– Равна?
Она кивнула.
– Нельзя ли подойти ближе? Королева так громко думает…
Голос был мальчишеский, но губы его не шевелились. Равна прошла оставшиеся метры. Щенки и мальчик неохотно приблизились. Стало видно, что одежки мальчишки порваны, а на плечах, локтях и коленях какие-то повязки. Лицо он вроде бы умыл, но волосы остались липкими и грязными. Он грустно посмотрел на нее и поднял руки – обнять.
– Спасибо, что прилетели.
Он заговорил тише, уткнувшись ей в грудь, но не расплакался.
– Да, да, спасибо вам, спасибо бедному господину Синепанцирю.
И это снова был его голос. Грустный, но звонкий. Говорила щенкостая вокруг них.
Йоханна Ольсндот подошла и остановилась сразу за стаей. «Ей всего четырнадцать?» Равна протянула девочке руку.
– По тому, что я слышала, ты сама себе спасательный отряд.
Голос Древорезчицы из кареты сказал:
– Так и было. Йоханна изменила наш мир.
Равна взмахом руки обвела трап и освещенный проем корабля.
– Фам там, внутри?
Девочка собралась было кивнуть, но щенки ее опередили.
– Да, он там. Они со Странником внутри.
Щенки отцепились от мальчика и побежали по трапу. Один задержался подтолкнуть туда Равну. Она пошла за ними, а Джефри следом.
– Кто эта стая? – внезапно спросила она мальчишку, ткнув пальцем в щенят.
Мальчик замер в удивлении.
– Амди, кто ж еще?
– Простите, – сказали щенки голосом Джефри. – Я с вами так много разговаривал. Я и забыл, что вы не в курсе.
Последовали мелодичные аккорды, а в конце – человеческое хихиканье. Она опустила взгляд на раскачивающиеся мордочки. «Уж конечно, дьяволенок превосходно отдавал себе отчет в том, что дурачит меня». Загадка неожиданно разрешилась.
– Рада с тобой познакомиться, – ответила Равна, обозленная и очарованная одновременно. – А теперь?..
– Ага, сейчас есть дела поважнее. – Стая запрыгала вверх по трапу. «Амди», казалось, мотало между маниакальным возбуждением и тихой печалью. – Не знаю, чем они там заняты. Как только мы им показали дорогу, они нас шуганули.
Равна пошла за стаей, Джефри держался рядом. Непохоже было, чтобы внутри что-нибудь затевалось. Купол изнутри напоминал гробницу. Вполголоса болтали несколько стражников, и аккорды их эхом отдавались от стен склепа. Но когда было пройдено полтрапа, даже эти звуки стихли, а из откинутого наверху люка по-прежнему ничего не слышалось.
– Фам?
– Он там. – Йоханна стояла у подножия. Они с Древорезчицей смотрели вверх. Девочка замялась. – Не уверена, что с ним все в порядке. После битвы он… такой странный.
Головы Древорезчицы качались, точно королева пыталась пристально разглядеть их против света из люка.
– На вашем корабле такая жуткая акустика. Как люди это выдерживают?
Амди:
– Ай, совсем нет. Мы с Джефри там много времени проводили. Я привык. – Двумя мордами он тыкался в люк. – Не знаю, зачем Фам со Странником нас прогнали. Мы бы посидели себе тихо в другой каюте, и всё.
Равна осторожно прошла между передовых щенков и постучала по металлу корпуса. Люк не был задраен; изнутри доносился шум корабельных вентиляторов.
– Фам, как дела?
Что-то зашуршало, зацокали когти. Крышка люка частично откинулась. На трап излился яркий мигающий свет. Высунулась собачья морда. Равна видела белки ее глаз. «Любопытно, это что-нибудь выражает?»
– Привет, – сказало существо. – Гм, понимаешь… Там напряженка. Фам… Не думаю, что Фама надо беспокоить.
Равна просунула руку внутрь:
– Я не стану его беспокоить, но войти намерена.
«Как долго мы сражались ради этой минуты. Сколько миллиардов жизней положили. А теперь какой-то говорящий пес мне сообщает, что там напряженка».
Странник опустил взгляд на ее руку.
– Хорошо. – Он откинул крышку, позволяя ей протиснуться внутрь. Щенки покрутились у нее под ногами, но, прежде чем Странник одарил их неласковым взором, ссыпались вниз по трапу. Равна этого даже не заметила.
«Корабль» был, по сути, обычным контейнеровозом. Но его нынешний груз, капсулы холодного сна, вынесли, и внутри особо ничего не осталось: ровный пол, сотни крепежных скоб.
Обстановки Равна тоже почти не заметила. Ее захватил свет. И эта штука. Она проросла из стен и сверкала так ярко, что ближе к центру корабля свет едва можно было переносить. Штука снова и снова меняла форму и цвета: от красного к фиолетовому и розовому. Фам восседал, скрестив ноги, залитый этим призрачным сиянием. Волосы его наполовину сгорели. Руки и кисти тряслись, он бормотал что-то на непонятном наречии. Богосколок. Дважды его явление знаменовало катастрофу. Безумная выходка гибнущей Силы… и последняя их надежда. «О, бедный Фам!»
Равна шагнула к нему, но ее удержали зубами за рукав.
– Пожалуйста, не отвлекайте его.
Ее удерживал крупный пес, весь в боевых шрамах. Остальные элементы стаи – Странника – смотрели на Фама. Дикарь, глядевший на Равну, каким-то образом уловил гнев на ее лице. И стая сказала:
– Послушайте, хозяйка, ваш Фам там вроде как в состоянии фуги, он нормальную личность выменял на вычислительные мощности.
«Чего?» Странник жаргон, может, и освоил, но едва ли что понял сверх этого. Фам, наверное, говорил с ним. Она шикнула на стаю:
– Да понимаю я, понимаю.
И уставилась в сияние. Изменчивые формы трудно было охватить взглядом, но они походили на графику, доступную отображению на большинстве дисплеев обычными сечениями многомерных фрактальных пен. В областях самого яркого свечения пена была монохромная, в других местах цвет ее менялся. Свет, вероятно, когерентный: на каждом предмете внутри корабля метались интерференционные пятнышки. Там, где интерференционные зоны сливались, по корпусу при каждой смене цвета ползли темные и светлые полосы.
Она медленно подходила ближе, созерцая Фама и… Контрмеру. А чем еще это может быть? Какая-то плесень на стенах, разраставшаяся навстречу богосколку. Это не просто субстрат данных, носитель сообщения, которое следовало маршрутизировать. Это трансцендентная машина. Равна про такие читала: устройства, разработанные в Трансценденции, но предназначенные для Дна Запределья. В этом устройстве нет ничего разумного, ничего, нарушающего препоны Нижних Зон, но здешнюю природу оно использует по полной, чтобы реализовать замысел проектировщика. Проектировщика? Погибели? Врага Погибели?
Равна подошла еще ближе. Устройство пронизало грудь Фама, но ни крови, ни ошметков плоти не было видно. Равна приняла бы это за искусную голограмму, не заметь, как человек дергается при каждом изгибе Контрмеры. Фрактальные отростки, усаженные длинными зубцами, вгрызались в него. Ахнув, она чуть не окликнула его по имени. Фам не сопротивлялся. Богосколок охватил его так плотно, как никогда прежде, и поразительным образом успокоил. Надежда и тревога неожиданно вынырнули из укрывищ: надежда, что уж на сей-то раз богосколок сподобится поразить Погибель, и тревога, что Фам при этом погибнет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
