Но самое главное, для всего этого нужны были деньги! Когда я добирался до постели, я был, как выжатый лимон, и засыпал в момент, когда голова касалась подушки.
Пять дней в неделю я встаю вместе с гимном, как и миллионы советских тружеников. Я падаю с кровати и двадцать раз отжимаюсь от пола. 6.05 — бегу в ванную, умываюсь и минут пять торчу под абсолютно ледяным душем. Вы попробуйте зимой, в холодной квартире, в 6 утра, с похмелья постоять пять минут под ледяным душем — вашим телодвижениям позавидует любая индийская танцовщица! Во время этой процедуры я заливаю половину коридора, бужу всех соседей и оставляю мокрые следы по всей квартире. Пью кофе, одеваюсь и выхожу постоянно в 6.30. От своего дома до м. Пушкинской я дохожу ровно за шесть минут. Если у меня ночует ктонибудь из моих друзей — Скорпион, Португалец или Казимир Алмазов, и на следующий день мне на работу, то каждый из них дает себе слово, что эта ночь, проведенная у меня, — последняя. Такого темпа никто не выдерживает.
Когда я выхожу из дому, начинается кошмар — вот уже полгода меня преследует одна и та же песня, и я знаю, на какую дорожную плиту попадает тот или иной слог куплета. Я и так ни черта не соображаю от шести до семи, а тут еще эта песня, которая прилепилась, как банный лист! Ее все время передают в 6.15 в «Гимнастике»:
Ну почему ко мне ты равнодушна?
Ну почему ты смотришь свысока?
удивляется Андрей Миронов.
Только выйду из дома — начинается. "Ну поче-му (левой) ко мне (правой) ты равно-ду- (левой) — шна? Я уже знаю, на каком месте будет нога на му в слове «почему», и на каком на слоге ка ("свысока"). Я еще год вот так похожу утром, в ритме вальса, на 3/4, и в «Кащенко» будет на одного инженера больше.
В электричке, куда я заваливаюсь в 7.00, я прошу человек десять из вагона разбудить меня через сорок минут и засыпаю мертвецким сном вне зависимости от позы. После лагерей и ночных смен прекрасно могу спать стоя, как лошадь.
???
14 февраля, четверг. Я ездил в этот день в г. Видное. Возвращаясь, зашел к майору Пятнице. Туда позвонил Хан и сказал, что они с женой не прочь развлечься.
— Хан! Мы можем съездить в «Арбат», — предложил я.
— Не-ет, «Арбат» ломает, уж очень бардачный кабак.
— Хочу в бардачный, — заорала в трубку его пресловутая жена.
— Ладно, пойдем в «Арбат», — смирился Хан, только ты нам такси оплатишь?
— Оплачу, — ответил я. (Каков вопрос — таков ответ.)
Пока мы ждали Хана, а он опоздал минут на сорок, майор Пятница объяснил Укропу — поэтическому физику (или физическому поэту), автору песни "Крутится волчок" и Мартышкиному спонсору как бумажным клеем заклеить резину на колесе и как использовать красное вино в качестве замены тормозной жидкости.
После длинного Show мы с Ханом гуляли по ресторану и, конечно, "совершенно случайно" встретили Мартышку.
Я познакомил их. Через пару минут подошел Укроп, забрал Мартышку, и они уехали. Нельзя сказать, что он испытывал явное удовольствие от нашего с ней знакомства.
— Что-то она мне не по кайфу, какая-то она прямоволосая, поморщился Хан.
Можно подумать, что Мартышка собиралась отдаться ему в фойе ресторана и загвоздка была только в структуре ее волос.
— Ты так же разбираешься в женской красоте, как свинья в апельсинах, — польстил я Хану.
Мартышка была удивительно хороша. В ее огромных темных, слегка подтянутых кверху глазах светилась не наглость всезнающей проститутки, а что-то такое невинно-сексуальное и добродетельноэротическое. Своей необычной походкой, — казалось, будто она ходит боком, — Мартышка заслужила себе если не славу, то уж во всяком случае, яркую индивидуальность — не спутаешь ни с кем. Мне рассказывали, что Мартышкины поклонники, приходя в цирк уже после ее ухода, обычно спрашивали: "А где та девушка, которая боком ходит?" Но, несмотря на всю ее привлекательность, в ней было что-то плебейское. Я даже не могу сказать что. Может быть нос, или уши, а может, то, что она действительно была похожа на обезьянку.
Так что сравнение мытищенской Мартышки с бальзаковской г-жой дю Валь-Нобль было чисто условным. А уж Катино замечание, что Вивьен Ли в роли Скарлетт напоминает Мартышку, и вовсе не льстит англичанке.
???
