чёрную воду, навсегда простится и с солнцем, что тут зовут Ярилой, а на её родине — Золотуном. С тоской вспомнила она родной край — лучезарное небо, прозрачный воздух, наполненный запахом соснового леса, и кристальные ручьи посреди чащи. Нет, не суждено ей, рабыне, возвратиться в родные долины и рощи!
Наконец, хрустнул под чьей-то ногой прибрежный песок. Между зарослей ивняка скользит чья-то тень.
«Крутобок?», — тихо шепнула Ненила, не веря себе.
Но нет, это был отец её, несчастный князь Медвежат. Он вернулся за дочерью, потому что понял всё, дрогнуло отцовское сердце, понял он и страдание Ненилы, простил и любовь её к врагу.
Узнал он и то, что хочет она отдаться Крутобоку, а потом утопить горе в Днепре.
Поэтому снова прошёл он сквозь заставы киевлян за дочерью, чтобы спасти её от измены родным богам.
Печально посмотрела Ненила на отца, и он с ужасом увидел, что она готова отдать жизнь за сладостные секунды с Крутобоком.
Напрасно отец умолял её, напрасно напоминал ей про гнев шишиг и леших, напрасно напоминал о долге древлянки. Ненила слушала его с ужасом — оказалось, что отец пришёл не один, с ним в город прокрался отряд проверенных бойцов. Они пришли мстить, а вовсе не только для того, чтобы забрать Ненилу. И для этого Медвежат просил дочь склонить Крутобока к измене.
Ненила не могла вымолвить ни слова — слёзы опять душили её. Попало зёрнышко меж жерновов — и некуда ему податься.
И в этот момент они увидели на склоне Крутобока, который, не подозревая ничего, спешил на последнее свидание. Медвежат спрятался за куст, а киевский воин обнял Ненилу.
Оказалось, что он снова отправляется в поход, чтобы добить врага в его логове — князь древлян убит, и они сейчас слабы как никогда. Влюблённый воин пообещал ей, что, когда вернётся, женится не на княжеской дочери, а на её рабыне.
И тут Ненила раскрыла перед ним свою тайну. То, что она не сказала Волооке, она открыла своему возлюбленному. Ненила позвала его с собой — они убегут в страну древлян и будут счастливы вдвоём. И если боги — неважно какие, судили Крутобоку быть мужем княжеской дочери, то пусть его женой будет она, Ненила.
Крутобок не смог сдержать вскрика: нет, ему тяжело и подумать об измене своим богам, князю и отечеству. Ведь завтра он снова должен вести дружину на Припять…
И тут же, только произнеся всё это, Крутобок увидел в тени фигуру человека — ещё мгновение, и тень скользнула в сторону. Медвежат, треща кустами, бросился бежать. Но не только этот треск раздался на берегу Днепра.
— Изменник! — закричал с вершины утёса старый волхв Бородун, подслушавший весь разговор.
— Изменник! — вторила ему Волоока.
— Изменник! — сжав зубы, процедили бывшие боевые товарищи воина.
Бросились они на своего начальника и скрутили его сыромятными ремнями.
IV
Плакала поутру в своей комнате Волоока, плакала и вечером. Жизнь пошла криво, будто сани со сломанным полозом.
И как вышла она в большой зал-мшенник, так увидела приведённого к отцу Крутобока. Ненадолго он задержался перед княжескими дверями, и за это время Волоока пообещала ему прощение, если он вытравит из своей души образ преступной древлянки.
Но Крутобок только смотрел в сторону, и Волоока поняла, что безразлична этому предателю.
Несмотря на это она прижалась ухом к маленькому окошку, в зал совета.
— Смерть ему! — услышала она голос Бородуна.
— Смерть ему! — услышала она голоса других волхвов.
— Смерть ему! — услышала она усталый голос отца.
Страшная смерть ждала предателя, и повели его на ночь глядя к прибрежному холму. Там Крутобока должны были живым замуровать в ласточкиной норе.
Но Крутобок был готов к той смерти — ведь гибель лучше бесчестия. Он мрачно слушал, как каменщики задвигают вход в пещеру известковыми плитами. Ему предстояла смерть в темноте и одиночестве.
Но вдруг он услышал стон у дальней стены каменного мешка.
Это была Ненила.
Она вернулась в Киев и решила разделить участь своего возлюбленного.
Крутобок укрыл Ненилу своей посконью, отороченной мехом осетра, и подложил под голову ворвань с посолонью. Однако девушка всё равно дрожала в его руках. Не дрожь холода то была, а смертная дрожь. Обнимая Ненилу, Крутобок понял, что она ранена, истекает сукровицей, и вряд ли их счастье будет длиться долго.
И тут влюблённые поняли, что именно в этом и заключено мотовило счастья.
В этот момент над Днепром, уже миновав его середину, пролетала, медленно маша крыльями, печальная Птица-Карлсон.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
29 августа 2017
Реконструкция (2017-08-31)
— Мне не нравится, что ты всё время пьёшь, — сказал Командир, переводя дух.
Видно было, что он ненавидит весь мир, потому что ему пришлось лезть по бесконечной лестнице, а потом пробираться пыльным чердаком на крышу.
— Если бы я воевал в Афганистане, то курил бы всякое. Но ты знаешь, что я туда не попал.
— Мало ли, у вас, питерских, всегда всё перевёрнуто. И слушаешь ты какую-то дрянь. Какие-то двери… Для старпёров это всё…
Малыш выключил допотопный магнитофон, а Командир брезгливо отодвинул бутылки и лёг с ним рядом на нагретую жесть. — А, говорят, что курить даже лучше для здоровья. Скоро, говорят, разрешат.
— Нам много что обещают скоро, — Малыш говорил с Командиром на равных. Тем более, он был бывший командир.
И Малыш сразу же спросил вдогон:
— Куда?
Он знал, что за просьба может быть у Командира, не огород же ему понадобилось полоть.
Ехать надо было недалеко.
— Ты понимаешь, — говорил Командир, — он совсем сошёл с ума. У него был шанс, а теперь его нет.
Малыша немного вело от утренней выпивки, ему уже хватило романтики в прошлом. Да-да, сто тысяч лет необъявленных войн, и вот ещё одна, чужая. И этот полковник, он ведь его знал. Революция пожирает своих детей. Нет, враньё, все пожирают своих детей — и всегда приходят свои — как к Андреасу Нину…
— Какая Нина?
— А это я так, это из Барселоны, вспомнилось просто, — отмахнулся Малыш.
— Вас, питерских, погубит начитанность, вот что.
Малыш пожал плечами. Папа не одобрил бы этой фразы.
— Он становится опасен, — продолжал шелестеть голос над ухом. — Ты должен понимать, он воин-поэт в прямом смысле… Ты пойдёшь на катере…
— К такой-то матери, — сам того не желая, продолжил Малыш.
Он погрузился