– Господин Лебедев еще спрашивали, какими купюрами расплачивался господин Кара, – не моргнув глазом, ответил приказчик магазина.
– И какими же? – поднял на него взор Воловцов.
– Пятьсот и пятьдесят, – ничуть не сомневаясь, выпалил приказчик и победительно посмотрел на судебного следователя.
Память у парня и правда была отменной. Только вот зачем Владимир Иванович задавал этот вопрос про купюры?
Стоп. Сколько денег лежало в сундучке до его вскрытия?
Одна тысяча триста пятьдесят рублей.
Какими купюрами?
Иван Федорович тоже не жаловался на память, посему быстро вспомнил опись похищенных из сундучка в спальне четы Кара денег: одна кредитка в пятьсот рублей, две – в сто, и одна – в пятьдесят.
Та-ак… А не могли быть те кредитные билеты, достоинством в пятьсот и пятьдесят рублей, о которых спрашивал приказчика Лебедев и которыми Александр Кара расплатился в магазине Хлебникова за приобретенные драгоценности, из коробочки того самого сундучка, вскрытого убийцей? Не поэтому ли интересовался достоинством купюр умный московский сыщик Владимир Иванович Лебедев?
«Но это может быть простым совпадением, ты не находишь? – задал непростой вопрос Ивану Федоровичу его личный внутренний оппонент, с которым у Воловцова не единожды происходили дискуссии и даже споры, что, впрочем, было всегда весьма полезно для дела. – Мало ли ходит по Российской империи пятисотенных купюр, а уж тем более пятидесятирублевых?»
«Может, это и совпадение, – не сразу ответил ему Воловцов. – И купюр такого достоинства по стране ходит действительно немало. Но вот ведь в чем загвоздка: Александр Кара расплатился за украшения и ювелирные изделия в магазине Хлебникова не какими иными купюрами, а именно достоинством в пятьсот и пятьдесят рублей. То есть как раз такими, которые и пропали из сундучка в спальне Кара…»
«Это еще ничего не доказывает», – не собирался сдаваться внутренний оппонент.
«Не доказывает, – согласился Воловцов. – Но вот еще один момент: Александр Кара почему-то скрыл от следствия, что купил у Гирши меховое пальто стоимостью в восемьдесят пять рублей. И я почему-то думаю, что он расплачивался за него сотенной купюрой. Перед этим он тратит пятьсот пять рублей на дорогие безделицы в магазине Хлебникова. Цыпленкову отдает сорок рублей за смокинг и жилет и еще его мастеру два рубля за укорот пиджака. Извозчику-лихачу Вострикову платит договорную арендную трешницу. Всего получается: 505 + 85 + 42 + 3 = 635 рублей. Да в кармане у него, вместе со спичечницей и портсигаром, было обнаружено четырнадцать рублей. Плюс рубль, что он дал Василию Титову, чтобы тот купил карамели. Итого – шестьсот пятьдесят рублей. Откуда у него, не имеющего ни дохода, ни жалованья, такие деньги, если не из коробочки сундука?»
«Вот тут мне нечего возразить, – отозвался внутренний оппонент. – И все равно, это всего лишь косвенные улики. К тому же из сундучка похищено семьсот пятьдесят рублей, а у Александра Кары, вместе с тратами и наличностью в кармане, получается всего шестьсот пятьдесят. А где еще сотенная?»
«Не знаю! – опять был вынужден согласиться с доводами дотошного оппонента Иван Федорович. – Впрочем, сто рублей он мог припрятать… Или в коробочке из сундука было пятнадцатого декабря прошлого года не одна тысяча триста пятьдесят рублей, а одна тысяча двести пятьдесят. Вот тогда все великолепно сходится…»
«Ну, это просто тебе хочется, чтобы все сошлось, – не унимался внутренний оппонент. – Так где недостающие сто рублей, а?»
«А кто сказал, что в коробочке было именно тысяча триста пятьдесят рублей?»
«Это сказал Алоизий Осипович Кара, когда вернулся со своего заседания», – произнес оппонент.
«Он что, каждый день пересчитывает эти деньги?»
«Вряд ли».
«Вот и я думаю, что вряд ли, – согласился с оппонентом Иван Федорович. – Скорее всего, деньги пересчитывались, когда они туда клались. В эту коробочку, – продолжал размышлять и спорить с самим собой Воловцов. – А это могло быть и неделю, и месяц назад…»
«Что ты хочешь этим сказать?» – по-прежнему не унимался оппонент.
«То, что Александр Кара мог, скажем, так, «позаимствовать» сотню из коробочки накануне убийства, а может, и ранее», – обозначил свою мысль Воловцов.
