известию польского современника, Палей отделался от коронного
гетмана тем, что прислал ему несколько бочонков с деньгами; тогда
поляки отошли и расположились на зимовых квартирах в местечках
и селах около Хвастова, а потом скоро совсем удалились оттуда.
Малороссийские летописцы представляют это дело иначе: они
говорят, что Палей, ожидая нашествия польской военной силы на
Хвастов, заранее расположил своих полчан в засаде за лесом, а сам с
прочими полчанами заперся в городе. Стоявшие в засаде ударили
на поляков в то время, когда Палей напирал на них из города, и
таким образом они были прогнаны от Хвастова. Польский историк
говорит, что коронный гетман, как в то время подозревали, был
очень нерасположен к затеям короля Августа начинать войну со
Швециею в союзе с московским государем; напротив, хотел, чтоб, окончивши продолжительную войну с турками, Речь Посполитая
начала бы новую войну с Московским государством. Но в какой
степени справедливо судили о коронном гетмане Яблоновском его
соотечественники, об этом узнается разве в долине Иосафатовой, замечает польский историк. Из дел того времени видно, что
польские жолнеры, возвращаясь из-под Хвастова, терпели от русских
жителей разные поругания и оскорбления. Сам Палей, говорит
1 Регулярная наемная армия, содержавшаяся за счет четвертой части
доходов с королевских имений, так называемой кварты.
530
польский историк, избавившись от польских военных сил, не
только не думал отдавать полякам Хвастова, но продолжал захватывать
под свое владение маетности разных панов и разорять шляхетское
достояние. Так, в мае 1700 года племянник Палея Чеснок с коза-
ками разорил маетность пани Ласковой, а того же года в октябре
палеевские козаки, в соумышлении с некиим паном Самуилом
Шумлянским, напали вооруженные на маетности пана Олизара, поколотили подстарост и урядников, забрали хлеб, стоявший в
стогах, скот, лошадей, хозяйственную, рухлядь, питье в полубочках и
деньги, поступавшие в экономию от арендаторов. В следующую за
тем зиму пан Микульский поссорился с своею соседкою панею
Головинскою, взял от Палея <приповедный лист> для набора
своевольных Козаков и с этими козаками напал на имение Головинской, выгнал владелицу, сжег ее усадьбу и разогнал ее людей.
Дружелюбные отношения Палея к гетману Мазепе стали
охлаждаться. Уже с 1694 года между ними пробежала, как говорится, какая-то черная кошка. Мазепа в своих донесениях в приказ замечал, что Палей становится уже не тот, каким был до сих пор, что он уже
начинает сходиться с поляками, а от него, гетмана, о том таится*, его
собственные полчане говорят о нем, что он на две стороны свою
службу показывает - и полякам, и православному царю, притом
беспрестанно пьет. Но наружно Мазепа продолжал оказывать
дружелюбное внимание к правобережному полковнику, и Палей
приезжал к гетману в гости на свадьбу его племянника Обидовского.
Возраставшая слава Палея, усиливая любовь к нему народа не только
на правой, но и на левой стороне, возбуждала в гетмане тайную
досаду и зависть; все малороссияне видели в Палее истинного козака-
богатыря, а на счет Мазепы никак не могло уничтожиться
предубеждение, что как он ни прикидывается русским, а всетаки на самом
деле он <лях> и пропитан насквозь лядским духом. В таких
отношениях находился глава правобережного козачества с малороссийским
гетманом, когда шляхетство показывало более и более свирепого
раздражения против Палея и всего козачества.
В 1701 году на сеймике Волынского воеводства обязали
отправленных на генеральный сейм послов добиваться, чтобы гетман
коронный привел в исполнение сеймовый декрет 1699 года об
уничтожении козачества, выгнал бы Палея и предал бы <инфа-
мии>1 всю его старшину. В подобном враждебном козачеству духе
отозвалось шляхетство Киевского воеводства в ноябре того же года, выразивши в инструкции, данной своим послам на сейм, домогательство выгнать Палея и уничтожить козачество.
Таким образом, шляхетство южнорусского края выступило
против козачества с решительным намерением снести его с лица
* Лишению чести.
