малороссийский не может уживаться у них в подданстве; пусть поэтому
перестанут домогаться Киева и всей Украины>.
По царскому указу в августе 1702 года гетман приглашал
Палея участвовать с своими полчанами в войне против шведов.
Палей отвечал, что рад бы служить царю, да не смеет выходить, потому что на него собираются польские военные силы в Коро-
стышове, и как только он выйдет, так они и Хвастов разорят и
людей православных перебьют. <Всему свету известно, -
выражался Палей, - что ляхи уже не одного сына восточной церкви
удалили с сего света и много христиан мечом истребили в нашей *
достойной слез Украине>. Палей умолял гетмана о помощи (о
ратунку). Но гетман не смел вмешиваться, хотя и писал в приказ, что, по его мнению, было бы можно подать Самусю помощь, только тайно. Гетман сам должен был находиться в осторожности.
Волнение правобережных Козаков против польских панов могло
отозваться соответственно и на левой стороне Днепра, где еще
недавно запорожцы с Петриком возбуждали поспольство против
своих панов. Теперь, как только на правой стороне Днепра пошла
расправа с поляками и иудеями, так и на левой, в Переяславском
полку, стали порываться бить иудеев. Бить ляхов и жидов
продолжало еще для всего малороссийского народа казаться делом
привлекательным; побеги с левой стороны Днепра на правую
увеличивались особенно, когда в народе господствовало
нерасположение к московской власти. Мазепа писал в приказ: <Все поселяне
1 Кусок (от пЪльск. ukruszyc - отломить).
533
на меня злобятся; здесь, говорят, нас изгубят москали, и у каждого
мысль уходить за Днепр>.
Шляхта воеводств Киевского, Подольского и Волынского
оповестила посполитое рушенье1 всей своей братии на усмирение козац-
кого и хлопского восстания, поднятого в Богуславе и Корсуне с под-
ущения Палея. Коронного гетмана, главным образом, просили
выгнать Палея из Хвастова. Посполитое рушенье местного
шляхетства признавалось на ту пору единственной мерою спасения, потому что польское кварцяное войско отвлекалось внутрь государства
для отражения вторгшихся шведов. Между тем Самусь двинулся на
Белую Церковь, написал гетману Мазепе, что хотя замок там
хорошо укреплен, но по причине малолюдства не устоит против него. 7
сентября из табора под Белою Церковью Самусь разослал ко всем
козацким старшинам универсал, в котором извещал, что присягнул
за весь народ украинский быть до смерти верным царскому пре-
светлому величеству и пребывать в покорности гетману Мазепе, что
в настоящее время он с козацким войском находится под городом
Белою Церковью против неприятелей поляков и все с ним
единодушно будут-добиваться, чтобы ляхи с этих пор ушли навсегда из
Украины и уже более по ней не расширялись. <Прошу вас, господа, - выражался Самусь, - приложите все старание ваше, соберите изо всех городов поднестранских охотное товариство в сотни
и тысячи и поспешите стать с нами заодно. Как скоро Бог нам
поможет взять бедоцерковский замок, мы не станем тратить
времени и тотчас двинемся на противников наших польских панов>. Этот
универсал послан был к поднестровским козацким старшинам Ва-
лозону, Палладию и Рынгошу.
Недаром Самусь тогда обратился в поднестранский край.
Начавши от Богуслава и Корсуна, восстание, поднятое Самусем, пошло на запад к Бугу и Днестру. <Хлопы, жадные крови шляхетской, как выражались поляки, поднялись…> Города за городами, села за
селами выбивались из-под господства владельцев, и скоро
восстание доходило уже до Каменца. Подоляне прислали к Палею просить
быть <патроном> народного восстания против ляхов. Палей вначале
хотя и дружил тайно с Самусем, но не выказывался с открытою
враждою ко всем полякам; он, по-видимому, следовал совету
Мазепы - не мешаться в поднявшееся восстание. Но само шляхетство
озлобило его, указывая в своих заявлениях на Палея как на
первейшего врага и добиваясь, как мы уже говорили,, от коронного гетмана
паче всего изгнания этого человека из Хвастова. Поэтому Палей
принял предложение поднестрян и отправил к одному из
подольских предводителей, Палладию, своего неутомимого пасынка Си-
машка и какого-то Лукьяна с своими полчанами. В то же время
1 Ополчение.
