22 января 1777 г. фрегаты Т.Г. Козлянинова прибыли, наконец, в Константинополь (кроме «Северного Орла», который турки даже не пустили в Дарданеллы, заставив остановиться у Тенедоса). Здесь по приказанию капитан-паши на русские фрегаты тотчас же явились досмотрщики с длинными железными шестами, которыми начали прощупывать днища: нет ли там пушек? И хотя ничего подозрительного найдено не было, 24 января А.С. Стахиев прислал на фрегаты срочное уведомление о том, что происками французских дипломатов Порта настроена против пропуска русских судов в Черное море. Еще до прихода русских фрегатов они внушили туркам подозрение в том, что суда нагружены пушками, порохом и прочими боеприпасами и что под видом торговых судов русские хотят провести через проливы военные корабли.{1380} >
Кроме того, прибытие российских судов в Константинополь совпало с очередными перестановками в правящих кругах Турции. Еще при встрече с российским советником лекарь Гобис по секрету сообщил, что «визирь давно бы свергнут был, если бы его банкир Сканави не был должен трех тысяч мешков (300 руб. — Авт.) султанской сестре, которые тот банкир по большей части употребил на визиря потребы». Как оказалось, Гобис располагал достоверной информацией:, 24 декабря Дервиш Мегмет-паша был сменен, а на его место заступил Деренделы Мегмет-ага.{1381}
Хотя в официальных речах новый визирь источал миролюбие, на деле он действовал лишь в угоду турецкой «партии войны». Как пишет Г.Л. Кессельбреннер, «он начисто отказался от реалистического взгляда на русско-турецкие отношения, в какой-то мере свойственного весьма осторожному Дервиш-паше».{1382}
Правда в конце 1776 — начале 1777 г. маленькая надежда еще могла теплиться: капитан-паша по-прежнему занимал достаточно спокойную позицию. Тот же Гобис сообщал русским дипломатам, что «капитан-паша продолжительно благосклонным пребывает относительно пропуска фрегатов в Черное море, внимая, что дальность их пути извиняет их величину, хотя бы два, а не более из них своею величиною верстались и с здешними линейными кораблями».{1383}Кстати, запомним, последний момент, он весьма важен.
Однако развитие Крымского кризиса вскоре перечеркнуло даже призрачные надежды. Ввод российских войск в Крым в марте 1777 г. и смена там хана, произошедшая 29 марта, резко осложнили положение русских моряков в Константинополе. Оно усугублялось еще и тем, что корабли дали течь, а офицеры за неимением денег терпели крайнюю нужду. В этих обстоятельствах местная чернь вновь начала поговаривать о войне.
На требования российского посланника принять, наконец, решение о пропуске фрегатов Порта уже уклончиво заявляла, что не отказывает в пропуске, но просит еще немного подождать. Меж. тем капитан-паша получил приказание о вооружении турецкого флота и об отправлении его в Черное море.{1384} Судьба экспедиции Т. Г. Козлянинова была фактически предрешена.
Лето и осень 1777 г. проходили на фоне нарастающего обострения русско-турецких отношений вокруг Крыма, что только продолжало уменьшать шансы на успешное завершение экспедиции. Более того, осенью Порта выдвинула новое условие для прохода русских судов в Черное море: вывести войска из Крыма и отказаться от поддержки крымского хана Шагин-Гирея.{1385}
Подобные условия вызвали протест с российской стороны, и А.С. Стахиев немедленно подал второй мемориал, тем более что пора к отправлению фрегатов на Черное море миновала. Однако оставаться в здешних водах также было небезопасно «по усугублению с некоторого времени вероломных и смутных обстоятельств, от которых, по всем соображениям и заключениям пожилых здесь людей, надобно напоследок или внутреннего в здешней столице бунта, или же военных предприятий, на что народ теперь от ненавистников мирной тишины неусыпно поджигается разными клеветами как на всевысочайший двор, так и на крымскаго хана».{1386}
Но в Петербурге уже приняли решение о возвращении отряда Т.Г. Козлянинова домой через Средиземное море. В частности, 7 сентября 1777 г. Екатерина II подписала рескрипт, в котором А.С. Стахиеву предписывалось: «Усматривая из последних Ваших депешей от 24 июля, что министерство турецкое остается непреклонно в пропуске наших фрегатов чрез Константинопольский пролив, признаем мы за нужно возвратить их сюда тем же путем, которым дошли они до места нынешнего их пребывания».{1387}
Осталось получить согласие султана на проход фрегатов через Дарданеллы. И оно не задержалось. Вскоре вышел султанский указ, разрешавший русским фрегатам выйти в Средиземное море. Однако выпустить сразу все русские суда турки не решились. Первым вышел к Дарданеллам фрегат «Наталия», за ним — «Павел», а потом — «Григорий». Наконец, 22 октября при благоприятном ветре с Константинопольского рейда вышли в обратный путь «Св. Павел» и «Констанца». В результате к середине декабря все они собрались у острова Тенедос, где встретились с фрегатом «Северный Орел».{1388}
24 декабря 1777 г. российские фрегаты пошли далее в Средиземное море, в порт Ливорно. Порта торжествовала. Придав огласке российский мемориал, турки заговорили о том, что наконец-то российский двор «ощутил неправость своего прежнего настояния о пропуске оных фрегатов на Черное море».{1389}
14 января 1778 г. фрегаты пришли в Мессину, однако сойти на берег русским морякам не дозволили по причине объявленного им карантина. Выдержав его и пополнив запасы, Т.Г. Козлянинов перешел в Ливорно. Попытка усилить русскую морскую силу на Черном море сразу шестью готовыми фрегатами, к сожалению, провалилась. Да и, по правде говоря, как мы только что видели, она была весьма авантюрна: слишком уж важно было для Турции Черное море.
