– Нет. Потом скажу, не мучай меня. Ну, так ты будешь слушать?
– Конечно. Говори, рассказывай. У твоего деда отсутствовала левая нога, мне это известно. Он потерял ее на фронте, или как?
– Ну вот, про это щас ты и услышишь Значит так. (Полностью восстановив в памяти все детали).
Дед Семен уехал на войну молодым, еще не женатым. Потом он женился, породил моего отца. Видимо поэтому и мой отец был не из мира сего. Все – таки в жилах текла не совсем нормальная кровь. Ну, неважно, короче. И вот, все что с ним произошло на фронте, потом совершенно случайно я подслушал ночью, когда дед Панкрат, товарищ моего деда по фронту, пересказал соседу, дяде Пете на балконе одним летним вечером. Как теперь я слышу его голос, как теперь я вижу это все.** «1941 год. Декабрь месяц. В лесу было тихо и пахло снегом. Между гигантских черных елей петляла лесная дорога. Стоял нешуточный мороз, потрескивали деревья, и казалось, что хрустальным звоном отзовется в студеной тишине любой звук. Красиво было.
Однако послышавшийся вскоре шум мотора развеял наши иллюзии. Мы прислушались, шмыгнули носом и поглубже зарылись в сугроб, окинув мимолетным взглядом небольшие холмики около дороги, из которых поднимался от дыхания едва заметный пар. На дороге показался мотоцикл с двумя фрицами в квадратных касках и темно-серых шинелях с крестами в петлицах.
За ними из-за поворота выполз небольшой бронетранспортер с пулеметной башенкой, из которой за лесом следила пара внимательных глаз. Немцы ехали медленно, поминутно вглядываясь в заснеженную чащу – они знали, что в здешних лесах неспокойно. У Семена немного задрожали колени (я это заметил), и на мгновение потемнело в глазах. А казалось бы, должен был уже привыкнуть – сколько было таких засад, сколько стрельбы и трупов, а все равно каждый раз одно и тоже.
Все произошло довольно быстро, неожиданно, нечаянно, невзначай, нехотя, случайно. Две гранаты, треск немецкого пулемета, пара вскриков – и все было кончено. С мотоциклистами мы расправились в первую очередь и начали уже их разделывать – предстояла долгая голодная зима. Из бронетранспортера извлекли трех контуженных – пулеметчика, механика и девушку в эсэсовской форме.
Девушка была без сознания. Быстро добив немцев, распихали партизаны мясо по вещмешкам, распределили оружие, патроны и другие трофеи и в нерешительности остановились перед девушкой. Надо было торопиться, пока не подоспел патруль, тем более что она начала приходить в себя, и пора было принимать решение. В конце концов, Семен подозвал к себе Степана, самого дюжего из нашего отряда, забрал у него вещмешок и шмайсер, и молча кивнул на девушку. Со знанием дела Степан тихонько шлепнул девушку по голове рукояткой пистолета, взвалил ее на плечи, и в полном молчании отряд двинулся в глубь леса.
***
После того, как через деревню прошли немцы, Семен решил уйти в лес. С нами пошло еще несколько партизан. Мы ушли без баб, с топорами, некоторые – с небольшими ножами, а иные – и с ружьями, они забрались в самую глубину украинских лесов, которую про меж себя называли Медвежья жопа.
Построили шалаши и зажили довольно неплохо. Время от времени из соседних деревень к нам приходили еще люди, и к августу в Медвежьей жопе было около 40 человек – все здоровые мужики. Летом проблем с едой не возникало – лес кормит. Но чем ближе подступала зима, тем меньше становилось пропитания. Когда в декабре голод стал невыносимым, мужички собрались решать – как быть. И порешили. Первым съели бывшего председателя колхоза.
Во-первых, самый старый, а значит, все равно помереть может, а во-вторых – уж больно не любили мы его, в мирное время с нас три шкуры он драл.
Очень быстро все произошло – на председателя накинулось четверо (без меня), он подергал ногами и обмяк.
Не повезло второму. На Алешку упала огромная сосна. Когда его достали – он был еще жив, но переломаны почти все ребра и исковеркана нога.
Поскольку выходить его не было никакой возможности (да и не хотели особо мы этого), участь Алешки была предрешена.
А потом стало легче – в отряд пришел еще один мужик и рассказал, что совсем неподалеку на одной из лесных дорог шальной снаряд разнес немецкий патруль. Поселенцы подорвались, и в распоряжении обитателей нашей Медвежьей жопы оказалось 4 автомата, пара пистолетов и 4 мороженых немца, которых хватило на 2 недели. С тех пор осмелели, и стали мы с товарищами изредка подкарауливать немецкие патрули – исключительно в целях пропитания.
