыхая от скуки и бессмысленности существования. Нет, такая жизнь – не для меня. Во всяком случае, для человека моего возраста это незавидный удел.
Я вынул кассету из кармана, взглянул на неё и с размаха швырнул подальше в водохранилище. Вдруг сзади на берегу раздался выстрел, и сразу – второй. Кассету в воздухе вмиг подкинуло, разорвало на мелкие кусочки, и они разлетелись во все стороны. Я медленно обернулся, поднял голову. Эдик стоял под осиной, опускал к ноге ружьё с оптическим прицелом. В чёрном плаще он напоминал злого гения, готового превратиться в ворона. Я не удивился, если бы он каркнул.
Однако он заговорил по-человечески, холодно и спокойно, как будто зачитывал приговор.
– Тебе повезло, что выбросил кассету.
Я понял, что это означало.
– Так ты знал о ней? – глухо спросил я. – Откуда?
Эдик не ответил, стал отворачиваться. Но мне надо было обязательно разобраться, что всё это значило.
– Постой! – я остановил его. – Да, конечно. Как же я не догадался! Иван подсунул Оксане дипломат с газетными бумагами и двумя пустыми кассетами, именно с двумя. Но почему ты рисковал, позволил плёнке полтора месяца пролежать здесь? Неужели, чтобы проверить, что я с ней сделаю?
– Она не лежала здесь, – он голосом выделил последнее слово. – Я её обнаружил той же ночью.
– Когда я ушёл? А что же я выбросил?
Неприятно чувствовать, что задал идиотский вопрос. Он и не ответил. Конечно же, кассета была пустая, вынутая из фабричной упаковки и запаянная в пакет.
– И вот что, – вдруг предупредил он с холодной угрозой. – Не советую тебе обижать её.
Он отвернулся, и было слышно, как удаляется, – теперь он не крался за мной, а убирался прочь уверенно, как царь природы. Почему он не пристрелил меня вместе с кассетой? Сказал бы своим, я её не выкинул, а решился использовать. Возможно, кто-то ещё наблюдал за мной. Я невольно, с повышенным вниманием окинул взором окрестности, водохранилище. Как и следовало ожидать, никого не заметил. Если и был наблюдатель, он использовал бинокль и укрытие.
Вернувшись к «шевроле», я выехал из мрака лесной опушки на поляну и на ней опять заглушил двигатель. Достал из спортивной сумки бутылку с яичным ликёром, сделал два приличных глотка. Из сумки торчал уголок тёмной книжки в мягкой обложке. Завинтив крышкой бутылку, удрав её в сумку, я взял в руки эту книжку с двумя романами «Бальзака» – «Герцогиня де Ланже» и «Девушка с золотыми глазами». Закладкой служила фотография. Иван на снимке по-прежнему ухмылялся, выставлял за моей головой два разведённых пальца, то ли в виде латинской буквы «V», то ли в виде рожек. Нам было лет по двадцать.
Его паркеровская ручка оказалась со мной, во внутреннем кармане. Пером ручки я медленно обвёл его весёлую голову, замкнул круг, вспоминая всю эту историю с начала и до конца. Три года назад я понял, коммерческой спекуляцией и захватом собственности заниматься мне неинтересно, не дано. Случайно встретил Ивана, и он оплатил мне курсы частных сыщиков и стажировку. В шутку или всерьёз сказал тогда, – вложил в меня деньги, и должен буду ему помочь, как только понадоблюсь. В конце концов я ему понадобился. Мне не верилось, что он ввязался в это дело из-за банкротства. Его всегда мучили, не давали покоя амбиции. Как заядлый игрок в покер, он решил перехитрить всех и сорвать огромный куш, рискнув собственной головой… и моей. Попытался пролезть к карточному столу, за которым расселись хищники, разыгрывающие между собой приз – большой жирный пирог с названием Россия. Каждый участник скрывал, какие ему достались карты, надеясь в конечном счёте обмануть и переиграть всех. Пирог постепенно сокращался, местами покрывался плесенью, гнил, терял ценность. Но тем ожесточённей становилась игра, превращаясь в игру без правил, в игру волков, прячущих за человеческими масками острые клыки, а под респектабельной одеждой сжатые кулаки и острые когти. И они показали эти клыки и когти Ивану… и мне. Я не мог даже ненавидеть их. Ничего, кроме отвращения и презрения они во мне не вызывали. Нет у них будущего.
Я переломил паркеровскую ручку и сунул в мятый прозрачный пакет. Затем несколько раз разорвал снимок и ссыпал клочки туда же. Пакет я собирался выбросить по пути, в первую, какая попадётся, урну.
Я завёл машину и поехал. Я знал, что стану делать дальше.