* * *
Таким образом, как сказано выше, все суда, запланированные по программам 1778 г., были введены в строй уже после завершения Крымского кризиса 1777–1779 гг. Правда, в течение 1779 г. флотилия могла получить 4 фрегата (№№ 8–11) и 6 малых судов (2 палубных бота и 4 галиота), но в связи с окончанием кризиса работы на них были приостановлены. Тем не менее, три новых судна флотилия в годы кризиса все же получила — в конце августа и в октябре 1777 г. в строй, наконец, были введены 42-пушечные фрегаты типа «Пятый», оказавшие существенное подспорье боеспособности Азовской флотилии (хотя, как мы отмечали во второй главе данного исследования, их мореходные качества также оказались весьма невысокими).
Сведения о вводе в строй фрегатов типа «Пятый»{1390} Наименование Даты закладки и спуска на воду Даты прихода в Таганрог и вступления в строй Комментарии Фрегат «Пятый» 14 января 1774 г. 26 апреля 1774 г. 3 мая 1777 г. Август 1777 г. С лета 1774 по весну 1777 г. находился в реке Кутюрьме. Достройке и вооружению в Таганроге мешала штормовая погода, поскольку работы по-прежнему приходилось вести на рейде, доставляя грузы с берега на гребных судах Фрегат «Шестой» 16 января 1774 г. 3 мая 1774 г. 18 мая 1777 г. Август 1777 г. С лета 1774 по весну 1777 г. находился в реке Кутюрьме Фрегат «Седьмой» 18 января 1774 г. 2 апреля 1777 г. Июнь 1777 г. Октябрь 1777 г. В 1774 г. строительство было законсервировано; достроен только в 1777 г.
Однако во время данного обострения кризиса вокруг Крыма в 1777–1779 гг. Азовской флотилии все же пришлось рассчитывать, в основном, на уже имевшиеся корабли, многие из которых, к тому же, или были маломореходными, или требовали серьезного ремонта (более того, часть судов просто числилась во флотилии, в том числе затонувшие в Балаклаве корабли 2-го рода «Новопавловск» и «Морея», а также находившиеся «в резерве» прамы). Явный недостаток сил привел к ограничению боевых возможностей флотилии (в частности, таких широких крейсерств у Крыма, как во время войны 1768–1774 гг., организовать не удалось, почему была устроена только надежная оборона Керченского пролива) и возрастанию нагрузки на сухопутные войска в Крыму. Однако флотилия все же внесла существенную лепту: в 1778 г. она не допустила прохода большой турецкой эскадры в Керченский пролив. Действия русских войск и флотилии в итоге заставили турок пойти на мирное разрешение конфликта и подписать в марте 1779 г. Айналы-Кавакскую конвенцию.
Из материалов о состоянии «новоизобретенных» кораблей и прамов к 1777 г.
1. Рапорт Ф.А. Клокачева Адмиралтейств-коллегий из Таганрога от 7 сентября 1777 г.{1391}
Хотя еще прежде главнокомандующий Азовской флотилией от 24 мая прошлого года флота господину капитану Михневу предписывал затонувшие в Балаклавской бухте новоизобретенного рода корабли Морея и Новопавловск если по освидетельству отлить из них воды возможности не будет, разломать, а леса и железо перевозить в Керчь; и они по свидетельству в том же году посыланного туда корабельного подмастерья Пешева оказались подлинно не только ко исправлению, но и к отлитию из них воды, как за многим червоядием, так и гнилостью не способны; однако, за разными невозможными обстоятельствами до прибытия во оную с эскадрою господина бригадира флота капитана и кавалера Круза оставались июля по 4-е число не разломаны, а того числа господин Круз, осмотрев их, и как за изъедением червями и гнилостью, так и за растащением от них некоторых штук деревьев и железа, приказал, чтоб и вовсе пропасть не могли разломать, а леса перевозить в Керчь, и я оную ломку кораблей опробовав, предложил Конторе Таганрогского порта из числа прочих кораблей выключить, а командующему в Керчи предписал по перевозе леса разобрать и сколько окажется к делу годных, оные иметь на случай требующихся судовых починок, а затем негодные разрубить в дрова, а железо, взвесив, записать в приход, о чем оной государственной Адмиралтейств-коллегий покорнейше рапортую.
