времени выкриками зрителей, навевали дремоту. Сорвав травинку, она медленно водила ею вверх и вниз по руке.
Кабир говорил Прану:
– Спасибо, доктор Капур, солнце не мешает… О, благодарю вас, это было просто везение…
Пран думал о Савите:
«Я понимаю, что воскресенье пропало, дорогая, но на следующей неделе я обещаю посвятить выходной тебе. Если захочешь, я буду держать большо-ой клубок шерсти, пока ты вяжешь двадцать пинеток для малышки».
Кабир шел в списке бэтсменов четвертым – выше, чем обычно, и вполне заслуженно. Он заметил Лату в толпе, но это, как ни странно, успокаивало его нервы и укрепляло решимость. Его счет рос в основном благодаря ударам за границу поля – зачастую мимо Мана – и достиг к настоящему моменту 90 с лишним очков. Его партнеры один за другим выбывали из игры, а разрушение калиток говорило само за себя: четвертая была разбита со счетом 140 очков, пятая принесла 143, шестая – 154, восьмая – 183 и, наконец, девятая – 190. Для того чтобы догнать противника, надо было сделать 29 ранов, для победы – 30, а его новый партнер – хранитель калитки чересчур нервничал. «Вот незадача», – подумал Кабир. Парень привык находиться за калиткой и растерялся, оказавшись перед нею. Это было еще самое начало овера, но его, беднягу, скорее всего, выбьют первым же броском. Положение казалось безнадежным. Надо постараться набрать по крайней мере сотню, подумал Кабир.
Парень, однако, оказался отличным партнером, и Кабир сделал несколько стратегических одиночных ранов, что позволяло им оставаться в игре. Когда до окончания игры оставалось три минуты, счет университета достиг 199, а его собственный – 98. На последнем мяче предпоследнего овера Кабир попытался сделать свой обычный одиночный ран. Проходя мимо партнера, он бросил:
– Мы еще отыграемся!
Зрители завопили в ожидании 200 очков в тот момент, когда они еще бежали.
Полевой игрок кинул мяч в калитку Кабира, тот прошел в каком-нибудь миллиметре от нее, но летел с такой силой, что Ман, которому уже казалось, что калитка обречена, и он начал аплодировать, не сразу понял, что происходит. Он кинулся к мячу, но опоздал, и мяч вылетел за границу поля.
Университетские болельщики опять подняли крик – только непонятно было, то ли они приветствовали пять ранов Кабира с одного мяча, то ли побуждали его сделать сотню для себя и две сотни для университета, то ли почувствовали, что теперь отыграть в последнем овере нужно 16, а не 20 очков и у университета еще есть шанс.
Капитан «Старых брахмпурцев», майор местного гарнизона, бросил гневный взгляд на Мана.
Но Кабиру еще надо было успешно выступить в последнем овере под вопли и приветственные крики зрителей. Он выполнил прекрасный удар низом на четыре рана, еще четыре принес ему следующий удар, уже верхом, до которого едва не дотянулся полевой противника. Перед третьим броском стадион затих, оба лагеря болельщиков замерли в напряженном ожидании.
Это был бросок, сложный для обработки. Кабир нацелил его на середину калитки, но тут же понял, что больше одного рана на этом не заработать, и дал знак партнеру вернуться.
Следующий удар принес им два очка.
На очереди был предпоследний бросок. Для того чтобы сравняться со «Старыми брахмпурцами», надо было добыть пять ранов, а чтобы победить – шесть. Все затаили дыхание. Никто не имел представления, что собираются сделать Кабир или боулер. Кабир взъерошил свои волнистые волосы рукой в перчатке. Прану показалось, что, стоя на линии, молодой человек даже неестественно спокоен.
Боулер нервничал и подбросил мяч необыкновенно высоко. Кабир с улыбкой на лице и ликованием в сердце ударил по мячу изо всех сил и наблюдал, как тот описывает в воздухе прекрасную победную параболу.
Мяч взмывал в воздух все выше и выше, обещая университету осуществление надежд и полное счастье. Студенческая толпа зашумела в предвкушении победы; радостный гул нарастал.
Но тут произошло нечто ужасное. Ман, который застыл, будто в трансе, на самом краю поля и тоже наблюдал, открыв в отчаянии рот, за взлетающим и затем опускающимся красным снарядом, вдруг с удивлением обнаружил, что этот снаряд, едва не сбив его с ног, влетел к нему в руки.
Радостные крики университетских болельщиков разом стихли и сменились единым общим стоном и изумленным восторженным кличем «Старых брахмпурцев». Судья поднял палец вверх, бейлы были сняты. Игроки на поле пожимали друг другу руки и ошеломленно качали головами. Ман на радостях проделал пятикратное сальто перед зрителями.
«Вот кретин! – подумала Лата, глядя на Мана. – Надо будет предложить ему первого апреля тайно бежать».
– Ну как? Ну как? – спрашивал Ман Фироза, неистово тиская его. Затем он кинулся к членам своей команды, которые аплодировали ему как герою дня.
Фироз заметил, что Савита, посмотрев на него, подняла брови. Он тоже поднял брови в ответ, задаваясь вопросом, как она восприняла этот кульминационный момент в целом усыпляющего зрелища.
– Я все-таки не уснула – но была близка к этому, – сказала с улыбкой Савита Прану, который подошел к ней несколько минут спустя.
«Хороший парень – не тушуется в сложных ситуациях и даже при неудаче, – подумал Пран, глядя, как Кабир, оставив товарищей по команде, направляется в их сторону с битой под мышкой. – Жаль, что так кончилось».
– Смехотворный финал, – пробурчал Кабир чуть ли не сквозь зубы, проходя мимо Латы к павильону.
15.20
Период индуистских праздников почти закончился. Но в Брахмпуре оставался еще один, соблюдавшийся здесь неукоснительнее, чем где бы то ни было в Индии, – Картик Пурнима[176]. В полнолуние месяца картик завершается один из трех особо священных периодов купания. Поскольку Брахмпур расположен на самой священной из рек, многие набожные люди ежедневно в течение месяца совершают омовение и принимают пищу один раз в день; они поклоняются растению тулси и прицепляют к бамбуковым шестам лампочки в маленьких корзинках, чтобы указать душам умерших верный небесный путь. Как говорится в пуранах, «результат, который в течение всего Золотого века[177] достигался воздержанием, может быть получен омовением в Пяти реках[178] в месяц картик».
Возможно также, что этот праздник имеет особое значение для Брахмпура благодаря богу, чье имя город носит. Один из комментаторов «Махабхараты», живший в XVII веке, пишет: «Праздник Брахмы отмечается всеми осенью, когда злаки начинают расти». В Пушкаре, крупнейшем святилище Брахмы во всей Индии (помимо Гаи и, возможно, Брахмпура), проводится праздник, привлекающий десятки тысяч паломников, – это Картик Пурнима с его верблюжьей ярмаркой. Поклоняющиеся Брахме наносят на его изображение в храме мазки оранжевой краски и украшают
