по лбу не хлопнул. — в бардачке возьми. Эдвард тебе с хранения выбил.
Арди отвлекся от своих мыслей и, повернув замочное ушко, достал из глубоких недр две картонные коробочки. На каждой из них алым цветом едва заметно мерцала печать « Бри-и-Мен».
Развязав тесемки, скреплявшие коробки, Арди увидел внутри, на бархатных подушечках, по одному военному накопителю красного цвета. Ограненные в форме кристаллов, каждый весом в несколько грамм, они, в своем основании, лежали на миниатюрных, хитрых стальных платформах, которые…
Арди мысленно посмеялся над самим собой.
Эти платформы могли крепится к кольцам. Вот, скорее всего, и вся суть загадочного перстня Давоса. Тот просто служил чем-то вроде кобуры, только не для револьвера, а для накопителя.
— Там кольцо тоже есть, — не сводя взгляда с дороги, кивнул на бардачок Милар. — Пошарь поглубже.
Ардан протянул руку и задел крышку бардачка своим браслетом. Иссини-черный, с белыми полосками, шелковый браслет, когда-то давно подаренный ему Атта’нха. Такой невесомый и незаметный, что юноша и вовсе, порой, забывал, что он его носит.
А еще никто и никогда, почему-то, не обращал на аксессуар ни малейшего внимания и…
— Нашел?
— Что? — Арди очнулся от секундного наваждения. — Да, нашел.
Он достал еще одну коробочку и взвесил ту на ладони. Странно, но ему показалось, что он только что думал совсем не о кольце.
Мысли завтрашнего дня.
Внутри действительно обнаружился перстень причем по размеру точно подходящий для указательного пальца. Сделанный из платины (данный металл лучше всего проводил Лей), с углублением под накопитель, он выглядел несколько вычурно, но выбирать не приходилось.
Арди, потратив несколько секунд, вставил накопитель в кольцо, закрепил его там, после чего мысленно потянулся к хранящейся внутри энергии. Лей красного накопителя тут же отозвалась и мгновенно наполнила звезду до краев. Не прошло, пожалуй, и пары секунд, как Арди уже вновь зажег все семь лучей.
Вот что значит — военный накопитель.
Жаль лишь, что без анализатора, Ардан понятия не имел, сколько лучей осталось внутри кристалла.
А вокруг уже поднимались, по семь, а то и девять этажей здания, а за ними высились небоскребы. Широченные проспекты, громадные тротуары и множество трамвайных путей. Да и дорога, в отличии от заснувшего на зиму Центрального района в Старом Городе, буквально кишела автомобилями, пресловутыми трамвайами и пешеходами, среди которых Арди видел и высоких, стройных эльфов, и низкорослых, широкоплечих дворфов (чьи женщины выглядели едва ли не столь же коренасто, разве что бороды не носили, а в платьях выбирали те, что могли скрыть их… выдающиеся формы), да и даже несколько орчих в шубах, пальто и шляпках, тоже попались на глаза Ардану.
Орчихи куда меньше отличались от людей, чем представители их «сильной части племени». Внешне, если не брать в расчет цвет кожи и миниатюрные нижние клыки, слегка выпирающие из-под губы, они и вовсе напоминали женщин людского рода. С такими же фигурами, того же роста, и даже черты лица у них выглядели не хищными, а мягкими.
В учебниках истории подобная деталь объяснялась тем, что орки, на заре эпохи, в своих набегах на людские поселения, постоянно забирали в плен женщин, потому как кровь орков и людей очень хорошо смешивалась, а человеческие женщины могли давать потомство буквально ежегодно. Орчихам же, после каждого рождения, требовался перерыв для восстановления детородной функции не меньше, чем пять лет.
И, странным образом, в орках-мужчинах подобное смешение кровей никак не отражалось, природной причудой полностью вмещаясь в женщин, сделав тех, за тысячи лет, едва отличимыми от людских.
А затем, после подобной трансформации, пленение женщин стало чем-то сродни обряду охоты.
— Как ты думаешь, Милар? — упираясь лбом в стекло и прокручивая перстень на пальце, произнес Ардан. — Мы действительно можем жить в мире?
— Вспомнил вечер в храме Светлоликого? — хмыкнул капитан.
— Может и вспомнил…
Милар ответил не сразу. Они встали около… как же он назывался… ах да — светофор. Почти как фонарь, только огни зажигались поочередно и, в соответствии с цветом, автомобили могли пересекать перекрестки.
В Старом Городе такие не ставили. Не было возможности протянуть Лей-кабели. А в Новом Городе, пребывающим в перманентной стройке, светофоры буквально на каждом углу. Особенно в районе Тенд, где они и находились.
Районы Тенд и Тендари тоже получили название из-за исторических личностей брата с сестрой, но Арди плохо помнил эту легенду.
— Не знаю, господин маг, — ответил, наконец, Плащ. — Иногда мне кажется, что да, а потом мы с командой приезжаем на какой-нибудь вызов, а там резня. Эльфов с орками, дворфов с людьми, всех против всех или еще какое поскудство. Так что — не знаю, господин маг. Да и дело тут, если рассудить, не в том, как отличаются твои уши, клыки или рост. А в том, что мы все даже между собой в мире жить не можем, а уж друг с другом… не знаю.
Перед мысленным взором Ардана прошелестели страницы писем его отца. Матабар тоже не жили в мире меж своих стай. Резали друг друга, отнимая угодья и охотничьи тропы.
— И в чем тогда смысл твоей работы, Милар?
— Быстро тебя, Ард, в душевную смуту закинуло, — чуть скривился Милар, останавливаясь на красном сигнале светофора. — Хотя я, когда работать начал, тоже этим вопросом задавался. А потом… — капитан замолчал на полуслове и, выруливая с широкого проспекта Солдатского Братства, поехал по небольшой (хотя, для центра, она бы выглядела широченной) улице. — Я вот сейчас так для себя отвечаю, Ард. Если отринуть все эти сказки про наследие царских дружинников, про чувство долга, хоть оно и присутствует, то я просто делаю мир чище. С каждым новым закрытым делом на улицах становится меньше ублюдков. И не каких-то воров, мошенников, грабителей, да и пусть даже убийц, коими занимаются стражи. А прям мрачнейших мразей. Которые сотни людей могут загубить. И орков. И эльфов с дворфами. И прочих Первородных. Вот в этом и смысл. Чтобы жителям Империи, не важно какого цвета крови, длины ушей или клыков, жилось по-лучше.
— А для себя?
— Для себя? — слегка приподнял брови Милар. — Странно слышать от тебя такой вопрос, господин изготовитель мазей от аллергии… А для себя, напарник, — капитан заглушил двигатель останавливаясь у новомодной девятиэтажки. — То я родину свою люблю. И не хочу, чтобы всякие твари здесь бесчинствовали. И еще, чтобы дети мои, когда вырастут, жили в
