себе.
— Но не у всех же большие, черные и свирепые?
— А эта свирепая?
— Очень, — улыбнулся Анфилогов.
— А из чего это видно?
— Она набрасывается на других собак и рвет их на мелкие части.
— Многих изорвала? — улыбнулся наконец и Пияшев, справившись с настороженностью.
— Одну — это уж точно. Не до смерти, правда.
— А жертва — какой породы?
— Кокер–спаниель.
— Окрас?
— Обычный, светло–рыжий, — сказал Анфилогов и тут же спохватился — он сказал больше, чем следовало, больше, чем этот парнишка с розовыми губами и глазами, которые таращились на него с нескрываемым испугом. Получается, что выдал он Касьянина, а это в его планы никак не входило. Но, с другой стороны, на доверительность люди отвечают тем же, во всяком случае, обязаны отвечать доверительностью.
— У меня нет собаки, — сказал Пияшев. — Я в них слабо разбираюсь. Вот кот есть, хороший кот, аккуратный.
Следователь не мог не отметить, что парнишка ведет себя грамотно, во всяком случае, он не так глуп, каким может показаться на первый взгляд. Жизнь, похоже, у него здесь непростая, и вертеться между начальством и крутыми ребятами, которых в этих громадах достаточно… Но выживает, значит, насобачился.
— У меня тоже нет собаки, — как можно мягче и уважительнее произнес Анфштогов, — но овчарку я всегда узнаю.
— Я тоже, — ответил Пияшев, а по сути, ничего не ответил.
Анфилогов помолчал, глядя в залитое солнцем окно, обратил внимание на гардину, светлую кружевную гардину, которая создавала в этой казенной комнатке почти домашнее настроение. И понял: приходит сюда некое юное создание, которое стремится наладить быт молодого парня.
— Хорошая гардина, — сказал Анфилогов и не мог не заметить, как смешался и покраснел Пияшев. — Начальство выдало или…
— Или, — ответил участковый и, кажется, первый раз показал, что отвечать может не только с должностной зависимостью.
— Живется здесь сложно?
— По–разному.
— Понятно. Приходится вертеться.
— Да, приходится вертеться.
Единственный раз за весь разговор Анфилогов перешел границу — спросил про гардину — и тут же увидел перед собой совершенно другого человека — ершистого, самолюбивого, болезненно обостренного.
— Значит, подобьем бабки… Нужен человек, который живет в одном из этих домов, человек, который скорее всего побывал в местах не столь отдаленных, другими словами, отсидел. Что еще о нем можно сказать… По вечерам выгуливает большую черную собаку… Поматериться может, даже без всякой надобности…
Бравирует и отсиженным сроком, и своим положением…
— Все они такие, — произнес участковый вроде бы незначащие слова, но Анфилогов чутко уловил — знает Пияшев этого человека и подтвердил, что он именно такой, каким его описал следователь.
— Что же делать? — следователь сложил руки на столе, приблизился к участковому так, что даже грудью коснулся стола, и уставился на него в упор.
— А что делать… Самое разумное — пойти вечером погулять на наш пустырь… Все они там отмечаются. Не сегодня — так завтра, послезавтра…
— Но собак–то надо выгуливать каждый день!
— Жена может выгулять, девочка…
— Девочка?
— А что им еще делать? — участковый пожал узкими плечами, но понял Анфилогов — пошла информация. Девочку Пияшев упомянул не зря, значит, иногда черную собаку выгуливает девочка.
— Возле нашего дома тоже одна гуляет иногда… С догом. Брючки, свитерок, волосы на затылке в хвост собраны… — медленно проговорил Анфилогов.
— Не обязательно в брючках и свитерке… Можно и в спортивном костюме…
Сейчас многие в спортивных вечерами гуляют… Появились какие–то с отливом, переливом, голубыми разводами…
«Спасибо, — подумал Анфилогов. — Голубой спортивный костюм, девочка с большой черной собакой… Ошибиться трудно».
— Ну что ж, — следователь поднялся, участковый тоже поспешно вскочил со своего стула, с явным облегчением вскочил, надеясь на скорое избавление от настырного следователя. — Благодарю за помощь, за содействие.
— Да какая помощь! — махнул рукой Пияшев. — Так, потрепались и разошлись.
— Потрепаться тоже можно с пользой, — Анфилогов крепко пожал руку участковому. Ладонь у того оказалась узкой, влажноватой, но он бесстрашно сунул ее в мощную лапу следователя. — Как я понимаю, у вас тут на пустыре целый собачий клуб?
— Собираются, — ответил Пияшев. — Во дворе доминошники отношения выясняют, молодежь вон недостроенные дома облюбовала…
— Есть и крутые ребята?
— А где их нету! — участковый передернул плечами.
Анфилогов не мог не отдать ему должное — парнишка твердо выдерживал свою линию — ничего не знаю, разговор ни о чем, благодарить не за что.
— Стаями живут?
— Сейчас все в стаи сбиваются. В одиночку человек не выживет, какую бы должность ни занимал… А крутые… Такие джипы тут у нас иногда мелькают…
Под сиденьями наверняка не только автоматы Калашникова.
— А что же там еще может быть?
— Гранатометы, пулеметы, бомбы, гранаты… Опасная у ребят работа, надо как–то подстраховаться.
— Как же ты допускаешь?
— Это вы допускаете. А если допускаете там, наверху, значит, я должен это учитывать в своей деятельности, — Пияшев улыбнулся Анфилогову, дескать, приятно было поговорить, дескать, поняли друг друга и не будем требовать друг от друга слишком многого.
Уже распрощавшись с Пияшевым, Анфилогов вдруг понял, откуда у молодого участкового столь странная манера поведения — тот, казалось, был уверен, что в его кабинете установлены записывающие, передающие, подслушивающие «жучки», которые не пропустят ни одного его неосторожного слова, да что там слова — жеста не пропустят, взгляда, вздоха. И то, что он при этом вел себя вполне пристойно, назвал какие–то приметы, намекнул, причем достаточно внятно…
Все это уже говорило о том, что не зря он сидит в своем кабинете, что нашел общий язык не только со своим начальством, но и со странными личностями, которые обитали на вверенном ему участке. Изменились за несколько лет взаимоотношения участкового со своими подопечными, условия его работы, да и сами участковые изменились. Хотя нет, правильнее будет сказать, что теперь в участковые пришли люди другого склада, другой закалки. Они стали чем–то вроде посредников между миром криминальным и миром правоохранным. Эти два мира общались, находили общий язык, возможность сосуществовать рядом.
Понимал, прекрасно понимал Анфилогов, что губастенький участковый с равным успехом мог получить и грамоту от начальства, и тысячу долларов от того, за кем обязан был присматривать бдительно и неустанно. С таким же успехом он мог распить бутылку со своими ребятами в отделении и отгулять крутую пьянку с местной братвой.
Едва отошел Анфилогов, едва скрылся за углом, как в кабинете участкового прозвенел звонок. Пия–шев усмехнулся про себя — он знал, что звонок будет, и потому мог позволить себе отнестись к звонившему даже с некоторой снисходительностью.
— Кто это был? — спросил голос с напористым недовольством.
— Ты о ком? — Пияшев тут же согласился с манерой разговора, предложенной собеседником — не назвал
