– Вы тоже думаете, что убийца он? – с некоторой печалинкой во взгляде посмотрел на судебного следователя доктор Бородулин.
– Почему тоже? – поинтересовался Воловцов.
– Потому что ваш предшественник, господин начальник сыскного отделения Лебедев, тоже так думал. Поверьте: юноша этот ни в чем не виноват. Я видел много семей по роду своей службы, но таких теплых и доверительных отношений, какие были у него с Юлией Карловной, не видел нигде и никогда…
– Отлично! – не то похвалил, не то сыронизировал судебный следователь Воловцов. – Стало быть, вы весьма наблюдательны и поможете мне в интересующем меня вопросе. Что же касается Александра Кары, – Иван Федорович выдержал паузу, – то никаких особых и убедительных подозрений относительно него у меня пока нет. Я просто отрабатываю одну из версий, вот и все…
– Вот и славно. – Добрейший доктор, повидавший, как он сказал, множество семей и все же не научившийся и по сей день разбираться в людях, помимо их анатомии, приготовился отвечать на вопросы. И получил от судебного следователя вопрос первый…
– Итак, к вам в комнату ворвался Александр Кара. Что он вам сказал? – начал дознание Иван Федорович.
– Он сказал, – нахмурил лоб доктор Бородулин, – что кого-то убили. Я сразу-то ничего и не понял, а он схватил меня за руку и потащил за собой, что для меня явилось полнейшей неожиданностью. Я даже не успел рассердиться… И только тогда, когда споткнулся на пороге у входных дверей и едва не расшиб себе лоб, попытался возмутиться таким бесцеремонным обращением. Но он с силой дернул меня и потащил еще быстрее. Я едва успел прихватить свой докторский саквояж. Он у меня всегда стоит в прихожей собранным, на случай экстренного вызова.
– Что говорил вам при этом Александр Кара? – спросил судебный следователь.
– При чем «при этом»? – непонимающе посмотрел на Воловцова Бородулин.
– Когда вас тащил за собой, – нетерпеливо уточнил Иван Федорович.
– Он все время торопил меня…
– Мне важно знать, какие-то конкретно слова он вам говорил? – продолжал допытываться Воловцов.
– Он говорил: «быстрее, быстрее» и, мол, его слуга Васька до сих пор не пришел…
– Васька? – переспросил Иван Федорович.
Опять эта фраза про Ваську, который все не приходит. И что так дался ему этот Титов?!
– А как была сказана эта фраза, припомните, пожалуйста, – попросил Иван Воловцов. – Это крайне важно.
– Вы шутите? – изумился Бородулин. – Может, хотите, чтобы я привел ее вам дословно?
– Ну, если вы приведете ее дословно, вам, как свидетелю, просто цены не будет, – пошутил Иван Федорович.
– Вы полагаете, что по прошествии года можно вспомнить дословно произнесенную, причем не вами самими, фразу?
Помедлив, Иван Федорович Воловцов как можно спокойнее ответил:
– Да, я так полагаю. И имею тому массу примеров, кстати, последние из них – именно по этому делу, – добавил он.
– Надо полагать, вам попадались некие феномены? – ухмыльнулся Бородулин.
– Ну-у, возможно, профессор Прибытков и является феноменом, – раздумчиво произнес судебный следователь, – поскольку он припомнил такие мелкие детали, которые я бы, положим, и не рассчитывал услышать. А потом, как быть с вашим дворником Федором? – с искорками смеха глянул на доктора Иван Федорович. – Который, находясь в крайнем приступе болезни, именуемой похмельем, когда мозги, согласитесь, господин доктор, работают крайне непроизводительно, все же припомнил все, что я от него потребовал. Его мы что, тоже назовем феноменом?
– Смею согласиться, память иногда выдает такое, чего мы от нее и не ожидаем, – вынужден был немного отступить Бородулин. – Но случается это часто не по нашей воле и не во всякое время…
– Согласен, – сказал Воловцов. – Так вот, это не всякое время как раз и наступило.
Бородулин нахмурился и исподлобья глянул на следователя:
– Ах, вот вы как… Хорошо, я попытаюсь… – Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Просидел так, кажется, более минуты. Иван Федорович терпеливо ждал, понимая, что в голове у доктора Бородулина совершается поистине титаническая работа. А потом доктор, не открывая глаз, произнес: – «Васьки еще нет… И где его черти столько времени носят…» – После этих слов Бородулин открыл глаза и с удивлением посмотрел на судебного следователя: – А ведь вы оказались правы. Я вспомнил! Александр Кара, когда мы спускались по лестнице, после слов «быстрее, быстрее» вдруг произнес: «Васьки еще нет. И где его черти столько времени носят!»
