На английский язык мемуары перевели его старые знакомые М. Истмен и его супруга Е. В. Истмен-Крыленко. Конечно, Макс Истмен затаил обиду на Троцкого за неджентльменское поведение в отношении него и его книги «После смерти Ленина», о чем шла речь выше. Но внешне он удовлетворился объяснениями Троцкого и возобновил с ним сотрудничество. Летом 1930 года Макс побывал на Принкипо, договорился о переводе работы на английский язык, был восхищен творческой атмосферой, в которой нежданно-негаданно оказался вечный возмутитель спокойствия. Он рассказывал жене о жизни Троцкого, о совместной рыбной ловле в Мраморном море. В свою очередь, Истмен описывал Троцкому американскую жизнь в условиях начавшегося в 1929 году тяжелейшего экономического кризиса.
Правда, Макс не был вполне искренним, когда благодушно описывал свое пребывание на Принкипо и встречи с бывшим кумиром. Его теперь раздражала безапелляционная манера Троцкого гасить любое его возражение жесткой формулой «неопровержимо доказано». Через несколько дней после встречи с Троцким на Принкипо Истмен записал в дневник: «Я чувствую себя уязвленным его полным внутренним безразличием к моим оценкам, интересам, к самому моему существованию. Он не задавал мне вопросов… Поэтому люди… уходят от него, чувствуя себя приниженными».[1171]
Политические контакты с соотечественниками
Троцкий лишь постепенно начинал чувствовать себя фигурой международного масштаба. В первые месяцы пребывания в Турции он все еще считал себя российским деятелем, волею судеб оказавшимся в новой эмиграции, которая, как он оптимистически предполагал, не будет такой уж долгой. Разумеется, благодаря международным связям Троцкий был известен за рубежом и пользовался авторитетом у своих единомышленников, но все же оторванность от Запада в последние годы повлияла на его образ мыслей, и некоторое время в эмиграции Лев Давидович стремился прежде всего поддерживать контакты со своими сторонниками, оставшимися в СССР.
Разными путями оппозиционерам, находившимся пока на свободе, удавалось передавать за границу письма для Троцкого, пользуясь связями в Москве, где сохранялись его тайные симпатизанты. Таковые были и в советских полпредствах. Весной 1929 года с Троцким установил связь шифровальщик пол-предства СССР в Норвегии Петр Сергеевич Куроедов, который посылал на Принкипо материалы из советской прессы, некоторые документы и фотографии, разными путями оказавшиеся в его руках. В переписке с Куроедовым Троцкий давал ему новые и новые задания. Не исключалось, что этот человек присоединится к Троцкому в Турции в качестве секретаря-стенографа. План не осуществился — в 1932 году Куроедов скончался от туберкулеза.[1172]
Еще более сложными путями передавали письма Троцкому ссыльные и заключенные. Н. И. Седова вспоминала, что однажды он получил даже послание от узников Верхнеуральского политизолятора, написанное микроскопическими буквами на крохотных клочках бумаги размером с почтовую марку.[1173]
В архивном фонде Троцкого сохранились письма, полученные в Турции от ссыльных Н. Муралова, Ф. Дингелыитедта, К. Цинцадзе и др. Но особенно важным Троцкий считал продолжение спорадических контактов с X. Г. Раковским, который за неуступчивость был переведен из Астрахани в Саратов, а затем в далекий Барнаул.
Из ссылки Раковскому удалось переправить Троцкому несколько статей и писем. Установить каналы связи теперь вряд ли возможно. Но тот факт, что примерно до конца 1932 года существовали двусторонние нелегальные контакты Троцкого с ссыльными оппозиционерами, подтверждается материалами архива.[1174]
Вместе с тем группы сторонников Троцкого в СССР все более редели. Согласно данным ОГПУ, «массовый отход от троцкизма начался во второй половине 1929 г.». Для достижения этого применялись своеобразные психические атаки. Бывших сторонников Троцкого вызывали в ОГПУ, угрожали, запугивали, а иногда просто заставляли стоять в коридоре по много часов, после чего отправляли по домам без объяснений. Затем история повторялась. В конце концов многие запуганные люди давали подписки о сотрудничестве.[1175] Некоторые же активные в прошлом участники оппозиции сочли необходимым выступить с новыми покаянными политическими заявлениями. Особенно усердствовал К. Б. Радек.
Тринадцатого июля 1929 года в «Правде» появилось совместное заявление Преображенского, Радека и Смилги от 10 июля. В нем они отказывались от своих подписей под оппозиционными документами и от оппозиционной деятельности, просили вновь принять их в партию, восхваляли политику руководства. Троцкий ответил статьей «Жалкий документ»,[1176] в которой стремился по пунктам опровергнуть доводы «тройки».
Статьи Раковского и другие материалы оппозиционеров публиковались в зарубежном русскоязычном журнале «Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)», который продержался дольше всех периодических изданий сторонников Троцкого.
«Бюллетень» начал выходить в Париже в июле 1929 года. В 1931 году издание было перенесено в Берлин, куда для руководства им приехал из Турции сын Троцкого Лев Седов, поступивший в берлинский политехнический институт, но основное внимание уделявший журналу и сплочению последователей своего отца. Лев проявил великолепные организаторские качества. В начале 1933 года в связи с приходом нацистов к власти в Германии он смог почти безболезненно перенести издание журнала опять в Париж. После начала Второй мировой войны «Бюллетень» перевели в Нью-Йорк, где в августе 1941 года вышел его последний номер.
Лев Седов публиковал в «Бюллетене» свои сообщения (обычно под псевдонимом «Н. Маркин» в память о человеке, который покровительствовал ему и его брату в 1917 году), подчас предоставлял трибуну относительно случайным корреспондентам, печатал письма и статьи, поступавшие из СССР. Но подавляющее большинство материалов журнала составляли статьи, тезисы, обращения, письма самого Троцкого. Фактически «Бюллетень оппозиции» был персональным органом Троцкого в силу его интеллектуальной продуктивности, блестящего слога, производительности и напора, чем почти не отличались российские или по крайней мере русскоязычные его последователи, кого можно было бы использовать за рубежом. Публикации Троцкого занимали обычно 80–90 процентов журнальной площади. Некоторые же номера «Бюллетеня» были, по существу дела, авторскими брошюрами главного международного оппозиционера. Например, восьмой номер за декабрь 1929-го — январь 1930 года содержал только работу Троцкого ««Третий период» ошибок Коминтерна». Печатался Троцкий под собственным именем, редакционные материалы помещал без подписи, авторство которых легко угадывалось по стилю, использовал различные псевдонимы («Г. Гуров», «Альфа», «Онкен» и др.).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