Я уже три дня не видел Катю, и к субботе настроение стало совсем поганым. Я зашел к Хану. Особого восторга по поводу моих контактов со Шкатулкой Хан никогда не выражал, гораздо больше по душе ему была западногерманская Клара — как никак, а все-таки «бундеса». Хановский скептицизм приводил меня в чувство и возвращал с небес на землю. В свое время я платил ему тем же, но он все равно женился. В этот день мы смотрели «Банзай», и, хотя на мелодраму он похож не был, на меня нашла чертова сентиментальность, от которой я не мог отделаться весь вечер. Я не знаю, отчего возник этот приступ меланхолии, но факт то, что когда Хан с Картиной уже легли спать, я заправил слезами авторучку и сел писать.
— Ты что, уже совсем больной? — спросонья пробурчала Картина.
— Да иди ты…
— Нет, ну правда, что ты там пишешь?
— Письмо Шкатулке.
— А давай напишем вместе.
— Давай.
Так мы сели писать любовные письма Кате Мороз. Лимит 5 минут. Мат запрещен.
Картина Родионова — от моего имени — Кате Мороз.
Душенька моя! Моя мозглявая козочка Катенька Мороз!
Жду-не дождусь того момента, когда смогу назвать тебя своею и прижать к своей сильной волосатой груди твою нежную лебединую грудку! 0!.. 0!.. Одна мысль об этом лишает меня сна, моя телочка! По ночам я ворочаюсь и все думаю, как ты там, с кем ты. Но нет! Не могла любовника пригреть эта чистая грудка! 0! Как я страдаю!!! Я убью его! Убью тебя! Убью, может быть, и себя самого! Но ты, гадина, жертвы моей не достойна. Я не ем, не сплю, забросил физкультуру и лить стал с горя.
Но я, я, любимая, не достоин твоей любви! Намедни на конюшне, что насупротив рынка за цирком, поимел я ненароком подругу твою Мартышку, хоть и страдал при этом ужасно Попутал нечистый.
А все ты, с..с. обаака повинна, что отказываешь мне, молодцу, в законном моем удовольствии. А чаще все хожу в «Космос», пью горькую, да гадаю, не потопиться ли мне в бассейне тамошнем и покончить разом жизнь свою бесшабашную, что постыла мне без тебя, моя курочка.
Целую тебя в твой теплый еще от моей ласки животик. Жду ответа, как соловей лета.
P.S. А ты, паскуда, если хоть раз мне изменяла, я тебе рукиноги пообломаю и матку на голову твою глупую натяну.
От собственного смеха Картина прослезилась и так родилась
Легенда о6 утраченной нежности, или аромат вина
В маленьком домике на берегу пруда было светло и тихо. Ловко работая спицами, Жара вязала чулок, и веселые петли ложились под ее рукой причудливым ровным узором. На окне под хрустальным чехлом цвела роза, и имя ее было Нежность, но Жара об этом не знала.
По временам она прерывала работу, чтобы немного пусть хотя бы разочек постоять на голове — как истая женщина, она ценила разнообразие, и тогда непослушный клубочек скатывался у нее с колен и исчезал в траве за порогом, словно тонкая нить Ариадны манила ее за собой, навстречу Любимому.
Она часто была с ним жестока, — Жара сознавала это сама, — и порой без причин терзала Любимого, заставляя мучиться беспрестанными муками ревности — все эти Виллксы и Эшли Луи!. Но сердце у Жары было, в общем, доброе, и меру терзаний она угадывала всегда, кроме, пожалуй, случая, когда потерямши рассудок от горя, Любимый ударил ее по щеке свернутым в жгут журналом «Работница», внутренним жарким своим чутьем.
Но беспечен бывал и он, — как тогда, когда бросил ее холодным декабрьским утром на произвол шоферу такси, одну и без копейки.
0! Жара не умела прощать обиды! И Любимый платил сполна. Он молил, унижался и ждал, готовый пожертвовать всем достоинством, сном, карьерой, но она говорила «НЕТ».
Он был в ярости. Крик его жег, как удар бича!
Но она отвечала «НЕТ».
И когда, призвав в помощники Разум, он подолгу пытался ее убедить, ОНА ВСЕ РАВНО ГОВОРИЛА «НЕТ»! И он уходил, согбенный под тяжестью своей непосильной ноши.
И, наконец, совсем обезумев, он ей крикнул с вершины холма:
— Девственность — чемодан без ручки! Тяжело нести — жалко бросить!
Но она отвечала только, что не будет знаток пить залпом дорогой и густой ликер, от кого-то услышанной фразой.
И Любимый ушел, как обычно, печальный.
Он молил о жалости, сочувствии, понимании, — но ответ его ждал один.
И тогда холодным ноябрьским утром ОН ПРЕДЛОЖИЛ ЕЙ ДЕНЕГ!
И Жара согласилась.
"Я отдамся за миллион", спокойно произнесла она, обнажая в холодной усмешке свои мелкие белые зубки.
И он понял, что добудет ей деньги.
Ну, конечно! Как не понял он раньше. МИЛЛИОН!!! Миллион он отдаст за ее улыбку — за пустую улыбку этой глупой бездушной куклы! Этой ведьмы! Этой ссс-обаки!
