Мы беседовали в квартире знаменитого полярного летчика Анатолия Васильевича Ляпидевского1. Это он 5 марта 1934 года первым разыскал среди безбрежных просторов Северного Ледовитого океана лагерь челюскинцев и вывез оттуда женщин и детей. За этот подвиг Анатолию Ляпидевскому – самому первому в нашей стране – было присвоено звание Героя Советского Союза.
– В тот год я и познакомился в Москве с Михаилом Александровичем Шолоховым, – вспоминает Ляпидевский, показывая нам фотографию. – Вот видите, какими мы тогда еще молодыми были! Я еще в чине капитана.
– О многом мы тогда говорили. Шолохов интересовался челюскинской эпопеей. Я, говорит он, в газетах читал про это, но хотел бы, товарищ Ляпидевский, услышать кое-что и от вас лично… Долго расспрашивал об условиях работы в Арктике. Что там за аэродромы, и как мы их разыскиваем среди снежной пустыни. А потом вдруг Михаил Александрович спрашивает: «А охота в Арктике есть? И каких там зверей, кроме медведя, бьют?…» Тут он заметил, что напал тоже на охотника, и дальше разговор у нас шел уже чисто профессиональный. Рассказал я ему про чукчей, что бьют моржей и тюленей на побережье Ледовитого океана. А он меня все расспрашивает: «А из чего бьют да как?» Услышал слово «мейна», требовал объяснить, что такое. Трещина, говорю, от ветра. Оттуда высовывают моржи и тюлени сопящие морды, чтобы набрать воздуха. В эти минуты чукчи-охотники лежат с винчестерами, как мертвые. И собаки рядом – не шелохнутся. И только когда уже морские звери наберут воздуха полные легкие, тогда стреляют по ним. Иначе утонут, а так плавают, как мячики.
Шолохов хохочет:
– Представляю, что за азартная охота! Эх, мне б туда, к чукчам!
– А за чем, говорю, дело стало, Михаил Александрович? Давайте махнем на моем «АНТ-4» на Чукотку…
– С удовольствием бы, но пишу роман о Тихом Доне. Некогда. Вот закончу, тогда мы завалимся по воздуху к этим, наверное, чертовски интересным, чукчам-охотникам.
Ляпидевский огорченно вздохнул.
– Ну а потом – война.
– Читал лишь в газетах его фронтовые очерки и статьи с фронта. Видал у летчиков «Поднятую целину», всю прошитую из немецкого пулемета. В годы войны работал я уже вот с ним, – он вынул из альбома фотографию знаменитого авиаконструктора. На обороте ее размашистым почерком было написано: «На добрую память дорогому Анатолию Васильевичу о совместной работе по созданию нового в нашей авиации. Туполев»2.
– Словом, перевооружили мы свою армию такими самолетами, чтобы в небе, кроме мух, ничего не осталось! Помнится, прилетел я с новыми пикирующими бомбардировщиками в третью воздушную армию к Герою Советского Союза Михаилу Михайловичу Громову. К тому самому, что в 1937 году совершил рекордный перелет Москва – Америка через Северный полюс. В тот день «мессершмиты» сбили наш «П-2». Проносят на носилках обуглившегося летчика. Лица не узнать. Полез я к нему в гимнастерку за документами. Вытащил «Правду», газета вся в крови. И гляжу: рассказ Шолохова «Наука ненависти». Затем поднялись в воздух наши новенькие машины, и стали они сбивать «мессершмиты». Было ясно видно, как один за другим падали горящие стервятники. А когда командир дивизии увидел в кабине моего самолета вот эту фотографию – Шолохов на охоте с собаками, – удивился: «Уж не друг ли твой?» – «Нет, – отвечаю, – просто любимый писатель». – «Да-а, вот этот, говорит, умеет жечь глаголом сердца людей. Утром я прочитал летчикам его «Науку ненависти». И знаешь, ей-богу, не преувеличиваю: никогда за два года войны не видел, как яростно в этот день дрались!»
– Вы читали в газетах о встрече Шолохова с комсомольцами Дона? Там он сказал, что, как закончит роман о войне, собирается написать пьесу.
– Ну, тогда, чтобы попасть во МХАТ, придется билеты за полгода заказывать, – засмеялся Ляпидевский.
– Вы знаете, я иногда встречаюсь с космонавтами. Так вот, Михаил Александрович должен знать, что и Юрий Гагарин, и Валя Терешкова, и Алексей Леонов – все они с нетерпением ожидают выхода нового романа Шолохова «Они сражались за Родину». Хорошо о нем сказал один будущий космонавт, о котором вскоре узнает весь мир: «Когда Шолохов выведет своих героев на орбиту, сразу подымется потолок советской литературы!» Мы верим в мощь и прочность таланта Шолохова так же, как верим в прочность наших космических кораблей.
Показывая гостям фотографию, Ляпидевский заметил с усмешкой:
– А охотник он, видать, заядлый! Будете писать, так напомните Михаилу Александровичу, что Ляпидевский не забыл своего обещания – слетать с писателем на Чукотку поохотиться на моржей у мыса Дежнева. При нынешних скоростях для него эта прогулка по воздуху с ружьем и собаками займет не больше времени, чем езда от Вешенской до Ростова-на-Дону.
Пьеса о колхозе
Мих. Шолохов о своих ближайших творческих планах
Находившийся на днях в Москве писатель Михаил Шолохов в беседе с нашим сотрудником поделился своими ближайшими творческими планами.
– Последнее время я почти одновременно работал над четвертой книгой «Тихого Дона» и второй книгой «Поднятой целины». Работа над ними уже почти закончена. Это, естественно, не означает, что я могу сейчас же сдать оба романа в печать. Отнюдь нет. Отложив на время «Поднятую целину», в настоящее время я засел за окончательную отшлифовку «Тихого Дона».
Уклонившись от прямого ответа на вопрос о судьбе многочисленных героев «Тихого Дона», автор сообщил:
– Я не люблю заранее рассказывать о дальнейшей судьбе моих героев. Могу лишь сказать, что четвертая книга «Тихого Дона» явится последней частью романа. Сдам ее в середине ноября – в начале декабря. После того, как я «освобожусь» от «Тихого Дона», сейчас же займусь отделкой второй, также последней, книги «Поднятой целины».
«Поднятая целина» пойдет в печать в конце декабря этого года.
По настойчивым просьбам театра им. Вахтангова М. Шолохов обещал написать для него пьесу на материале колхозной деревни.
– Вначале я предполагал переделать для театра роман «Поднятую целину», но затем отказался от этой мысли и решил создать оригинальное драматургическое произведение, тоже на колхозном материале. Такую пьесу я даже начал, написал почти половину и временно отложил, чтобы закончить свои романы. Пьесу я пишу впервые, и, сами понимаете, дело это для меня нелегкое. Хочу написать ее к середине 1935 года.
В моей будущей пьесе меня интересует крестьянин в коллективизации, его психология, показ людей в колхозе. Время действия пьесы – первые годы коллективизации – 1931—32 гг.1
Константин Шолохов
На проверке – Михаил Шолохов
От спецкорреспондента «Молота»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
