– В ваших фильмах много насилия. Как вы можете утверждать, что будете поддерживать правоохранительные органы?
Я также должен был быть готов атаковать. Я понимал, что не смогу одержать верх над Макклинтоном в политике – тут он был дока – и не смогу переговорить Арианну. Единственным способом устранить их для меня было остроумие. Поэтому мы заранее попросили Джона Макса, который пишет для Джея Лино, заготовить шутки и остроты, и отрепетировали их так, чтобы мне не приходилось лезть за словом в карман. У меня был приготовлен ответ на тот случай, если Арианна станет донимать меня налогами. Если бы она стала чересчур назойливой, я мог сказать: «Я знаю, что вы у нас шибко умная» или «Попробуйте пить кофе без кофеина».
Мы сняли студию и отрабатывали дебаты, сидя полукругом лицом к тому месту, где должны будут находиться зрители. Мы повторяли всё снова, снова и снова на протяжении трех дней. Я постоянно напоминал себе: не надо вдаваться в подробности. Будь обаятельным, будь остроумным. Пусть остальные выходят из себя. Пусть остальные говорят разные глупости.
Дебаты привлекли внимание средств массовой информации. Когда я приехал, вся стоянка уже была заполнена машинами. Казалось, здесь проводит свою домашнюю встречу баскетбольный клуб «Лос-Анджелес лейкерс». Перед студией собралось целое море микроавтобусов съемочных групп, спутниковые станции японских, французских и английских телеканалов, а также всех ведущих сетей американского телевидения. При виде того, какое внимание привлечено к этому событию, мне стало не по себе.
Мы расселись на сцене. Нам не разрешили пользоваться подготовленными записями. За шестьдесят секунд до начала я мысленно перебрал все ключевые моменты. «Здравоохранение – что вы собираетесь менять?» – спросил я у себя. Но внезапно оказалось, что я абсолютно ничего не помню о здравоохранении! «Ладно, – подумал я, – перейдем к вопросу пенсионной реформы». Однако у меня в голове было пусто. Мой мозг застыл. Подобный ступор я раза два ощущал в кино, но такое случалось крайне редко. И в кино всегда можно попросить подсказать твою реплику. К счастью, у меня оставалось чувство юмора. «Это будет любопытно», – подумал я.
Дебаты начались с того, что все кандидаты по очереди ответили на вопрос, нужны ли вообще досрочные выборы. Все согласились, что нужны, за исключением Бустаманте, который назвал саму идею их проведения «ужасной». В этом смысле его позиция была уязвимой: он выступал против досрочных выборов, однако в то же время проводил свою избирательную кампанию, «на всякий случай».
Очень быстро кандидаты стали «возбужденными» и «раздражительными», как это впоследствии было описано в прессе. Бустаманте не теряя времени обрушился на отсутствие у меня опыта, предваряя буквально каждую фразу, обращенную ко мне, словами: «Понимаю, вы, наверное, этого не знаете, но…» Однако подобная высокомерная снисходительность сыграла с ним злую шутку, поскольку настроила всех против него, а также дала мне возможность показать, что на самом деле я разбираюсь во всех проблемах. Это произвело впечатление, как и мое остроумие. Когда становилось совсем горячо и все принимались орать друг на друга, я отмачивал какую-нибудь хохму, и зрители взрывались хохотом.
Пару раз мы с Арианной хорошенько сцепились друг с другом. В какой-то момент она объяснила бюджетный кризис прорехами в налоговом законодательстве и неприкосновенностью крупных корпораций. Я сказал: «Арианна, о чем вы говорите? Это вы используете такие огромные прорехи в налоговом законодательстве, что я могу проехать в них на своем «Хаммере».
Опросы, проведенные на следующий день, показали, что я стал лидером. Мой рейтинг подскочил с 28 до 38 процентов, в то время как у Бустаманте он опустился с 32 процентов до 26.
Однако даже несмотря на то, что основными соперниками были мы с Бустаманте, средства массовой информации сосредоточились на противостоянии меня и Арианны. В какой-то момент, когда кандидаты обсуждали бюджет штата, она пожаловалась на то, что я ее постоянно перебиваю, и объявила меня женоненавистником. «Вот как он обращается с женщинами, – заявила Арианна. – Всем это известно. Однако сейчас мы это не потерпим!»
Я насмешливо ответил: «Я только что понял, что у меня есть для вас идеальная роль в четвертом «Терминаторе», подразумевая то, что она смогла бы сыграть роль свирепого Терминатора-женщины. Однако Арианна восприняла это как оскорбление и на следующий день заявила журналистам, что женщины возмущены этим высказыванием. «Полагаю, своими необдуманными словами он окончательно подорвал доверие со стороны избирателей-женщин, что и так уже было его слабым местом», – сказала она.
Арианна старалась привлечь внимание к обвинениям в плохом поведении, звучавшим в мой адрес в различные периоды моей жизни. На следующей неделе, всего за пять дней до выборов, эти обвинения стали центральной темой расследования, опубликованного в «Лос-Анджелес таймс»: «Женщины обвиняют Шварценеггера в том, что он их тискал и унижал». Мои советники были вне себя от ярости: по-видимому, в политике существует какое-то неписаное правило не публиковать подобные материалы за неделю до окончания избирательной кампании. Однако я включился в губернаторскую гонку, будучи готовым принимать на себя огонь. Как я сказал Джею Лино в тот вечер, когда объявил о своем участии в выборах: «Будут говорить о том, что у меня нет опыта, что я бабник, что я жуткий человек, и вообще мне припомнят все грехи… но я хочу очистить Сакраменто». Я не преподносил себя как затворника, который превыше всего ставит моральные устои. Как только я объявил о своем решении, «Лос-Анджелес таймс» отрядила команду журналистов собирать на меня компромат. Кое-какие материалы уже были опубликованы, в том числе статьи о нацистском прошлом моего отца и о том, что я во времена занятия культуризмом принимал стероиды. Мое «правило большого пальца» относительно порочащих обвинений гласит, что если обвинение ложное, нужно яростно сражаться, добиваясь опровержения, а если оно соответствует правде, следует признать все и, если так будет лучше, извиниться. Так что когда появились предыдущие материалы, я, как это уже бывало прежде, признал то, что в молодости применял стероиды, и что, взаимодействуя с центром Симона Визенталя, разыскал новые документы относительно прошлого своего отца.
Обвинения в домогательствах не соответствовали действительности. Однако даже так я порой действительно вел себя неподобающим образом и имел все основания извиниться за свое поведение. В первом своем выступлении на следующий день я сказал, обращаясь к толпе в Сан-Диего: «Многое из того, что обо мне говорят, не соответствует действительности. Но в то же время я всегда повторял, что нет дыма без огня. Да, в прошлом случалось, что я вел себя плохо. Да, действительно на съемках царят те еще нравы, и я совершал поступки, которые тогда мне казались забавными шутками, однако сейчас я понимаю, что оскорблял людей. И я хочу сказать всем тем, кого оскорбил, что я глубоко сожалею о случившемся и прошу у них прощения».