– Вот видите! – улыбнулся Иван Федорович. – Благодарю вас, доктор… Что, поехали дальше?
– Поехали, господин судебный следователь, – Бородулин заметно повеселел. Очевидно, он был очень доволен своей памятью, весьма хорошей для его почтенного возраста…
– Хорошо, – констатировал Воловцов. – Теперь припомните, кого из Каров вы осматривали первой?
– Юлию Карловну, – ответил доктор.
– Где в это время находился Александр Кара?
– Он то входил в столовую, то выходил.
– Он подходил к матери, опускался на колени, плакал? – осторожно спросил судебный следователь.
– Нет, ничего подобного не было. Он… он только наблюдал, как мне теперь кажется… – не очень уверенно промолвил Бородулин.
– Наблюда-ал, – в задумчивости протянул Воловцов. – А за вашими действиями относительно Марты он тоже наблюдал?
– Вы знаете, да.
– Хорошо, – резюмировал Иван Федорович. – Давайте дальше. Итак, вы констатировали смерть Юлии Карловны и Марты. А что было с Ядвигой?
– Мы все называли ее Еличкой, – произнес Бородулин, и тень печали пала на лицо доктора. – Вы знаете, это было милое и доброе дитя, совершенно безобидное и, конечно, безгрешное. Пусть отсохнут руки у того, кто осмелился поднять топор на ребенка, пусть его душа не обретет покоя никогда и во веки вечные будет маяться и страдать, потому что такому преступлению нет ни срока давности, ни прощения…
– Абсолютно с вами согласен, доктор, – с чувством произнес Иван Федорович. – Такому преступлению нет прощения…
– Благодарю вас, – шмыгнул носом доктор и принялся откашливаться, скрывая за кашлем подступившие слезы. Что ж, он был довольно стар и сентиментален, как и все пожилые люди. Ну, если не все, так большинство из них… – Когда я склонился над Еличкой, она тяжело и с хрипом дышала. Было похоже на то, что через минуту-другую она отойдет, но я все равно принялся совершать все необходимые действия, чтобы остановить кровь и локализовать рану. После того как перевязал Еличку, я послал свою служанку в полицию и за профессором Прибытковым, большим специалистом по черепно-мозговым травмам. Он живет чуть наискось от нашего дома… Да, как только я ее перевязал, Еличка перестала хрипеть, дыхание ее почти нормализовалось, и в это время ко мне подошел Александр.
«Она выживет?» – спросил он. Голос его дрожал…
– Прошу прощения, господин доктор, что я вас перебиваю, но я вынужден спросить: как он задал вам этот вопрос – с надеждой или со страхом?
– Не знаю теперь, как вам и ответить, – после долгого раздумья ответил Бородулин.
– А вас что, разве спрашивали об этом, когда допрашивали тогда, в декабре прошлого года?
– Нет, тогда об этом меня не спрашивали.
– Так почему вы говорите, что не знаете, как ответить «теперь»?
– Потому что я согласно вашей просьбе смотрю на случившееся уже иными глазами…
– И что вы видите, доктор? – насторожился судебный следователь.
– Я вижу, то есть думаю, что его вопрос скорее задан был с интонациями страха, нежели заботы…
«Это, несомненно, он. Александр Кара и есть убийца», – подумалось вдруг Воловцову. Теперь он был просто убежден в этом. Но как это доказать? И опять все упирается в этот проклятый мотив…
– Что было потом? – механически спросил он, погруженный в свои мысли.
– Потом я ответил, что не знаю, выживет ли Еличка. И добавил, чтобы как-то поддержать Александра, что надежда все же есть.
– А он в ответ почти истерически крикнул: «Не врите!» Верно? – спросил Воловцов.
– Верно, – согласился доктор.
– И в его голосе вы расслышали… – выжидающе посмотрел на Бородулина Иван Федорович.
– …страх! – Доктор даже приоткрыл от возбуждения рот. – Ну конечно, именно страх! Понимаете? – Он во все глаза смотрел на Воловцова: – Не могу в это поверить… Это не укладывается в голове, господин следователь… Ведь, получается, что убийца он, Александр!
– Я знаю, – спокойно ответил Иван Федорович.
– И что, вы его заарестуете?
– Позже… И прошу вас, – судебный следователь подался всем телом к Бородулину, – о нашем с вами разговоре не говорите никому ни слова. Иначе мы спугнем убийцу. Если будут спрашивать, неважно кто: Александр, Алоизий Осипович, ваша супруга, служанка, знакомые – говорите просто: следователь, мол, спрашивал про вечер пятнадцатого декабря прошлого года и про то, что вы увидели в квартире Кара, когда вас туда привели. И ничего более. Вы поняли?
