class="p1">Б о д а к и. Кто?
Р е д е ц к и. Ты тоже. Все, кто остался в живых.
М о ж а р. Разве Дюкич тебе не писал?
Б о д а к и. Ефрейтор Дюкич?
Р е д е ц к и. Заместитель министра Дюкич.
Б о д а к и. Нет, не писал. Мемориальная доска находится в селе.
М о ж а р. Так почему же Дюкич предложил встретиться здесь?
Б о д а к и. Тут их могила, рядом с часовней.
Р е д е ц к и. Хорошо, что мы сюда поднялись. А то бы так и не знали, что ты жив.
Б о д а к и. Все приедут? (Не дожидаясь ответа, берет грабли.) Пойду расчищу дорожки. (Торопливо уходит на кладбище.)
М о ж а р. Здорово его отделали.
Р е д е ц к и. Кажется, едет Дюкич.
М о ж а р. Не машина, а спальный вагон. Эти деятели экономят государственные деньги только тогда, когда их нужно тратить на нас.
Р е д е ц к и. Или это не он? Я что-то не уверен.
М о ж а р. Друзья, назовите свои имена, а то мы уже перепутали друг друга!
Явление четвертое
Входят трое. Ф о р и ш в сером элегантном костюме, П е т р а н е к — в темном, поношенном, В о н ь о в синем. У всех в руках по букетику.
Ф о р и ш. Брось дурачиться, Можар.
М о ж а р. Назови-ка свое имя и фамилию!
Ф о р и ш. Янош Фориш. Стыдись!
М о ж а р. Ну конечно! Это ты — пожиратель лягушек! (Хохочет.) Сварил в котелке лягушек, а ножки у них торчат… Вся рота плевалась!
П е т р а н е к. Привет, друзья. Габор Петранек — пенсионер.
М о ж а р. И ты пришел?
П е т р а н е к. А разве не надо было?
М о ж а р. Почему же. Однажды ты проводил у нас собрание. Когда я узнал, ты уже уехал домой.
В о н ь о. Фориш и сейчас варит лягушек. Только не таким темным мужикам, как вы, а иностранцам.
Р е д е ц к и. Господин фельдфебель, вы нисколько не изменились.
В о н ь о. Меня, как видишь, не повесили! (Здоровается со всеми за руку.) Один подлец здорово на меня наклепал. К счастью, нашелся честный еврей, он подтвердил, что я спас его от голодной смерти.
М о ж а р. Если память мне не изменяет, вы попали в беду не из-за евреев.
В о н ь о. Вы думаете? А впрочем, псе равно. У тех, кто командует, всегда найдутся враги.
П е т р а н е к. И не такие еще мерзавцы дешево отделались.
М о ж а р. Зато многих других, лучших, черти забрали. Этим я вовсе не хочу вас обидеть, господин фельдфебель.
В о н ь о. Называй меня — господин кельнер. Я работаю кельнером в лягушачьем кабачке Фориша. Заходите как-нибудь, не пожалеете.
Р е д е ц к и. Меня тошнит от одной мысли…
Ф о р и ш. Поджарю тебе пару ножек. Спорим на что угодно, не угадаешь, какая из них цыплячья, а какая — лягушачья.
М о ж а р. Бодаки, оказывается, тоже здесь. Что вы на это скажете?
Ф о р и ш. Сержант?
В о н ь о. Бросьте разыгрывать. Я видел, как он протянул ноги.
П е т р а н е к. Знай я это раньше, можно было бы как-то отметить!
Явление пятое
Входит Д ю к и ч в черном пальто, за ним Х о л л о в плаще цвета хаки.
Д ю к и ч. Доброе утро.
М о ж а р. Этого мало. Представьтесь.
Ф о р и ш. Разве ты его не узнаешь? Мое почтение, господин заместитель министра.
Д ю к и ч. Если не ошибаюсь, мы были с тобой на «ты».
Ф о р и ш (рвется вперед, чтобы первым пожать руку). Очень мило, что ты не забыл этого, занимая высокий пост.
Д ю к и ч. Не помнит тот, кто не хочет помнить.
В о н ь о. Добро пожаловать, дорогой друг.
Д ю к и ч. Только троим я всегда говорил «вы». Командиру роты, прапорщику и вам, господин фельдфебель.
Р е д е ц к и. В последний день нас было семьдесят четыре человека. Неужто остались только мы?
Ф о р и ш. Ошибаешься. Нас было семьдесят шесть.