534
Палей отправил 1500 своих полчан в другую сторону, к Белой
Церкви, в подмогу Самусю, а потом и сам туда поехал.
Две недели простоял Самусь под Белою Церковью. Козаки
насыпали шанцы. Тут приехал к Самусю от нового коронного
гетмана, Иеронима Любомирского, некто Косовский и объявил, что если Самусь положит оружие и покорится королевской воле, то получит прощение от короля и Речи Посполитой за все то, что происходило в Богуславе, Корсуне и других местах, где были
побиты поляки и иудеи. Самусь отвечал: <Мы тогда будем
желательны королю и Речи Посполитой, когда у нас во всей Украине
от Днепра до Днестра и вверх до реки Случи не будет ноги
лядской>.
Но тут Самусь услышал, что против него на помощь польскому
гарнизону в Белой Церкви идет региментарь Рущиц с двумя
тысячами польской военной силы. Самусь отошел от Белой Церкви
вместе с полковником Искрою и оба двинулись к Котельне, где, как
они осведомились, стояли ляхи. К Рущицу присоединился пан Яков
Потоцкий с надворными хоругвями1 и с ополчением шляхты
киевского воеводства. У Самуся было тысяч около двух своих Козаков и
полторы тысячи палеевцев под начальством. Омельченка. Поляки
были многочисленнее Козаков, но у них происходили нестроения и
взаимные ссоры: Рущиц и Потоцкий не ладили между собою за
первенство. Поляки из Котельни ушли в Бердичев. Козаки 16
октября подошли к этому городу. В это время Потоцкий, желая
перетянуть на свою сторону воинов Рущица, своего соперника, поил их
вином, и когда, таким образом, шляхетские головы были разогреты, вдруг козаки ворвались в Бердичев и начали рубить всех, кто
попадался им под руку; многие в ужасе пустились бежать, но
попадали в воду; сам Потоцкий едва спасся бегством. Козаки, усиленные хлопами, приставшими к ним из соседних сел, разграбили
табор Потоцкого. Рущиц с частью своего войска ушел в замок, но
через четверть часа козаки взяли этот замок, и Рущиц ушел в одной
рубахе к волынской шляхте, стоявшей неподалеку в ополчении.
Весь его отряд был изрублен: Городки: Пятка, Слободище и другие, вслед за Бердичевым, пристали к козакам.
Разделавшись таким образом с польским отрядом, шедшим на
помощь белоцерковскому гарнизону, Самусь с Искрою воротились
к Белой Церкви. Там во время отсутствия Самуся продолжал
стоять Палей, но отходил на некоторое время в Хвастов, оставляя
начальство одному из своих свойственников по жене, Михаиле
Омельченку. Говорили, что у Палея на голове появлялась какая-то
болезнь, но сам Палей шутил над собой и говорил: <Колы не
напьюсь, то и нездужаю>. Носился слух, что он тогда досадовал
* Королевской и-ли магнатской конницей.
535
на Самуся за то, что Самусь не отдал ему булавы своей после
того, как громада подольская просила его, Палея, быть патроном, т. е. руководителем восстания.
Козаки продолжали стоять под Белою Церковью семь недель, и, наконец, этот город был взят ими в исходе ноября. Козаки
овладели 28 пушками и большим запасом пороха, гранат и
свинца. Палей, как рассказывают, в знак торжества въехал туда
шестернею в карете, показывая тем, что он есть пан полковник бе-
лоцерковский. Все три козацких предводителя прислали Мазепе
коллективное письмо, просили принять Белую Церковь под власть
царскую, назначить туда осадчего и уже не возвращать ее ляхам.
После расправы с Белою Церковью Самусь двинулся на
Немиров, где поляки озлобили против себя русских безжалостными
казнями пойманных мятежных хлопов. В Немирове, кроме тамошнего
поспольства, находился польский гарнизон и немного шляхты из
воеводств Брацлавского и Волынского. Козаки в числе 10 000
подступили к городу, и немировское поспольство тотчас передалось
своим единоверцам, а потому город был взят без затруднения. Всех
поляков и жидов истребили, кроме тех из последних, которые
изъявили готовность принять христианскую веру. По известию
современника Залуского, местные хлопы замучили коменданта, обруб-
ливая ему руки и обрезывая губы, а у ксендза - иезуита
