– Взглянуть бы.
– Гребень отнимет у нас много сил, Дэн, да и не время потрафлять любопытству. Разве что на обратном пути. Теперь же нам в эту расселину. (Семимес достал из мешка за спиной факел и запалил его.) Я с утра исследовал этот склон в поисках выгодной тропы, которая приблизила бы меня к Озеру Тэхл, но не поверил ни одной из них. Заприметил эту расселину как раз перед тем, как услышал ваши голоса. Может быть, она сократит наш путь.
Семимес, а за ним Мэтью и Дэниел, ступив внутрь скалы, окунулись в мир, в котором без болтовни даже теням неуютно и боязливо.
– Проводник, помнишь, как ты нас через такую же щель к Одинокому вывел?
– Помню, Мэт, как не помнить. И скажу так: одно дело, спасая свои шкуры на тропах, что хожены-перехожены, наткнуться на жилище друга, а другое – взвалив на спину мешок с судьбами многих, искать в чуждых горах провидца, от которого, не ясно, осталось ли что-нибудь, кроме слов… и сынка, по имени Савасард. (Семимес усмехнулся.) По правде сказать, в мешке я Фэдэфу парат несу. Отец говорил, полюбился ему наш чай.
– А почему к озеру Тэхл? – спросил Дэниел.
– Положили мы с отцом, что, если долго в этаких скупых скалах жить, лучше подле рыбы жить. Это я сказал про рыбу. Отец-то сказал, подле воды. Известное дело: где вода – там и уха.
– Подле жареной тоже неплохо, – дополнил мысль проводника Мэтью.
– Вкусно перевернул, Мэт-Жизнелюб, очень вкусно.
– Как ты давеча вывел, у Мэта оно из нутра идёт, – заметил Дэниел.
– Давеча, говоришь? (Семимес постучал палкой по камню под ногами.) Не споткнись, Мэт, и Дэну передай. Давеча, говоришь, Дэн? Давеча вы мне обещались про Дэна и Дэна секрет открыть.
Наступило молчание, не короткое – шагов на сто. Но оно не могло продолжаться вечно.
– Семимес… – начал Дэниел и запнулся.
– Что?
– Ты всё сам открыл, Семимес, – пришёл на выручку другу Мэтью. – Детали не так и важны.
Снова все помолчали.
– Больно было, Дэн? – чей-то скрип осторожно процарапал воздух.
– Нет, Семимес, я не успел ничего почувствовать. Больно было потом… когда я очнулся и знакомый человек назвал меня другим именем.
– Вот так так… Отцу ничего не говорите. А я его уговорю к вам с расспросами про Дэна и Дэна не лезть. Реши, скажу, эту незадачу сам.
– Лэоэли ни слова об этом.
– Эх, Мэт-Мэт. Только глядючи Семимесу в затылок, его и можно об этом попросить. Стыдись, Мэт.
– Уже стыжусь.
– Прибавьте шагу, друзья. Очень прибавьте… чтобы за временем поспевать.
Шли долго, но не так тягомотно-долго, как некогда в Красной Норе. И чувства, и разум путников не отдались всецело во власть неотступных теней и призраков, как некогда покорились всепроникающей ожившей красноте…
Над Тусулом, вершиной вершин этих гор, уже тяжело нависала густофиолетовая темень, когда они покинули разлом. Вскоре нашли подходящую пещеру для ночлега.
– Хворостом для костра поблизости не разжиться – так ночь придётся коротать, без тепла. Факел мой почти иссяк, сами видите. Поесть при свете от него ещё успеем, а вот спать придётся впотьмах, каждому со своими страшилами. Два других поберегу и запалю только при серьёзной надобности: кто его знает, сколько дней ещё топать придётся, – сказал Семимес и достал из мешка мешочек поменьше. – Теперь покушаем. Здесь у меня пирожки с черникой. Взяты, известное дело, в лавке Дарада и Плилпа. Последние пирожки мирного Дорлифа.
Тем временем Дэниел и Мэтью тоже открыли рюкзаки. Мэтью выложил на небольшой уступ в стене три баночки консервированного тунца, пакет рисовых пончиков и три банки абрикосового сока. Дэниел достал плотный чёрного цвета бумажный пакет, бока которого изнутри распирало что-то круглое.
– Семимес, в этом пакете подарок для тебя и Малама, – сказал он.
– Открывай, не то у меня от любопытства глаза выскочат.
– Считай до трёх.
– До трёх вытерплю. Раз, два, три.
На счёт «три» глаза его засверкали лиловым блеском, и уже через мгновение взор дивился и счастливился. Ещё через несколько мгновений он прошептал, задыхаясь от трепета души:
– Друзья!.. Мэт!.. Дэн!.. вы подарили Семимесу кусочек вашего солнца?!
