Но все это обнаружится значительно позже. В 1933 году Соболевичусы эмигрировали во Францию, затем под новыми именами Роберт Соблен и Джек Собл перебрались в США.
Только после Второй мировой войны ФБР удалось выйти на их след и в 1947 году подослать к ним агента. Десять лет шло собирание доказательств с одновременной дезинформацией советских органов, а в 1957 году Соблен и Собл были арестованы в Америке. Соблену удалось добиться временного освобождения под денежный залог, после чего он сбежал в Израиль. Будучи выданным израильскими властями американцам, он покончил жизнь самоубийством в сентябре 1962 года в Лондонском аэропорту — по пути в Нью-Йорк, куда его доставляли под стражей.[1183] Собл, арестованный тогда же, но не выпущенный под залог, «раскололся» и сообщил следователям, что перед приездом в США накануне Второй мировой войны побывал в Москве, где был принят Берией, который сказал ему: «Товарищ Сталин помнит ваше имя и ваши заслуги в борьбе против врага нашего государства Троцкого».[1184] Собл признался, что получал копии писем Троцкого и документы руководимых им организаций, которые передавал советским секретным службам.[1185]
Так вокруг Троцкого начинали плестись интриги советских тайных служб, которые становились все более разветвленными, хотя далеко не всегда эффективными.
Одним из эпизодов, связанных с этими службами, хотя эпизодом неординарным, была встреча Троцкого с давним его сотрудником, чекистом Я. Г. Блюмкиным. Этот человек — убийца германского посла в Москве Мирбаха — несколько лет служил в штабе наркомвоенмора, привязался к нему. В 1922 году Блюмкин перешел на работу в ВЧК, затем был первым руководителем отдела контрразведки ОГПУ, а в следующие годы являлся резидентом советской шпионской сети, в частности в Турции.
Однажды, еще до выезда в Европу, Лев Седов, проходя по улице Пера, вдруг оказался в буквальных объятиях этого матерого авантюриста, который, безусловно, его выследил, воспользовавшись тем, что как раз здесь находилось Генконсульство СССР, куда, как установил Блюмкин, Седов часто заходил за адресованной отцу почтой в первые месяцы после переезда на Принкипо.
Н. И. Седова рассказывала: «…Кто-то забросил сзади на его шею рукоятку тросточки, а затем с хохотом стал его обнимать. Это был Яков Блюмкин, один из известнейших бойцов Красной армии[1186] и один из самых заметных советских контрразведчиков на Востоке».[1187]
Седов повез Блюмкина к отцу, которому Яков Григорьевич поведал, что, занимаясь секретной работой, он не мог присоединиться к оппозиции, но разделял ее взгляды. (В своих показаниях после ареста советскими органами Блюмкин писал: «16 апреля [1929 года], разумеется, с соблюдением строжайшей конспирации, чтобы не провалить себя, я имел продолжительное свидание с Троцким. Его личное обаяние, драматическая обстановка его жизни в Константинополе, информация, которую он мне дал при беседе, — все это подавило во мне дисциплинарные соображения, и я предоставил себя в его распоряжение».) Через несколько дней Блюмкин вновь посетил Троцкого, порекомендовал ему усилить охрану и согласился передать во время намечавшейся поездки в Москву письмо Троцкого его сторонникам.
Письмо было тут же написано. Троцкий сохранил его копию в своем архиве. Из текста ясно видно, что автор по-прежнему представлял себя в роли руководителя мощной политической силы, которая способна была даже посылать своих представителей за рубеж.[1188] Вот важнейшие места этого письма: «По поводу ренегатства Радека и K° написана Т[роцким] статья «Жалкий документ», которая выходит на трех языках». «Необходимо направить одного-двух человек для организационной работы в Берлине и Париже. Самое лучшее — кого-нибудь из ссыльных». «Работа в области иностранной оппозиции подвигается пока медленно». Письмо Троцкого грешило многими повторениями и перехлестами, сочетая необоснованный оптимизм с негодованием по поводу того, что его директивы не исполняются также беспрекословно, как это было во время Гражданской войны.
Троцкий надеялся, что верный Блюмкин тотчас передаст его указания неведомым сторонникам, которых ему удастся обнаружить (возможно, используя для этого каналы ОГПУ), а они, в свою очередь, распространят указания лидера «по городам и весям». Наделе произошло иначе. Вначале Блюмкин колебался, следует ли вообще ехать в Москву, не целесообразнее ли стать невозвращенцем. Сомнения отпали, когда Яков получил нежное письмо от своей любовницы Елизаветы Юльевны Горской, являвшейся помощником уполномоченного по Закордонной части Иностранного отделения (ИНО) ОГПУ. Письмо Горской было маневром с целью завлечения Блюмкина в Москву, ибо за ним в Стамбуле следили, и ОГПУ стали известны его встречи с Троцким.[1189]14 августа 1929 года авантюрист приехал в Москву, привезя с собой письмо Троцкого. На службе он не появился, а первые сведения, что Блюмкин находится в столице, поступили в ОГПУ только в середине октября. В его деле в архиве ФСБ сохранилось заявление сотрудника журнала «Чудак» Б. Левина о том, что 14 октября Блюмкин пришел в квартиру художника Роберта Рафаиловича Фалька и умолял спасти его от ГПУ. Он твердил, что является «представителем оппозиции в ГПУ» и ему необходимо спрятаться.[1190] В конце концов он связался с Горской, надеясь на ее помощь. Горская же посоветовала немедленно сообщить обо всем, что с ним произошло, начальству ОГПУ. Не удовлетворившись обещанием возлюбленного, Лиза просто донесла на него.
В результате Блюмкина арестовали и судили закрытым судом. Он был обвинен в недопустимом визите к Троцкому, в доставке в СССР подстрекательских писем Троцкого и т. д. Коллегия ОГПУ приговорила его к смертной казни.[1191] Сталин утвердил приговор. 3 ноября 1929 года Блюмкина прикончили в подвале этого ведомства.[1192]
В конце 1929 года весть о расстреле Блюмкина достигла Стамбула. Троцкому было передано письмо некоего тайного сторонника, которое затем было опубликовано в «Бюллетене оппозиции».[1193] Действительных фактов автор письма не знал. Он повторял циркулировавшую в Москве версию, которую явно распространяли агенты ОГПУ, будто Блюмкин передал письмо Троцкого Радеку, получил от последнего совет «покаяться», что и сделал. Этот слух получил продолжение в многочисленных книгах и статьях, в которых упоминается «дело Блюмкина». На самом деле он не мог обращаться к Радеку, что очевидно уже по первым строкам письма, переданного Троцким через Блюмкина своим сторонникам. К этому времени Троцкий считал Радека предателем и общаться с ним просто не мог. Радек должен был послужить прикрытием Е. Горской. Троцкий делал вывод: «Расстрелом Блюмкина Сталин хочет сказать международной оппозиции большевиков-ленинцев, что внутри страны у него есть сотни и тысячи заложников, которые будут расплачиваться собственными головами за успехи подлинного большевизма на мировой арене».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
