прекрасно понимаю, имея в виду, как обернулось дело: ты не вполне ладишь со шведом, который, вероятно – судя по тому, что пишешь ты, – вновь страдает нервной болезнью и недоволен Парижем. Если он может потратить деньги и снять такую же мастерскую, как у Жерома, это было бы серьезно. А так как я сомневаюсь, что денег у него много, пусть слегка помучается – и, право же, заслуженно. Если он не хочет слушать, ничего не поделаешь, но тогда ты не можешь жить с ним. Я не буду писать Гогену напрямую, а пришлю письмо тебе, так как в случае сомнений лучше воздержаться. ЕСЛИ МЫ НЕ СКАЖЕМ БОЛЬШЕ НИЧЕГО, если ответ покажет, что мы сказали нечто подобное, но что он также должен проявить инициативу в этом деле, мы поймем, насколько он заинтересован. Если это ему неинтересно, если ему все равно, если в голове у него что-то другое, тогда он и я сохраним свою независимость.
Жму руку тебе и Мурье.
Всегда твой Винсент
Вот что я нахожу самым странным в плане Гогена: общество предлагает свое покровительство в обмен на 10 картин, которые художники обязаны предоставить; если десять художников сделают это, еврейское общество получит сразу же, «для начала», 100 картин. Покровительство несуществующего общества обходится очень дорого.
Вот письмо для Гогена – я знаю, в его письме есть такой оборот: «требую (подчеркнуто), чтобы после образования капитала, целиком или наполовину, Ваш брат употребил все усилия для успеха предприятия и возглавил его». Знаю, он пишет также: «В принципе, я принимаю ваше предложение». Но думаю, все это заведет нас слишком далеко, если мы не покажем, более или менее твердо, что сделали свое предложение без всяких задних мыслей и слишком стеснены в средствах, чтобы решиться на что-то, помимо совместного хозяйства и общих ежемесячных выплат.
Я и вправду не знал, что у него такая большая семья: из-за этого он, наверное, захочет остаться на севере.
Вот самое большее, что мы можем сделать: я покидаю юг и присоединяюсь к нему в Бретани, если это облегчит его положение. Мое желание работать на юге, конечно, должно уступить интересам таких людей, как он.
И все же не стоит все менять необдуманно.
Я побаиваюсь нагоняя за то, что разлучил его с семьей или еще как-то разворошил это осиное гнездо.
Бог мой, если у него такая большая семья, то он, видимо, впредь не должен оставлять ее. И может быть, его гораздо больше устроит, если ты время от времени станешь покупать у него картины.
До сих пор я не упоминал об этих двух и других отрывках из его письма – думаю, оттого, что мне очень трудно искренне согласиться с этим. Если же окажется, что весь его план – мираж, который растает, он заговорит об этом сам.
Но остаются поездка, долг в гостинице, счет от врача, а сейчас он пишет еще о долге в 300 фр., в уплату которого отдаст картину, если этот коллекционер согласится. А если не согласится? Словом, будет неразумно подавать ему надежды сверх наших возможностей и обещать сделать больше, чем мы способны. Пусть Гоген говорит что угодно: он очень, очень возбужден, к несчастью, и это плохо отразится на его работе. Нам не следует отступать от сказанного и считать, что дело не движется из-за колебаний и изменений, которые служат плохим знаком. Чем больше я здесь успокаиваюсь и набираюсь сил, тем больше чувствую, что работа – это самое надежное.
Допускаю, что, если жизнь в Бретани намного дешевле, мне придется в крайнем случае пожертвовать своим планом – работать здесь, и я охотно поступлю так, если это пойдет ему на пользу. Тем больше причин упорно трудиться над 50 картинами, которые я хотел бы иметь, прежде чем вновь говорить о замыслах вроде тех, что мы обсуждали этой зимой. Только что пришло письмо из дому.
Как ты знаешь, я чувствую себя настолько хорошо, что оставаться здесь единственно из-за здоровья нет надобности. Нужно сделать так, чтобы совершенно избавить тебя от расходов, вот что необходимо и важно само по себе.
