дивной страны, но боюсь, что во мне нет и капли благородной крови. Отец мой писарь, а мать — горничная, и с Леонхардами меня роднит разве что преданность к империи и родной земле.
И снова лорды рядом с Валь-Фараюмом стали переговариваться между собой на своем напевном наречии. Феликсу, который до этого не слышал подобного языка, было приятно просто слышать эту необычную речь, в которой сплеталась красота и сила.
— Ты низких кровей, но взваливаешь на себя бремя королей. — после недолгих переговоров сказал Валь-Фараюм. — Лофэй ри васау юмуа са зоах, мунэфа лу энва зиэрун. — говорим мы. Судьба подобна благородной деве — своенравная, но покоряется мужеству и упорству. Ты идешь путем великим, но полным опасностей, и это делает тебе честь. Но вижу и то, что не знаешь ты всего, и многое тебе предстоит узнать самому, ибо, как и тебе, неведанно нам этого. Такой путь предводителей, по которому когда-то прошел и Гелиос Леонхард.
Феликс вновь посмотрел на красивое лицо Валь-Фараюма, которое все еще выражало доброе любопытство. Лица его приближенных также, по большей части, были наполнены добрыми знаками, и лишь у некоторых проглядывалась хмурая задумчивость.
— Для меня станет бесценным подарком узнать хотя бы малую часть тех древних секретов, с которыми я сталкивался на протяжении этого непростого пути, и с которыми мне еще предстоит встретиться. — сказал Феликс.
Прежде чем ответить, король быстро переглянулся с некоторыми из своих подданных.
— Перед этим мы хотели бы взглянуть на Синэль Онуаль. — сказал он, и в его серых глазах вспыхнули алчные нотки. Он еще сильнее поддался вперед. — Она ведь у тебя с собой?
Феликсу не понравился этот странный взгляд короля, будто в одночасье зал наполнили холодные ветра, сковав его своими ледяными объятиями, и в больших глазах правителя на секунду вспыхнул темный огонь. Но это наваждение быстро прошло, когда Фараиль окликнул своего отца, назвав его по имени. Взгляд короля сразу же стал мягче, а Феликс почувствовал невероятное облегчение. Кивнув, он стал развязывать ремешки на своей сумке, а затем вынул каменную табличку, прислонив ее к груди и развернув лицевой частью к трону.
Словно околдованный, Валь-Фараюм слепо поднялся со своего трона, вытянув перед собой руку, и остальные лорды тоже поспешили встать со своих мест. Феликс и опомниться не успел, как вокруг него столпились десятки высоких фигур, прожигающих жадными и восхищенными взглядами святую скрижаль у него в руках. За их спинами был слышен шепот, и Феликс скорее почувствовал, чем увидел, что и остальные, менее знатные люди из свиты, которые сидели вдоль стен зала, тоже встали со своих мест чтобы получше рассмотреть то, что сейчас твориться в центре. Феликс ощущал теплоту и успокаивающие вибрации скрижали, и сердце его очистилось от мимолетного страха, который налетел на него, стоило ему оказаться в этом кольце взглядов и роскошных одежд.
Пока вокруг него десятки лордов шепотом вели беседы, король медленно протянул усеянную сверкающими перстнями руку к табличке, и нежно провел по ней. И там, где он проводил пальцами, оставались огненные следы, расползающиеся во все стороны, словно масляные пятна на воде. Шепот стих, когда скрижаль в руках Феликса полностью запылала золотым огнем, который уже был знаком Феликсу, а поэтому он не боялся пламени, потому что знал, что оно ему не навредит. Золотой свет от огня играл в больших серых глазах Валь-Фараюма, словно утренние лучи в весеннем тумане. Тут Феликс почувствовал, как рука короля поползла чуть выше, легко приподняв прядь его черных волос. В этот момент на лбу правителя залегла маленькая морщина, но никто, кроме Феликса этого не заметил, так как все были поглощены созерцанием пылающей скрижали. Некоторое время король водил пальцем по ставшей черной пряди, словно проверяя ее на ощупь, и о чем-то думал, а затем сложил руки на груди, спрятав их в широкие рукава своего звездного халата. Как только он это сделал, огонь быстро стал утихать, и теперь скрижаль была окутана лишь своим привычным остроконечным ореолом.
— Воистину, это она. — проговорил король, когда шепот придворных стал утихать. — Творение Владыки Лунного Двора.
Вернувшись на свое место, Валь-Фараюм погрузился в тяжелые мысли, уставившись невидящим взглядом перед собой и все еще держа руки в рукавах. Лишь спустя минуту или две он отошел от своих глубоких раздумий, и одарил застывшего на месте Феликса взглядом, словно совсем забыл про него, и тут неожиданно снова вспомнил, что его гость все еще перед ним.
— Как было обещано, я открою тебе то, что знаю сам. — проговорил король, глядя в глаза Феликса. — В руках твоих сокровенные тайны мира, упрятанные в слова, которые некогда начертал на небесном камне и передал в дар своим детям Иакир — наш любящий Владыка. И не только им, но и детям своего младшего брата, Короля-Ворона Хасиналя. То есть всем нам. И знания эти дороги еще и тем, что были актом безграничной любви Иакира, и его чистых мыслей. А посему до поры запечатаны они, а сам Иакир, после передачи этих знаний, ушел в изгнание со Святых Уделов, и приказал своим сыновьям заковать его в заграничных мирах, где приковали его семью цепями к каменному трону на вершине Перевернутой Горы — Оэаль Шулмун, и семь небесных орлов кружат над его головой, и ослеплен он был, и обезмолвлен. И лишь когда наступит нужный час, слова эти должны быть открыты миру.
— Вы говорите о богах? — шепотом спросил Феликс, чувствуя, как бешено колотится его сердце в предвкушении новых тайн. — И как получить эти знания?
— Ведомо мне еще многие тайны, но не все ты должен услышать из моих уст. — более властным голосом ответил король. — Отправляйся в Аль’эшул ра Синмал, там ты найдешь ангела Рануила, он и поведает тебе об остальном.
Феликс тут же поник, услышав слова короля. Он уже воображал, что услышит ответы, но получил лишь еще больше вопросов. Он и так держал путь в Храмы-Города, так что совет Валь-Фараюма не сильно ему помог, хотя немного и приоткрыл завесу тайн. По крайней мере теперь он знал, что ему нужно делать по прибытии в то таинственное место, хотя и не мог поверить, что где-то на земле может сидеть ангел рассказывающий божественные секреты.
— Ну, а пока ты еще тут, — продолжил король, и в его голосе уже звучало куда больше обыденности и теплого гостеприимства, — прошу с почестями оставаться в моих владениях. Я распоряжусь чтобы и к твоим спутникам отнеслись с должным уважением. А Синэль Онуаль прошу