531
той земли, которую Польша считала своим достоянием. В силу
таких настоятельных требований шляхетского сословия король
Август И предписал Палею вывести все козачество из воеводств
Киевского и Брацлавского и распустить конную и пешую козацкую
милицию. Летом 1702 года поляки стали приводить в исполнение
постановление своего сейма и смысл королевского декрета: владетели коронных имений и <дедичные> паны в сопровождении
вооруженной силы кварцяного войска панских отрядов стали
наезжать на украинские городки, домогались изгнания Козаков и
водворения шляхетского господства в крае.
Тогда началось против шляхетства противодействие со
стороны южнорусского народа, грозившее возобновлением страшной
для панов эпохи Богдана Хмельницкого.
Первые признаки такого противодействия показались в Богус-
лаве. Самусь, носивший данное ему королем Яном III звание
наказного козацкого гетмана, прежде жил в Виннице; по заключении
мира с турками поляки удалили его оттуда и приказали жить в
Богуславе с званием только полковника, но вместе с тем поручили
ему быть осадчим, т. е. накликать поселенцев в богуславское ста-
роство. Теперь вдруг назначен был в Богу слав подстароста и
прибыл в этот город отбирать его под свою власть. Саму сю с козаками
приказывали уходить прочь. Но в ту пору в Богуславе у Самуся был
другой козацкий полковник Харько Искра и Палеев пасынок Си-
машко. Новый подстароста тотчас же по своем прибытии стал
обращаться с жителями <досадительно>. За это его убили, а вслед за
ним стали избивать иудеев. По примеру Богу слава то же стало
происходить и в других украинских местностях. Прогнали и частью
перебили шляхтичей и иудеев в Корсуне и в Лисянке, а затем по
новозаводимым слободам начали изгонять польских осадчих, созывавших на жительство поселенцев во имя своих панов. Пасынок
Палея Симашко заохочивал народ к восстанию, хотя Палей
сообщил гетману, что Симашко очутился в восстании случайно. Палей
уверял, что он сам не рад тому, что происходит, и просил дать
совет, как ему поступать. <Не вмешивайся в это дело, а сиди
смирно, как сидел>, - отвечал ему гетман. С своей стороны, Самусь
обращался три раза к гетману, заявляя, что общее желание всех
Козаков правой стороны Днепра - поступить под высокую руку
царского величества и состоять под единым региментом гетмана, признаваемого царем. <Уже изо всех наших городов, - сообщал
Самусь, - выгнали лядских старост, панов и жидов, а многих жидов
крестили; держится у ляхов еще одна Белая Церковь, но все жители
оттуда выбежали, а остались в замке служилые поляки; к ним
пристали те, что ушли туда из Корсуна и Лисянки, да наберется еще
человек пятьдесят шляхты: ожидают они себе из Польши военной
помощи, но мы слышим, что король со шляхтою не в любви. Я
532
поневоле должен был обороняться от ляхов: они ведь мне смерть
задать собрались. Не дают ляхи мне при старости укрух1 хлеба
съесть. Они хотят наших детей в котлах варить>. Самусь объявлял, что непременно хочет воевать с ляхами и добывать Белую Церковь.
Он умолял прислать ему в помощь какой-нибудь полк и заранее
заявлял, что если начнут ляхи его стеснять, то ему ничего не
остается более, как уходить на левый берег Днепра. Мазепа отвечал: <Помочи тебе не подам и без царского указа тебя не прийму. Без
моего ведома ты начал и кончай, как знаешь, по своей воле>. В
донесении своем в Приказ Мазепа приводил соображения, что
Самусь делает это, должно быть, с чужого подущения; сам он человек
простой и необразованный и едва ли без чужого совета додумался
бы до этого. <Бунт распространяется быстро, - писал гетман, -
уже от низовьев Днестра и Буга по берегам этим рек не осталось
ни единого старосты, побили много мещан - поляков и жидов, другие сами бегут в глубину Польши и кричат, что наступает новая
хмельнищина. Впрочем, случившаяся на правой стороне Днепра
смута принадлежностям нашим зело есть непротивна. Пусть
господа поляки снова отведают из поступка Самусева, что народ
малороссийский не может уживаться у них в подданстве; пусть поэтому