631. Br. 1990: 640, CL: 504. Тео Ван Гогу. Арль, понедельник, 25 июня 1888, или около этой даты
Дорогой Тео,
если мы возьмем весь кусок простого холста – это его реальная цена, которую я только что по случайности узнал:
Обычный зернистый желтый[225] холст, № 0
Ширина два метра
Цельный кусок длиной 10 метров
Цена 40 франков
явно будет скидка в 25 %;
вероятно, фабричная цена –
из первых рук – 331/3%.
Вот подходящий случай проверить цены Тассе. Принимая или не принимая в расчет 5 метров, которые я заказывал, самое лучшее – взять холст целиком.
Недавно я покупал холсты, от которых остались подрамники, а значит, экономия будет немалой.
Чтобы подготовить холст 30-го размера – не считая подрамника, который у меня уже есть, – холст не стоит мне и 1,50 (по вышеуказанной цене), а сейчас с подрамником – 4 фр. Возьмем 1 фр. за подрамник, который стоит меньше; и для каждого холста 30-го размера разница составит 1,50 и больше, и этот излишек пойдет на перевозку, которая обойдется в 5 франков.
Узнай – если сможешь, – что скажет Тассе, когда ты спросишь его о цене за весь кусок. То, что называю я, и есть цена за кусок, и ты можешь сравнивать.
Помнишь небольшие рисунки с деревянным мостом и местом для стирки белья, а на заднем плане – вид города? Я только что написал картину большого формата на этот сюжет.
Должен предупредить тебя: все считают, что я работаю слишком быстро.
Не верь этому.
Разве нами движет не эмоция, не искренность нашего чувства к природе? И даже если эти эмоции порой настолько сильны, что мы работаем – не сознавая, что работаем, – так, что порой мазки ложатся один за другим, складываясь, словно слова в речи или в письме, и тогда следует помнить, что так было не всегда и что в будущем нам предстоит немало тяжелых дней без вдохновения. Итак, нужно ковать железо, пока оно горячо, и откладывать выкованные болванки.
У меня еще нет 50 картин, которые можно представить публике, а они нужны мне до конца года.
Я знаю заранее, что их раскритикуют как «торопливые».
Я знаю также, что я рассчитываю не отступиться от своего довода, высказанного зимой, когда мы говорили о содружестве художников.
Не то что бы я до сих пор питал большое желание или надежду основать его, но поскольку это был серьезный довод, мы должны сохранять серьезность и право вернуться к нему, к этому вопросу.
Если Гоген не приедет, чтобы работать вместе со мной, мне остается компенсировать мои расходы только работой.
Эта перспектива не слишком пугает меня. Если здоровье не подведет, я понаделаю кипу холстов, что-нибудь из них да сгодится.
Я почти примирился с садом, у которого не было подрамника, и с парной к нему картиной, написанной раздельными мазками. На фоне прочего они сгодятся. Но мне работается легче в самую жару, чем тогда, весной.
Вскоре я пришлю тебе несколько свернутых картин, а потом и другие, по мере того как смогу их сворачивать.
Я очень хотел бы удвоить заказ на цинковые белила. Эти цинковые белила отчасти виной тому, что все сохнет так медленно, но в смешивании их с другими красками есть преимущества.
Разве не было приятно видеть, приходя этой зимой к Гийомену, что лестница и площадка на ней, не говоря уже о мастерской, загромождены холстами? Поэтому ты поймешь, что я не просто вознамерился написать столько-то картин, а сделать так, чтобы все картины вместе представляли реальный труд, как твой, так и мой.
Пшеничные поля – вот это была возможность работать, как и цветущие сады.
Мне едва хватит времени, чтобы подготовиться к новой кампании и взяться за виноградники.
Между этими двумя кампаниями я хотел бы написать еще марин.
Сады написаны розовым и белым,пшеничные поля – желтым,марины – синим.
Может быть, теперь я попробую взяться за зеленый. Осень дает весь спектр красок.
Мне очень любопытно, как поступит Гоген, главное – не обескураживать его; я по-прежнему думаю, что его план – сплошная блажь.
Знаешь, я хотел бы сказать тебе еще раз вот что: мои личные желания подчинены интересам остальных, и мне всегда кажется, что деньгами, которые я трачу один,
