развлечение в музыке и танцах. Где бы не находился путник, и в какие бы краски не было украшено волшебное небо, была ли это лазурная луна, или золотое солнце, всегда можно было услышать пение, разносящееся по городу, словно аромат цветущего сада — невидимый, но такой ощутимый и чарующий. Множество певцов было в Подзвездном Городе, но никто не мог сравниться в красоте голоса с Валь-Фараюмом. Каждый день король поднимался на вершину своей лунной башни и пел сладкозвучным голосом, окутывая каменные стены города песней, заставляющей в безмолвии замереть все, что только есть, и лишь безмятежные озера в эти моменты оживали, сплетаясь своими водами с голосом правителя, резонируя и разнося его ласкающую слух песню по всем уголкам дивного города. Кузни замолкали, воды переставали журчать, и даже само время, казалось, останавливало свой ход, пока, наконец, не умолкала песнь подземного короля. Каждый раз, когда Феликс ее слышал, а происходило это под вечер, во время восхода луны, ему казалось, что он переставал дышать, так силен был голос правителя шалаль. Это время, и эмоции, которые он испытывал, Феликс никогда не сможет передать обычными словами.
Такими же величественно-красивыми были и танцы. Как-то вечером Феликс увидел, как в одном из фруктовых садов танцует группа шалаль, и его поразила их плавность и отточенность движений. Они водили затейливые хороводы вокруг маленьких деревьев, увешанных ленточками и колокольчиками. Именно хороводы, которые сами шалаль именовали «аумалэ», особенно любили подгорные жители, так как они были глубоко связаны с их древними традициями.
Но, хоть город и его жители были окутаны множеством тайн, было в их жизни и много того, что роднило их с обычными людьми. Шалаль очень любили простое веселье, и под вечер в тавернах и питейных заведениях можно было встретить разгоряченных горожан, играющих кто в карты, а кто в кости, или соревнующихся в силе рук, а то и играющих в другие непонятные Феликсу игры. Иногда случались и драки, правда они быстро стихали, стоило городской страже появиться на пороге заведения. Но больше всего прочего шалаль находили радость в простых танцах. Они не были наполнены сакральным смыслом, как хороводы, которые казались Феликсу чем-то священным и непонятным, преисполненными древними традициями. Обыденные танцы шалаль, хоть и были наполнены неуловимой грацией, которая была наследием этого сказочного народа, все же оставались простыми и даже отчасти деревенскими. Танцев было много, и порой Феликс замечал движения, позаимствованные у других народов, в том числе и у северных никсов. Особенно шалаль ценили танцы с музыкальными инструментами в руках, и большое предпочтение они отдавали звонким бубнам, которые украшали невесомыми разноцветными ленточками, а их яркая мелодия звучала совсем не так грубо, как раздражающее дребезжание бубнов тех же северных шаманов, которые населяли леса Сиф. А еще Феликсу очень понравился музыкальный инструмент, название которого его неприученный язык не смог освоить. То были пышные веточки белоснежного дерева, увешанные маленькими колокольчиками, бубенцами и ленточками. На них обычно играли девушки, размахивая ими в плавном вальсе. Часто Феликс видел их на площадях, с заплетенными в длинные красивые косы волосами, украшенными лентами и венками из горных цветов, в основном колокольчиков, или вереска и подснежника. Несколько раз он даже не удержался, и тоже пускался в пляс вместе со всеми, хотя до плавной грации шалаль ему было далеко, и часто он слышал веселый смех, вызванный его неловкими движениями, но маленькому никсу было все равно, потому что смех этот был не злой, и ему самому было весело.
Другие его спутники тоже наслаждались временным пристанищем. Милу любил ходить на зеленые луга, которые, вопреки всем законам мира, тоже присутствовали в огромной пещере, и огибали город большим зеленым кольцом, а под вечер становясь бирюзовыми, сиреневыми и синими под светом волшебных звезд. Эн проводил время в многочисленных мастерских, черпая новые знания и делясь своими, а Дэй просиживал в наполненных тайнами библиотеках. Многие наемники, как и Феликс, бродили по городу и заглядывали в вечерние таверны и на богатые товарами рынки. Серафиль большую часть времени проводил у горних водопадов и безмолвных заводях, читаю Книгу Эрна. А вот где проводили время Хольф и Арель Феликс не знал, так как не встречал их на улицах города. Возможно их привлекали питейные заведения или мастерские, где можно было увидеть не только изящное оружие или качественную бытовую утварь, но и лодки и даже части кораблей.
Как ни странно, но горние жители очень хорошо разбирались и в судостроении. Вызвано это было не только тем, что временами им приходилось отправляться в далекое плавание по разным далеким странам, но и одной из главных реликвий города. На третий день своего пребывания, Феликс попросил Шалавье рассказать ему о красивом здании, которое высилось у самого водопада, и по стенам которого вода спадала в наполненные сумеречным светом тихие заводи. Оно, со своими высокими кудрявыми шпилями, по которым плавными потоками стекали ручейки, выглядело очень умиротворяющим и величественным, а его стены больше других были украшены цветными фресками.
— Это Зоамал Канан — Храм Первых. — объяснил Шалавье. — В нем храниться звездная ладья, последняя в своем роде. Если твое сердце так желает, то мы можем посмотреть на нее.
Феликс был удивлен и обрадован, что ему дозволено было взглянуть на еще одно сокровище шалаль. Когда они прошли через многочисленные посты неусыпной стражи, то оказались в круглом зале, где посередине, в лунном свете (хотя в это время над городом светило солнце, которое было в самом зените) купался круглый садик, своими размерами напоминающий больше клумбу. Помимо разных неизвестных Феликсу цветов, там росло и белое деревце, на кроне которого покоилась такая же белоснежная ладья, что он видел на фреске перед входом в город. В ней не было ничего примечательного, если не считать лебединых крыльев по бокам, и оформленного в том же стиле изгибающегося птичьего носа. Белые доски, из которых была сделана ладья, давно срослись с ветвями дерева, и казалось, будто лодка была вырезана из ветвей прямо на кроне этого хрупкого растения. А еще ладья источала в точности такое же остроконечное свечение, как и скрижаль, которая сейчас хранилась в королевском дворце под пристальной охраной. Именно на таких ладьях, по словам Шалавье, и спустились на землю сыны Иакира, чтобы породниться с эйнами. Тогда Феликс зарисовал ее как мог, а Шалавье позволил ему даже сорвать один из белых цветков, которые распустились на кроне деревца.
Так Феликс пробыл в городе десять удивительных дней, и узнал о жизни горнего народа,