***
«Неудобная, сучка», – пробормотал Степан, когда отошли уже довольно далеко. «Неси, неси», – одними губами улыбнулся Семен и мельком окинул взглядом девушку.
Принесли Сучку в землянку, раздели и по очереди, с расстановкой изнасиловали во все доступные щели. Периодически Степан шлепал Сучку по попе, по бокам, а потом по голове. И снова она отключалась, произнося по-немецки какие-то обрывки фраз.
Сучке сделали клетку и поселили в землянке покойного председателя.
Трахали ее каждый день и по очень многу раз, так что в скором времени она немного сошла с ума, и на все была согласна. Трахал Сучку Семен не больше и не меньше, чем все мы – в партизанском отряде был установлен определенный порядок. Надо сказать, что в Сучке иногда просыпался рассудок, и тоненьким слабым голоском с ужасно вытаращенными глазами она что-то лепетала, захлебываясь, и прижимала к груди обмороженные руки.
Однако никто не знал языков, поэтому ее трахали дальше, заткнув ей просто рот.
Иногда она принималась биться и кричать – тоже слабым тоненьким голосом – тогда ее немного били и насиловали дальше. Если бы знала Сучка, в какой глуши она находится, то, наверное, окончательно сошла бы с ума от безнадежности. Кормили Сучку как придется, то есть почти не кормили.
Через месяц такой жизни Сука практически перестала реагировать на окружающую действительность и большую часть времени практически без движения лежала в своей клетке. Нельзя сказать, что мы обращались с ней так из ненависти к фашистам: просто по нескольку месяцев у нас не было баб, а держать ее вне клетки – так сбежит, а в лесу заблудится и замерзнет. Не звери же в конце концов. Да и в отряде не хотели ее смерти.
Все шло хорошо, но однажды в одно прекрасное утро Сучка исчезла. Клетка была сломана, а ее самой нигде не было. Учинили грандиозные поиски, облазили все окрестности, но безрезультатно. Когда уже стемнело, все понуро возвращались домой, прекрасно понимая, что на следующий день точно не удастся изловить немку. Обычную русскую бабу мы могли бы поймать и трахнуть, сколько влезет, но почему-то не могли решиться на это – не изверги же.
В землянку вошел Семен и зажег лучину. Отдышавшись, отошел он в угол, нагнулся и раскидал мерзлую землю, под которой обнаружился хвойный лапник. Убрав ветки, Семен сел на край недавно вырытой ямы и посветил вниз лучиной. На земляном холодном полу в полном беспамятстве лежала Сучка. Посидев немного, Семен крякнул, спрыгнул вниз, рванул на себя Сучку, завязал ей рот тряпкой, повернул к себе задом и стал жестоко трахать в попу. Кончив, Семен достал трофейный нож, и отрезав Сучке уши, начал сосредоточенно их жевать.
Мясо Сучки понравилось Семену. На следующий день Сучка не досчиталась пальцев на ногах и кисти руки. Спустя несколько дней, безжизненное, немного распухшее тело было похоже на куриную тушку. Но Семена это не смущало, ему нравилось трахать мертвую и даже уже начавшую пованивать Сучку.
Так прошли две недели. А потом кто-то из мужиков (не помню, кто точно) случайно заглянул в землянку Семена и все обнаружил. Семен в это время находился неподалеку, он сразу понял – пора. Развернувшись, он бросился в лес. На его счастье, мы не заметили бегства, и Семен беспрепятственно достиг опушки. Далее его путь лежал в райцентр, где находился немецкий штаб.
Выложив перед офицерами документы и форму Сучки (он эти вещи всегда носил в своем заплечном мешке), он поведал им ужасающую историю о зверствах русских партизан.
Семен рассказал, где прячутся его бывшие товарищи, то есть мы, сколько их, и какое у них оружие. Тотчас в Медвежью жопу был выслан отряд карателей, и добрый майор предложил Семену стать полицаем. Семен недолго колебался, и уже через полчаса он щеголял в немецкой новой форме. Ему выдали карабин, а на руку повесили красную повязку со свастикой. Он демонстративно кушал булку с маком, довольно прохаживался по поселку.
К вечеру отряд карателей вернулся с победой. Партизаны были уничтожены.
Только нам (мне, Мишке и Степану) удалось скрыться. Улегшись спать, долго ворочался Семен, и не мог сомкнуть глаз. Не давало ему покоя запах, который он ощутил в Медвежьей жопе. Странный запах, исходящий от Сучки, из лесу, заставлял его дергаться. И еще! Под открытым небом лежит чуть схваченное легким морозцем свежее мясо. К трупному запаху и мясу он привык.