«То есть Александр Кара крал деньги у собственной семьи и он – вор?»
«Возможно».
«Но вор еще не есть убийца, верно?»
«Верно», – вынужден был согласиться сам с собой судебный следователь по наиважнейшим делам.
«И все это – только твои догадки».
«Тоже верно», – снова согласился с внутренним оппонентом Иван Федорович.
На этом внутренний диалог завершился. Впрочем, пора было отправляться в Саратов…
Глава 8
Пиво – полезный и освежающий напиток, или Дурак ты, братец
Нет ничего вкуснее венского пива, господа. Конечно, марок пива предостаточно, но пиво «Венское» – напиток полезный и освежающий лучше всех иных пивных марок. И не спорьте, милостивые государи! Любой сведущий в своем деле пивовар скажет вам то же самое. А знатоки пива непременно его поддержат, поскольку сие утверждение – несомненный факт. Ибо если истина и в вине, то в пиве – всенепременнейшая правда.
Неужели, мучимый жаждой, вы станете пить какую-то там сельтерскую воду? Или, простите за бестактность, томатный сок?
Разумеется, нет! Вы спросите себе кружечку холодного пива, назвав при этом без запинки его сорт: «Венское». И залпом испив первую кружку, вы уже неторопливо, со вкусом и наслаждением, присев куда-нибудь за дальний столик, станете вкушать вторую, разглядывая через стекло с янтарным напитком соседей по столику и проходящих мимо дам и господ.
Ибо что такое пиво «Венское»?
Это пиво, сваренное на слегка прожаренном венском солоде и имеющее благородный бронзовый или янтарный цвет. Оно обладает неповторимым и навсегда запоминающимся вкусом, которое никак не спутаешь со вкусом пива других марок.
Пиво «Столовое», которое планировалось братьями к выпуску в скором времени, было, конечно, немного попроще «Венского», но также обладало отменными вкусовыми качествами и янтарным цветом. Ну а что касалось дальнейших планов и перспектив в деле пивоварения, то они были поистине грандиозны, но вполне исполнимы…
Обо всем этом с удовольствием рассказали бы братья Кара, Юлий и Иосиф, если бы их об этом расспросили. Еще бы они рассказали, что заповеднейшей мечтою их отца Алоизия Осиповича было создание в Российской империи собственной, малой, империи – империи венского пива, все производство и продажа которого сосредоточилась бы в руках Алоизия Осиповича, а затем в руках его трех сыновей. И пивоваренный завод «Славия» в Саратове на Губернаторской улице, купленный Карой у наследников купца Василия Федоровича Красулина, зачинателя всего пивоварения в Саратове и всей Саратовской губернии, являлся первой ласточкой, так сказать, закладным камнем в эту империю. Однако человек, приехавший из Москвы и назвавшийся следователем по наиважнейшим делам, коллежским советником Иваном Федоровичем Воловцовым, не интересовался пивом и касательно его производства и несомненных качеств никаких вопросов не задавал. А спрашивал он совсем иные вещи, крайне неприятные и весьма болезненные для Юлия и Иосифа, которые они хотели бы, да не могли забыть…
Спрашивал, к примеру, этот судебный следователь Иван Воловцов об их матери, Юлии Карловне. А что могут сказать сыновья о матери, кроме хорошего? Правда, любила она больше всех младшенького, Александра, и, стало быть, больше всех баловала, так что с того? Разве это такое уж редкое явление, когда родители в семьях очень любят своих младших детей? Марта и Ядвига были еще младше Александра, так ведь они – девочки. А девочек более всего любят не матери, а отцы, оттого и балуют чрезмерно. Так было и в семье Алоизия Осиповича Кары. Поэтому, когда не стало Марты, а Ядвига сделалась недвижимой, он как-то сразу сдал, потух и больше не горел желанием создать в России собственную пивную империю.
Впрочем, это тоже было объяснимо…
– Выходит, Алоизий Осипович вас не очень баловал? – как бы подвел итог первой части своей беседы Иван Федорович.
– Да какой там не очень баловал! – чуть не воскликнул Юлий, услышав сей вопрос. – Семьдесят копеек в неделю плюс пять рублей на Рождество и на Пасху – вот и все его балованье…
Иосиф вдруг посмурнел и незаметно, как он думал, ткнул брата в бок. Но Воловцов это движение приметил, хотя виду и не показал. Никак не отразилась на его лице и новость, что отец держал сыновей в черном теле, хотя эта информация всколыхнула в его мозгу массу вопросов, главным из которых был следующий:
«Коли семьдесят копеек в неделю выдавались братьям на личные расходы, то как у Александра могли быть, как выразилась Смирнова, и двести, и триста рублей? Откуда такие немалые деньги»?