– Нет, Семимес, это светильник… в виде глобуса, в виде маленькой модели Земли – огромного шара, на котором мы живём. Светильник сделал Нэтэн, дедушка Дэниела и брат Фэлэфи. Днём глобус отдыхает, а с наступлением темноты светится, – пояснил Мэтью.
– Как светящийся камень на дорлифских часах?
– Точно, Семимес. Только камень – это осколок природы, а глобус…
– Осколок души Нэтэна, – не утерпев, перебил Дэниела Семимес.
– Как вороной у тебя на полках – осколок твоей души, – добавил тот.
– Друзья мои, светлячки мои, вы тут кушайте без меня. Доброго вам голода. А я вынырну наружу – дам сердцу угомониться.
– Мы тебя подождём, проводник, – сказал Мэтью.
Семимес оглянулся.
– Про вороного мог ввернуть только настоящий Дэн, – заключил он и вышел из пещеры.
Только на третий день после нежданно счастливого ночного привала, в начале пересудов, путники вышли к озеру Тэхл, окружённому скалами и рвано окаймлённому невысокими травами, кустами рододендрона, многочисленной густоветвистой елью и редкой раскидистой сосной. Первым делом ребята искупались, но не только для того, чтобы смыть с себя накопившуюся усталость.
– Наше барахтанье приманит глаз и ухо того, кто обитает в здешних краях, если, конечно, обитает, – сказал Семимес, и все трое разом бухнулись в воду.
Продолжение замысла Дэниел и Мэтью услышали, когда снова оказались на берегу.
– Ладно, светлячки, наживкой побыли, теперь затаимся и будем ждать. Отец сказал так: «Как к озеру подступишь, сынок, выбери укромное местечко, затаись, как горная кошка, и смотри во все глаза, смотри столько, сколько вытерпишь».
Однако задумка не сработала, и до наступления темноты ни на озере, ни на подступах к нему ни одна живая душа в облике человека так и не объявилась. Друзья заночевали в пещере неподалёку при чудесном свете, извлечённом Семимесом из своего мешка и утихомиренном тряпицей, которую он набросил поверх глобуса…
Едва свет неба сделал озёрный воздух видимым, о чём Дэниел и Мэтью, пребывая в пространстве грёз ещё не подозревали, как будоражащий скрип, протиснувшись в это пространство, прогнал их видения:
– Открывайте глаза, светлячки – что-то они сейчас позаманчивее снов увидят.
– Фэдэф? – это было первое, что пришло Дэниелу в голову.
– Фэдэф?! – воскликнул Мэтью, вскочив на ноги.
– Фэдэф не Фэдэф, но человечек, по всему, не случайный, – ответил Семимес и побежал к старому поваленному дереву, которое путники облюбовали ещё вчера, и оно уже успело послужить им одновременно укрытием и наблюдательным пунктом. Ребята последовали за проводником.
– Видите паренька в лодке? Она выплыла словно из скалы за озером прямо напротив нас.
– У пацана – удочка в руках, – сказал Мэтью.
– Я и говорю, не случайный: привычно вышел поутру рыбки поудить. К обеду супчик будет. И лодка у него под рукой. У нас с вами водятся лодки в мешках? То-то и оно.
– Похоже, живёт где-то поблизости, в пещере.
– Верно, Дэн, в пещере. Обитал ли ты в пещерах, когда был таким мальцом? И мастерил ли этакую добротную лодку?
– Что-то не припоминаю за собой такого.
– Значит, не один он здесь, – смекнул Мэтью.
– А я о чём? Посмотрите на его повадки. Не страшится вовсе. Стало быть, обрёл привычку никого в округе не страшиться. А леску как забросил, приметили?
– Как, Семимес?
– Разуй глаза, Мэт. Так забросил, словно это не горное озеро Тэхл, а пруд возле его дома, и вся рыба в этом пруду его и его кота.
– Давай воспротивимся, покричим ему, – как бы серьёзно предложил Мэтью. – Оставь, мол, нам рыбки.
– Кричать нельзя: вспугнём. Тотчас на вёсла насядет и уйдёт.
– Фэдэфу нажалуется, – добавил Мэтью.
– Одни пустяки тебе на язык просятся.
– Смотри, Мэт, – всполошился Дэниел. – Прикид-то у него не местный. До меня только что дошло.
– Точно. Джинса и бейсболка. Ты подумал, это тот пацан, что с колеса обозрения махнул? Может, и Крис здесь?
– Энди, – вспомнил Дэниел. – Энди его имя.
– Точно – Энди.
– Вы знаете его, друзья?
– Похоже, это мальчик из нашего Мира, про которого нам один человек рассказал, – ответил Дэниел и предложил: – Что если нам его по имени окликнуть? Может, не насядет на вёсла?
– От своего имени навряд ли побежит. Кличьте. Только не напугайте мальца напором глотки, – одобрил идею проводник.