М о ж а р. Это я докладывал утром о численном составе роты. Редецки прав.
П е т р а н е к. А мы двое, Холло и я?
В о н ь о (подбегает к Холло). Не сердись, я только сейчас тебя узнал. Сердечно тебя приветствую.
М о ж а р. В роте нас было семьдесят четыре солдата.
Х о л л о. Что это значит? Ты и сейчас считаешь меня солдатом штрафной роты?
М о ж а р. Тогда ты был им.
П е т р а н е к. Ты и меня как-то странно встретил.
Х о л л о. Жена была права. Не стоило мне охать!
Р е д е ц к и. Вы что, с ума спятили? Можар просто придерживается фактов.
М о ж а р. В моей деревне не осталось ни одного еврея. Не на кого сердиться, даже если б я захотел.
Д ю к и ч. Все же нас было семьдесят шесть. Вы забыли о тех, чью память мы хотим сегодня почтить здесь, — Рожаша и Шоваго.
Ф о р и ш. Скажи, пожалуйста, с торжественной речью ты выступишь?
Д ю к и ч. Да, как только затвердеет цемент.
Ф о р и ш. Как это понять? Какой цемент?
Д ю к и ч. Председатель сельсовета мне только что сообщил, что мемориальную доску прикрепили неудачно, пришлось цементировать заново.
Х о л л о. Есть еще у нас недостатки.
Р е д е ц к и. Почему именно сейчас, неужели не могли об этом подумать вчера?
Д ю к и ч. Досадно, но что поделаешь, придется задержаться, будет странно, если отметят память наших однополчан без нас.
М о ж а р. Нас было семьдесят четыре солдата.
Д ю к и ч. Важно то, что мы здесь, вместе.
М о ж а р. Рожаш и Шоваго после утренней поверки отправились в Вертипусту.
Ф о р и ш. Верно! Я их искал, они оставили свои пайки хлеба.
Д ю к и ч. Разве это имеет сейчас какое-то значение?
М о ж а р. Нас было семьдесят четыре, а не семьдесят шесть.
П е т р а н е к. Стоит ли спорить об этом все утро?
Р е д е ц к и. Они ушли голодные, тогда как мы позавтракали до отвала.
В о н ь о. Удрали!
Д ю к и ч. Что вы хотите этим сказать?
Х о л л о. Ты же знаешь, на что они пошли?
В о н ь о. Разумеется, но ведь они ушли без разрешения.
Р е д е ц к и. Да, мы еще не сказали, — Бодаки жив.
Х о л л о. Колоссально! Я непременно должен с ним поговорить!
П е т р а н е к. Сколько же нас еще живет вот так, по всей стране и за ее пределами…
М о ж а р (Дюкичу). Не удивляйся, когда его увидишь.
Явление шестое
Появляется А л м е р и, элегантный, усталый, в легком пальто, с букетом цветов в целлофане.
А л м е р и. Надеюсь, я не опоздал?
В о н ь о. Господин прапорщик! Как я рад!
А л м е р и. Пытался следовать за тобой по пятам, но моя машина не чета твоей. Здорово, ребята.
М о ж а р. Когда вы впервые выступили по телевидению, я только глаза протирал — не мерещится ли мне?
П е т р а н е к. Странные вещи у нас происходят. Витязь{180} Отто Алмер толкует, что́ требуется пролетариям, а я слушаю.
А л м е р и. Долг платежом красен. Вы тоже достаточно объясняли мне.
П е т р а н е к. Когда-то мне приходилось сносить, что вы, господин прапорщик, мне «тыкали».
Д ю к и ч. Не обижайте Алмери. Он отличный журналист, образованный и хорошо информированный.
Р е д е ц к и. Что верно, то верно. Он всегда точно знает, до какой грани можно дойти.
А л м е р и. Мне, старина, заказывают материалы не на злободневные, волнующие людей темы, а исключительно на оптимистические.
Б о д а к и выходит из кладбищенских ворот.
М о ж а р. Господин прапорщик, узнаете?
Алмери недоуменно смотрит на появившегося Бодаки.
Б о д а к и (прихрамывая, подходит, вытягивается в струнку). Господин прапорщик, сержант Ференц Бодаки…
А л м е р и. Бодаки! (Пожимает ему руку.) Сильно ты изменился.
Б о д а к и. Да.
А л м е р и. А какой ты был замечательный парень! Самый находчивый разведчик, лучший стрелок,
